— Какой ранец? — пошутил я.

— А-а-а-а-а!

— Ну ладно-ладно, — повинился и указал себе под ноги. — Там ранец.

… Герметичный ранец с ядерным зарядом был обнаружен группой быстрого реагирования именно там, где он и должен был находиться: в фекальных водах общей канализации — в полупритопленном состоянии.

Москвичи и гости столицы, гуляющие по дорожкам домашнего скверика на Котельнической набережной, были недовольны, что канализационные службы мешают им культурно отдыхать. И горожан можно было понять: распогодилось и более того — после полудня Гидрометцентр обещал солнце.

5. Рождественское чудо, год 1999

Я со всей тщательностью проверяю снайперскую винтовку с оптическим прицелом «Ока-74». Я люблю эту дальнобойную и удобную игрушечку для menhanter, и она отвечает тем же: никогда не подводит. Пользуюсь этим видом оружия редко, да, как говорится, метко. Никто ещё не жаловался: пуля в лоб и никаких мук. Зачем моей многострадальной родине инвалиды?

Нынче ситуация складывается такая, что без этой полуавтоматической скорострельной верной подруги никак не обойтись. Общая ситуация в стране к первому январю приблизилась к окончательной критической черте. Курс доллара к рублю 1:19,99. И этим сказано все. Как выразился ещё ранней осенью один из высших бюрократических чинов: по стране будто Мамай прошел. Не знаю, как насчет современного татаро-монгольского ига, но то, что мы вернулись к прошлым временам десятилетней давности, когда рушился Союз ССР, это факт.

Глубокий и мертвый застой — верхняя власть находится в коллапсе, а народ безмолвствует. История повторяется с удивительной цикличной периодичностью. Одни и те же ошибки преследует всех нас. Наверное, человек должен работать на самого себя, и тогда и ему, и государству будет хорошо. Разве не понятно власти, что страна объявила своеобычную забастовку: никто и ничто не работает. Все живут надеждой на некое чудо. Не на рождественское ли?

Если бы мне три месяца назад сказали, что подобное чудо возможно, я бы рассмеялся и без зазрения совести пристрелил информатора. Однако сейчас после того, как мной проделана колоссальная оперативно-боевая работа, понимаю, что в нашей любимой стране все возможно.

Вся эта история, на первый взгляд курьезная, началась как все мои истории — с просьбы полковника Старкова о встрече. Впрочем, мой товарищ был уже в звании генерала, что не имело никакого принципиального значения для наших отношений.

Мы встретились на мокром октябрьском картофельном поле, изображая в очередной раз любителей охоты на дичь. Налепив на ноги чернозема, мы приткнулись на пенечке в прелом уютном перелеске. Я вытащил из рюкзака холодную бутылку родной:

— Ну-с, товарищ генерал, поздравляю!

— Ааа, пустое, — отмахнулся Старков.

— Прекрати, — сказал я. — Ты честный чекист. На таких, как ты…

— Алекс, иди к черту! — И предложил выпить за этот моросящий секущий дождик, за беглые облака, за черноземное поле. — Словом, за родину!

И мы выпили — иногда можно позволить себе пафос в словах, когда тебя никто не слышит. И не смеется в косоротый роток.

В городах мы забываем навоженный запах отчизны, и немногие из нас могут позволить себе промесить стылое поле, чтобы потом ухнуть стакан горьковато-полынной водки и посмотреть на прекрасную увядающую природу.

— Ба! У тебя же скоро день рождения, Алекс, — вдруг вспоминает мой товарищ. — Седьмого, кажется, ноября?

— Да, ладно, — скромничаю я.

— Ты кто у нас по небу? — задирает голову к облакам.

— Скорпион, — признаюсь я. — Я же говорил.

— Ну да-ну да, — вспоминает генерал. — То-то у тебя характер, братец, такой ядовитый. — И разливает водку по стопкам. — Ну, давай, за тебя, а то неведомо когда свидимся.

Мы выпиваем, и я чувствую легкую приятную нетрезвость, какую, наверное, чувствует скорпиончик, нечаянно ужаливший самого себя.

Да голос генерала отрезвляет меня — генерал интересуется девушкой по имени Мстислава. Я удивляюсь: а что? Нет, ничего, отвечает мой товарищ, хочу знать твое, донхуан, нынешнее семейное положение.

