4. Человеческое общение имеет основные свои мотивы и смысл вовсе не на уровне содержания (обмена объективной информацией), а на других уровнях — прежде всего отношенческом и метафорическом (символическом). Отношенческий уровень — «выяснение отношений», прощупывание, нала-живание и поддержка взаимных позиций говорящего и слушающего. Подопле-кой обычных разговоров служат вопросы близости («Ты меня уважаешь?»), власти и контроля («Кто здесь главный»), взаимопомощи («Ты моя мама» — «Нет, крокодил» — «Нет, мама!»)

Метафорический уровень — символика, выражающая что угодно, но преж-де всего те же отношения с партнером, собственный онтологический статус, же-лания, вытесняемые мысли и чувства. Например, в начинающейся группе прак-тически любая фраза выражает ожидания и предсказания о работе и жизни в группе. Тот, кто говорит о перемене погоды, очень вероятно, настроен на изме-нения в процессе групповой работы; реплика другого, что в такое время он из дома не выходит, может предупреждать, что он в этой работе особо участвовать не намерен.

5. Метафорический язык (сказки, истории, аллегории и т. п.) является, по сравнению с обычным, более открытой формой общения между сознательными и бессознательными структурами двух людей. В отношении бессознательного можно сказать, что такой язык является более прямой речью.

6. В психотерапевтическом общении, где почти неизбежно активно участвует бессознательное («терапевт» начинается там, где «сознание» пасует), метафорический язык ценен по нескольким причинам:

1) и 2) Он более, чем обычный, открыт для анализа и понимания. Здесь символика почти ни за что не прячется. Если клиент, «не выходивший из дома», сравнит себя с улиткой или премудрым пескарем, он гораздо более открыто опишет свою жизненную позицию и ожидания. Настолько открыто, что, воз-можно, никакой дальнейший анализ не нужен: проведена точнейшая диагно-стика, в терминах, понятных для бессознательного терапевта («меланхолик» или «интроверт» терапевту пришлось бы еще переводить для собственного подсознания).

3) Он мощнее по возможности интервенции, то есть терапевтического вмешательства, проходящего в основном от Ст к Бп и от Бт к Бп. Именно сказка и аллегория «западает в душу» пациента, вызывая любые возможные процессы: обострение конфликта, катарсис, определение темы для собственных медитаций.

4) Он легче для восприятия пациентом, поскольку автоматически «усыпляет» сознание — во всяком случае, дает ему долгожданную возможность отключиться.

7. По тем же самым причинам, как мне кажется, метафорический язык труден для использования. Его употребление способствует взаимодействию сознания и подсознания терапевта (как только он делает хоть шаг в сторону от готовых форм). Можно сказать, что создание и коммуникация метафор прямо пропор-циональна открытости между сознательным и бессознательным у человека, осо-бенно у психотерапевта (человек, который становится психотерапевтом, как правило, имеет двойственные «сильно заряженные» отношения с собственным бессознательным).

Трудность использования метафорического языка в психотерапии обу-словлена еще и тем, что он более просто и открыто описывает взаимоотношения между терапевтом и пациентом — опять-таки, часто область полутеней и заморо-чек.

8. Описанная модель сознания и обыденного языка как стерилизованных «верхушек» применима и к психотерапии. Различные формы психотерапии по степени «дружбы» с бессознательным разнятся примерно так же, как языки математический, разговорный и сказочный. На «твердой» поверхности располагается рациональная психотерапия, рядышком — классический гипноз и бихевиоризм. Это «математика»: жесткие правила поведения, рецепты, очень сознательные действия. В глубине «варится» что-то малопонятное, неоформленное: медитация, релаксация, музыкальная терапия, где есть «что-то» с «чем-то», влияющие друг на друга неизвестными путями. Формы посередине так или иначе работают на два фронта, способствуя открытому общению сознания и подсознания.

Модель НЛП «программируемого» подсознания, как мне кажется, слишком мила и красива, чтобы иметь выход на серьезные бессознательные процессы. Наиболее близки и способны работать с ними, по моему мнению, те формы психотерапии, которые совершают свободные путешествия в мире внутреннего опыта, общения и осознавания происходящего, с максимальной готовностью к любому результату. Это психоанализ, трансактный анализ, гештальт, психод-рама и их многочисленные динамические формы. Все они предусматривают:

1) наличие бессознательного у пациента и у психотерапевта;

2) серьезную и постоянную проработку «связей» сознания и бессознатель-ного у психотерапевта при обучении, супервидении, саморефлексии;

3) амбивалентность (двойственность, внутреннюю противоречивость) ос-новных чувств, целей, форм общения и самого процесса психотерапии;

4) использование метафорического языка с переводом на язык разговор-ный.

9. Я полагаю, что исследование и использование метафорического языка способно привести к значительному углублению существующих форм психоте-рапии и созданию новых, способных к интересной и многосторонней работе с бессознательным и — следовательно — углублению аутентичной близости между людьми. Это гораздо больше, чем «терапевтические метафоры», с большим трудом конструируемые сознательно и почти не работающие.

Для такой работы с метафорическим языком необходим постоянный пере-вод символов на уровень непосредственных взаимоотношений, жизненных сценариев, ценностей и убеждений как пациентов, так и терапевтов Наиболее жизнеспособным здесь, мне кажется, может быть дельфин, то плывущий в глубине непосредственного опыта, то выныривающий в область обычных поступков и здравого смысла.

10. Я также полагаю, что подобная работа с метафорическим языком не получит значительного распространения, так как открыто общаться с собственным подсознанием и другими людьми вовсе не входит в реальные цели ни психотерапии, ни современной культуры.

Автор. Ну что, теперь послесловие?

Критик. Нет уж, послесловие — это твоя забота. Просто мы тут написали несколько сказок. Я, в сущности, написал на тебя пародию — надо же обязанности критика исполнять. И мы хотим, чтобы это тоже вошло в книжку. Как приложение.

Автор. Ну, это очень здорово, но финала красивого теперь, прямо скажем, не выйдет… Ладно, мы тут столько дали финальных нот, что уже не страшно. У меня тут еще обращение к сказкам…

Критик. Сентиментальность.

Автор. Ну и финальное слово читателям.

Критик. Наивность. Те, кто дочитали досюда — это уже просто сподвижники, зачем же с ними прощаться?

Автор. И то верно. Ну, все. Конец книжки. Привет!