— Пожалуй, нам пора в путь, — сказал наконец Тануки. — Большое спасибо за интересную беседу. Может быть, вы останетесь с мудрым Дарумой, уважаемая выква? Вам же не обязательно путешествовать.

— Ах, не знаю, что и сказать! Жаль расставаться с вами… Но, пожалуй, я согласна!

Общими усилиями выкву посадили у хижины. Настало время прощаться. Дарума и выква долго махали вслед. Теперь обезьяна Сангоку заметно повеселела. «Может, я чем-то и обязана этой заученной тыкве, но это не значит, что я могу долго терпеть все эти премудрости!» — заявила она.

Скоро друзья достигли дома, где жил Тануки. Он познакомил Дзиро с дровосеком и его дочерью. Обезьяна Сангоку созвала всех своих знакомых и родственников. Тануки раздобыл съестных припасов, и устроил пир — если не на весь мир, то на всю деревню. Говорят, получилось очень весело!

Обезьяна Сангоку ушла в лес и сделалась вождем обезьяньего племени. Ей надоела кочевая жизнь, полная тревог и опасностей. Она мудро правила своим народом, а по вечерам рассказывала подданным истории из своей жизни о хитрости и героизме простой японской обезьяны. Дзиро Шишка так и остался жить в доме дровосека. Он женился на его дочери и, говорят, не жалел об этом. А Тануки пережил массу приключений и со временем обзавелся семьей. Но это уже другая история. Однажды, когда Тануки играл со своими барсучатами, прилетел ученый скворец с письмом от Дарумы. «С прискорбием извещаю вас, — писал тот, — что выква, чье общество столько лет было для меня величайшей радостью, перешла в лучший мир. Мы лишились мудрейшей из тыкв. Пять лет, проведенных в философских беседах с нею, были лучшими годами моей жизни. Я был бы безутешен, если бы не то обстоятельство, что от выквы осталось более двух тысяч семян. Я разослал их всем знакомым отшельникам, дабы и они могли посадить у себя это благородное растение. Теперь им никогда уже не будет тоскливо и скучно».

Говорят, что это одна из причин, почему в Японии с давних пор так много мудрецов и отшельников.

Облачная сказка

Дело было в облаках, да при северном ветре, в маленьком затончике, в облачном заливчике, в детском садике. Маленькая тучка Эвва-а играла дождевыми каплями и лоскутками тумана. Тихо и темно было в затончике, но иногда соседние взрослые тучи, тесня друг друга, расступались, чтобы пропустить кого-нибудь из высокопоставленных кучевых облаков, и луч солнца проникал в залив, а Эвва-а, смеясь от радости, подбрасывала капли воды — и они превращались в радугу. Облака, как известно, бывают разные — большие и малые, перистые и кучевые, белые и свинцово-черные, а еще бывают скучные серые тучи, которые не имеют ни определенной формы, ни собственного мнения, и всегда плывут туда, куда и большинство их сограждан.

Как-то раз затеяли маленькие тучки игру в прятки. Эвва-а притаилась за лоскутом тумана и ждала, когда же ее отыщут.

— Плохо прячешься, — пропищал Сизмик, щуплый клочок темно-серого облака, маленький, но вредный. — Так тебя сразу найдут. Надо спуститься ниже, как можно ниже, и там ждать. Спускайся, а я за тобой!

Эвва-а послушалась, и стала спускаться вниз, все ниже; так глубоко она еще не бывала.

— Сизмик, ты здесь? — спросила она.

— Здесь, здесь! — ответил Сизмик, но дальше спускаться не стал, а опрометью побежал закладывать строгой воспитательной туче Кути-е свою спутницу — отчего она гуляет, где не велено?

А Эвва-а ничего не заметила. Она плыла над землей, разглядывая поля, холмы, странные образования зеленого цвета — леса и деревья — и не заметила, как переменился ветер.

Ветер изменился неожиданно, с северного на северо-западный. Захлопали паруса, заскрипели снасти, заиграли трубы, и весь облачный город начал готовиться к повороту. Воспитательная туча Кути-е в спешке загоняла детей в затон — тут уж было не до счету.