— Один, как скорпион в пустыне, — развожу руками.

Однажды девушка Мстислава решила возвратиться в свой секретный родной городок Снежинск. Я удивился: почему? И получил ответ: она устала ждать меня — меня нет и нет, и даже, когда я есть, то все равно нет: я слишком занят своей работой. Прости, сказал на это, исправлюсь, честное слово. Нет, ответила, ты, Саша, уже не можешь жить по-другому. Я устала бояться за тебя, говорила она, мне хочется домой.

И она убыла в свои сибирские просторы, насыщенные таежным кислородом, а я остался в некотором недоумение. Странно, я не хотел, чтобы она уезжала. Тем более она спала тихо и мне иногда приходилось рукой проверять: рядом ли? Возможно, я потерял былую мужскую привлекательность, незаметно превращаясь в скучного зуду, которого ничего не интересует, кроме профессиональных загадок.

— Ну и хорошо, — сказал генерал на все это. — Значит, ты свободен и душа моя будет спокойна. — И с усилием вырвал из кармана куртки пачку долларов.

— Что это? — спросил я. — Плата за будущую работу?

— Эээ, нет, — рассмеялся Старков. — Это деревянные доллары, мой друг, но лучше, чем настоящие. Глянь-ка!

Я равнодушно вырвал из пачки импортную ассигнацию, помял её, посмотрел на слабое солнце:

— Вроде настоящие. И новенькие, — понюхал. — Пахнут машинным маслом.

— Это дело стоящее, Алекс, — интриговал генерал. — Я на него ткнулся случайно, — и поведал, что неделю назад неожиданно застрелился в своем кабинете генерал-полковник Коваленок, занимающийся экономическими проблемами. Застрелился и застрелился, мало ли ответственных работников органов безопасности стреляются в своих служебных кабинетах. Но в производственной суете после его гибели «дело о капусте» передали новоиспеченному генералу Старкову, который было рьяно взялся за решение проблемы. — И вдруг как ножом отрезали, — признался. — Расследование прекратить как бесперспективное. А, как формулировочка?

Удобная формулировочка. Вот только для кого? Этот вопрос вызывает у моего товарища неадекватную реакцию — он начинает оглядываться по сторонам, будто находится в суетной арбатской толпе. Я смеюсь: в чем дело, неужели он подозревает, что под каждым кустом сидят недоброжелательные сексоты и доносят руководству о каждом его шаге и его слове?

— Саша, — строго сказал генерал. — Ситуация крайне тяжелая. Ты даже не представляешь, в какой мы жопе сидим — все.

— Отчего же не представляю, — ответил я. — Очень даже представляю, — и предположил, что вышеупомянутое местоположение названо Старковым исключительно из чувства сострадания, а находимся мы все, власть и народ, куда дальше и куда глубже.

Мы грустно посмеялись по этому поводу и выпили еще, чтобы жизнь не казалась такой мрачной и бесперспективной. После чего генерал принялся излагать суть новой проблемы. Дело в том, что после того, как молоденький, осликообразный, бывший ныне премьер-министр Израэль, честный, как юный пионер, объявил нашу страну банкротом, все мировое сообщество содрогнулось от ужаса, точно мы оказались прокаженными. А, содрогнувшись, отвернулось от нас. Что, конечно, не способствовало процветанию нации, пытающейся вырвать перегруженную телегу из глубокой, размытой дождями, колеи азиатчины. То есть желающих подсобить вырвать нашу раздолбанную вконец телегу становится все меньше и меньше, их почти нет, процветающих благодетелей.

[S2] Однако в последнее время возникла странная и подозрительная маета. В нашу державу зачастил один из мировых финансовых проходимцев некто господин S., любитель обтяпывать дела на межгалактическом уровне. Понятно, что такие господа ничего случайного не делают, а только с колоссальной выгодой для себя. По утверждению Старкова, в верхах прорабатывается некий сверхсекретный план по «спасению» России. Суть его пока неизвестен, но есть несколько отправных точек. Первое, эти невразумительные доллары, негласно реквизированные из багажа одного из заместителей министра финансов. Невразумительные — потому, что все вывозят «листву», а этот вдруг ввозит, так? Так, согласился я и предположил, что, может, товарищ замминистра патриот родных буераков и своим неестественным поступком хочет поднять экономику до прежних высот.