— Простой человек сегодня — это как приговор, — усмехнулся Кравченко. — Он живет спокойно, пока на него не обратят внимания хищники. И дальше ему остается одно — быть съеденным.

— Верно. Но ведь есть еще и мы, Василий. Я, ты, наша долбаная система… Нужно отвадить негодяев. Чтобы пожалели, что мысль пришла таким промыслом заняться.

— Пожалеют… Адвокаты, суд, условные наказания — это все потом, — сказал Кравченко. — До этого времени пожалеют.

Дальше все шло по отлаженной схеме. К телефону в квартире Егорыча приладили аппаратуру для звукозаписи и определения номера. И стали ждать.

Ждать долго не пришлось. Бандиты позвонили в тот же вечер. Они были совершенно отмороженными, дикими и глупыми. Они сами лезли к черту в пасть.

— Ну ты, педрила, баксы насобирал? — осведомился тонкий петушиный голос, нарочито бесцеремонный.

— Ну… Почему должен платить, я не понял.

— Потому что ты козел. Потому что ты не хочешь, чтобы твою козлиную рожу снова били.

— Но…

— В общем, ты понял. Завтра — последний день. Потом будешь должен каждый день на две сотни баксов больше.

— Я достану.

— Когда.

— Завтра.

— Точно?

— Да. Я займу деньги.

— В двенадцать.

— Где?

Вымогатели назначили место передачи на окраине Москвы. Прямо перед входом в большой универмаг.

— Приведешь кого — разбор другой состоится. Понял, педрила?

— Понял.

Егорыч повесил трубку. Номер удалось засечь. Звонили с квартиры.

— Они полные идиоты, — покачал головой Кравченко. — Шпарили открытым текстом. И разговор вели с хаты.

Оперативники отправились отрабатывать адрес. Действительно, на квартире находились люди. К вечеру их выпасли — трое молодчиков, по описанию те, кто терроризировал Егорыча.

— Ну все, теперь они наши, — сказал устало Аверин.

— Наши. На стрелке их рубим, — сказал Кравченко. — Из пускаем по полной программе… Ни опыта, ни расчета — одна наглость и жажда денег. Ничего лучше не нашли, чем пасти простых людей. Скорее всего из новых бригад, которые накачали мышцы, обзавелись оружием и теперь ищут сферы применения своей бычьей силе.

— Завтра возьмем их, — Аверин потер руки. — Посмотрим как соплями исходить будут.

— Будут, не бойся…

В полпервого ночи Аверина разбудил телефонный звонок.

— Але.

Звонила Наташа, прилично поддатая.

— Ну что, бабник, ничего мне не хочешь сказать?

— А что?

— Я на тебя потратила лучшие годы своей жизни, а тебе мне нечего сказать.

— Лучшие годы? Ты меня с кем-то спутала.

— Мерзавец! — хлоп трубкой об аппарат. Гудки.

— Господи, — вздохнул Аверин. — Все помешались…

Кравченко поглаживал пальцами «Мотороллу», лежавшую на автомобильном щитке перед ним.

Универмаг располагался в людном месте. Перед ним была автостоянка, стояли ларьки. Толпились цветочники, торговцы газетами, перед машиной, с которой продавался хлеб, выстроилась длинная очередь.

— Ну, где они? — спросил Кравченко.

Аверин огляделся. С одной стороны, большое количество народа — это неплохо, легче вести наблюдение. Но с другой — можно прошляпить преступников.

— Вон, — Аверин показал на подкативший белый «БМВ». — Они, гады.

Из машины вышли трое. Первый — в дубленке, низкорослый, в темных очках. Второй — плотный амбал в меховой кожанке. Третий — двухметровый, лысый, похожий на реликтового гуманоида, которого смеха ради обрядили в длинный пуховик белого цвета. Все — без головных уборов.

— Клиенты на месте, — произнес Кравченко, нажав на кнопку рации. — Приготовиться.

Низкорослый подошел к Егорычу. Тот выглядел не лучшим образом — рука перевязана, на лице пластыри. Бандиты могли порадоваться на результаты своих заплечных дел.