Уже потом, отдышавшись, — а была она весьма тучной особой, Кути-е спросила;

— Дети, кто-нибудь видел, где маленькая Эвва-а? Похоже, она потерялась и теперь придется ее, негодницу этакую, искать!

— Незачем ее искать! — закричал Сизмик. — Я знаю, я видел — она сама нарочно взяла и растаяла! Я говорил, что так нельзя, но она меня не послушалась!

— Дети! — сказала Кути-е, — Эвва-а поступила очень плохо. Делать так — невежливо, безрассудно и непатриотично. Никогда так не поступайте. А сейчас споем нашу любимую песню.

Тут они стали петь хором веселые песни, и крепко-накрепко забыли о маленькой Эвве-а — никто не умеет забывать так быстро, как облака.

А Эвва-а по-прежнему летела над лесами на север. Так частенько бывает — наверху ветер дует в одну сторону, а внизу совсем в другую, но Эвва-а не знала об этом. Время шло, ее все не находили, и, соскучившись, она стала подниматься наверх. О ужас! — там не было никого: ни детей, ни воспитательницы, и весь облачный город куда-то исчез.

Невозможно описать отчаяние маленькой тучки: ведь Эвва-а впервые осталась одна. Она металась по поднебесью, звала и плакала, но услышать ее было некому. Возможно, она бы изошла слезами и растаяла; такое часто случается с тучами, но почему-то Эвва-а не стала этого делать. «Будь что будет, — решила она, — а я все-таки постараюсь найти свой город». И, перейдя от отчаяния к надежде — настроение у маленьких тучек меняется быстро, она полетела дальше.

Ветер наверху был холодным и сильным, и Эвва-а снова опустилась вниз. Теперь она плыла над лесом, едва не задевая верхушки берез.

— Смотри, мама, как низко летит это облачко, — сказал маленький мальчик. — Оно похоже на девочку.

— Смотри лучше под ноги! — ответила мама. Они как раз искали грибы.

Эвва-а тоже видела людей — маленькие фигурки, ползущие среди деревьев, но ей не приходило в голову с ними заговорить.

Леса сменялись полями, среди полей возникали скопления прямоугольных выступов с квадратными отверстиями, и вновь начинались леса. Здесь Эвва-а повстречалась со стайкой перистых облаков. Эти облака, как правило, бывают незлые, но очень уж легковесные. Они носятся туда-сюда по воле ветра, и в их редких волоконцах вряд ли есть хоть капля разума; но Эвва-а была рада и этой встрече. Она полетела следом, разглядывая их. Перистые облака все время менялись, как бегущая волна.

— Постойте, — взмолилась она, — милые тучки-бегучки! Мне так одиноко и страшно, возьмите меня с собой!

— Мы не можем, не можем, не знаем, — хором отвечала стая. — Все меняется, все превращается, то, что было, тотчас забывается. Кто ты, кто ты, мы не знаем тебя!

Перистые облака улетели, и Эвва-а снова осталась одна. День клонился к вечеру, дивными красками расцветал закат. Эвва-а видела такое впервые, ведь ей от роду было всего один день. Она залюбовалась чудесной картиной; но вот солнце село, краски погасли, и взошла луна. Туман потек над землей.

Эвва-а пробиралась сквозь клубы тумана, волнистого, не помнящего родства. Она чувствовала себя очень одинокой, и некому было ее пожалеть. Высоко над ней плыла полная, слегка на ущербе, луна. Ей тоже было одиноко среди высокомерных звезд, но она не замечала маленькую тучку.

Скоро Эвва-а почувствовала голод и слегка перекусила ночной росой и вечерним туманом. Вынырнула из тумана она уже гораздо бодрее и долго плыла под черным небом, любуясь на звезды. Потом ее стало клонить ко сну, и она задремала. Во всяком случае, ей приснился сон. Строгая воспитательница Кути-е распекала ее за неведомые прегрешения и грозила выгнать из детского садика.

— Но что я сделала?! — воскликнула Эвва-а.

— Милое дитя, — сказала Кути-е не своим голосом.

Тут Эвва-а проснулась и обнаружила, что уже совсем светло, а над ней склонилось большое белое облако, напоминающего ветхого, но еще крепкого старца.