– Да… нет… нет… да… – засмущался Оселок.

А Моторолерчик, чтобы поддержать разговор, вежливо спросил:

– Это вы для своего домика такую замечательную ветку несёте?

– Для Одувана, – вздохнув, буркнул Жучок и заторопился куда-то.

На фару Оселка села Бабочка. Она была крошечная и почти невесомая. Но странное дело: от прикосновения ее лёгких крыльев куда-то улетучились все страхи и сомнения.

Маленький Мотороллерчик, отъехав чуть в сторону, увидел озеро. Озеро было большое, неподвижное и величественное. Как небоскрёб. Только в небоскрёбе нет ничего таинственного, а в озере – есть. Это Мотороллерчик понял сразу.

Но времени любоваться озером не оставалось. Время, хотя и не ощущалось, но всё равно шло вперёд. Оно всегда так делает.

Одуван находился где-то рядом, и его ещё предстояло победить.

Маленький Мотороллерчик подъехал к Жирафу, намереваясь спросить его или Пипа, где найти Одувана, и вдруг Лес ожил.

По небу взад-вперёд заспешили птицы. Казалось, они решили заштриховать собой небо.

Деревья зашумели, предупреждая друг друга об опасности.

Трава клонилась к земле, будто пряталась.

Цветы закрывали бутоны. (Бутоны – это ведь дети цветов. А цветы, как и все жители Прекрасного Леса, первым делом думают о своих детях).

Заяц замер посреди поляны. Он совершенно не представлял, куда бежать. Увидев Оселка и Мотороллерчика, он решил, что в Лесу появились пришельцы. Заяц завертелся на одном месте, как буравчик, и растворился в тумане.

– Одуван, – прошептал Жираф, и шея у него задрожала.

По дрожащей шее, как альпинист, медленно и осторожно сполз Пип. Он встал рядом с Жирафом и принял боксёрскую позу, приготовившись к бою.

– Вы твёрдо решили драться с Одуваном? Твёрдо решили? – успела крикнуть друзьям Медуза и тут же укатила на своем домике на колёсах.

Солнце светило по-прежнему ярко, и небо не хмурилось.

«Небо, солнце и, наверное, понимают: мы здесь раз – всё в порядке будет», – решил Оселок и приготовился к неизвестному.

Сначала на поляне появились блестящие чёрные жуки. Несколько десятков. Они шли ровным строем, как на параде. Впереди важно шествовал золотой Шмель.

Периодически жуки подхалимскими голосами затягивали:

Следом за жуками появилось несколько сот изнурённых муравьев. Они тащили на себе повозку, сплетённую из травы и листьев.

На повозке помещалось следующее: изгородь (из репейника), некоторое подобие домика (из папоротника), белая (или седая) голова, торчащая из домика.

– Как ты думаешь, кто из них Одуван? – спросил Мотороллерчик.

Но сделал это совершенно напрасно. Потому что Оселок, открыв рот, смотрел на процессию, и было совершенно ясно, что ничего больше он не слышит, не видит и не понимает.

– Одуван могуч и прекрасен! – возвестил Шмель. – Ж-жутко ж-жалит ж-жалких ж-жителей ж-Жемли, – добавил он, очевидно для устрашения.

– Мотороллерчик. Оселок, – представились друзья неизвестно кому.

Жираф стоял, откинув чуть назад свою длинную шею, становилось даже страшно, что она перевесит, и Жираф перевернётся.

Маленький Пип наоборот наклонился вперёд, и, казалось, приблизься кто-нибудь на расстояние вытянутой лапы, – Пип тут же мощным ударом свалит его с ног… Но мышиные лапки такие коротенькие.

– Очень-очень приятно, – бросила друзьям белая голова. – Я – Одуван. Я – самый главный. Я – самый мудрый на земле, недаром у меня красивая седая голова. От имени своей мудрости и своей главности я приветствую вас в Ужасном Лесу.

– Уж-ж-жасном, уж-ж-жасном, ужа-жасном Лесу, – продолжал пугать Шмель.

– Я повелеваю, – произнес Одуван со значением, – уничтожить вас, как пришельцев, посмевших сомневаться в моей силе. Мне донесли о вашем недостойном поведении. Никто и никогда не сможет победить Одувана.

Золотой Шмель взлетел и сделал три круга над поляной.

И тогда со всех сторон на друзей двинулись чёрные огромные муравьи. Их было так много, что, казалось, поляну вмиг залило чернилами.

– Вам нет спасения! – Одуван приподнялся на колеснице, и друзья увидели, какая у него тоненькая шея. Они даже успели удивиться тому, как такая огромная голова может держаться на столь тоненькой шее.

А муравьиное кольцо все сужалось. Зелёный цвет исчезал, будто его стирали ластиком.

– Умрём, как герои, – вздохнул Пип.

– Кто-нибудь когда-нибудь дрался с муравьями? – поинтересовался Мотороллерчик на всякий случай.

– Тен, – ответил Оселок за всех. – Ен дрался.

– Смерть! – воскликнул Одуван.

– Ж-жуткая, без-з-з ж-ж-жалости! – гневно разжужжался Шмель.

– Смерть! Смерть! Смерть! – закричали другие жуки.

И тут над поляной появилась Бабочка, на которую, конечно же, никто не обратил внимания. Да и что на неё внимание тратить: она же почти незаметная, почти прозрачная и даже говорить вовсе не умеет.

Чёрное облако со всех сторон обтекало друзей. Муравьи уже карабкались на шину Мотороллерчика. Храбрый Пип ещё оборонялся от них, и Жираф ещё пытался с ними бороться, но силы были явно неравны.

А Бабочка вела себя так, будто все происходящее её вовсе не касается. Она садилась Оселку на крышу, снова взлетала в небо и опять садилась – уже на стекло, а потом вдруг начала невесомым крылом гладить Оселку фару.

И то ли от этого, то ли от страха, то ли ещё по какой-то неведомой причине, Оселку вдруг ужасно захотелось чихнуть.

(Честно признаюсь, я понятия не имею, где першит у маленьких «Запорожцев», когда они хотят чихнуть. Но говорю тебе точно: в этом самом месте у Оселка першило невыносимо).

Наконец он не выдержал и, хотя, конечно, стыдно чихать в разгар боя, повернулся в сторону Одувана и… чихнул.

От головы Одувана отделились белые парашютики и разлетелись по поляне.

Одуван полысел за один миг. И стал совершенно нестрашным. Просто – абсолютно. Настолько нестрашным, что даже смешным.

– Я самый главный! – провозгласила тоненькая ножка, которая ещё мгновение назад называлась Одуван.

Но все только засмеялись.

Чёрные муравья, быстро сообразив, что власть переменилась, стройными рядами отступили с поляны. Больше в Прекрасном Лесу они не появлялись.

– Что это? – спросил Оселок у Мотороллерчика. – С Одуваном что случилось, а?

– Ты знаешь, – ответил Мотороллерчик, немного подумав. – Я, кажется, понял, в чём тут дело. Страшный Одуван на самом деле был обыкновенный Одуван-чик. Просто он выбросил свой «чик», чтобы его все боялись. Но Одуванчик, даже выбросивший свой «чик» – не перестает быть Одуванчиком. Ты чихнул на него, – и он облетел. Вот и всё.

– Неужели и надо было всего чихнуть на Одувана, – удивился Пип. – А мы-то думали: как его победить?