— Ну, давай, — Кравченко включил приемник, настроенный на волну, на которой работал микрофон, спрятанный в пальто Егорыча. И нажал на кнопку записи.

— Принес бабки? — послышалось довольно четко.

— Принес, — сказал Егорыч.

Движения у бандитов были неторопливо вызывающими, руки в карманах. Озирались так, что каждое движение сочилось презрением к окружающему миру — повадок набрались из западных фильмов. Именно так, по их представлению, выглядели крутые парни — неторопливо-солидные, готовые выпустить кишки, и в каждом движении — угроза. Надо заметить, на некоторых действует. И все равно ребята обучались явно не в лучших бандитских вузах. Эта неторопливая солидность отдавала настороженным страхом. Они боялись засыпаться.

— Может, подстраховка у них есть? — спросил Аверин, оглядываясь.

— Вряд ли. На фига? — пожал плечами Кравченко.

— Мне та тачка не нравится, — сказал Аверин, указывая на приткнувшийся к стоянке «Москвич». В салоне маячили двое. — Может, прикрытие?

— Черт знает, — произнес Кравченко. — При задержании тормознем их. Мы к ним ближе. А ребята пускай работают. Из приемника послышалось шуршание, потом голос Егорыча:

— Деньги отдаю, но где гарантия, что больше не наедете?

— Гарантия — мое хорошее настроение, козел, — презрительно процедил бандюган в черных очках. — Скажи спасибо, что еще мало взяли.

— Но за что?

— За обиду, за наглость.

— Вы же сами машину подставили.

— А ты смотри, куда рулишь. Отодвинуться должен, когда хозяева Москвы едут… Ладно, что за базар. Деньги?

— На, — Егорыч протянул целлофановый пакет, бандюган приоткрыл его, провел пальцем.

— Не бойся, — сказал Егорыч. — Все пять тысяч долларов.

— Ну ладно. Лишние бабки появятся — заходи…

— Наши они, — хлопнул ладонью Кравченко и крикнул в микрофон. — Задержание!

Собровцы, находившиеся неподалеку, рассматривавшие газеты, маячившие у ларьков, рванули к бандитам. Ударом под колени подсекли главаря, ткнули его с размаху мордой в сугроб, и темные очки отлетели в сторону, хрустнули под тяжелым башмаком. Амбал попытался отмахнуться от опера, оттолкнул его, бросился прочь, но наперерез выскочили двое собровцев, один обхватил его, приподнял и опрокинул, второй саданул ногой по ребрам, потом кулаком в лицо и защелкнул за спиной наручники. Долговязый получил по загривку пистолетом, ногой в живот и завалился на асфальт.

— Ну, — Кравченко рванул вперед машину, прикрывая отход «Москвичу», но реакция у сидевших там сработала. «Москвич» подался назад (похоже, «быки» в нем действительно осуществляли прикрытие), с визгом тормозов развернулся и ринулся в переулок.

— Они, — кивнул Аверин. — Одна команда.

— Возьмем, — Кравченко вжал педаль. — Лихач хренов, — он заложил вираж, выскочил на тротуар.

Колесо стукнулось о бордюр, крыло со скрежетом проехалось по урне.

— Ух, е… — Кравченко выровнял машину и еще наддал газу.

"Москвич» лихо уходил по улице. Аверин по рации запросил помощи. Еще минута — и они выйдут из зоны радиослышимости. ГАИ не успеет перекрыть преступникам трассу — уйдут.

— Сейчас подрежем, — Кравченко рванул руль, «жигуль» влетел во двор жилого дома, пересек его и выскочил на улицу, едва не ткнувшись в «Москвич» бампером. «Москвич» вильнул, чиркнул крылом о встречный автобус и, пролетев на красный свет, едва не сшиб женщину.

Кравченко притормозил, а потом опять наддал газу.

Гонка продолжалась несколько минут, пока на очередном повороте «Москвич» не поцеловался со столбом. Капот обнял столб, от радиатора шел пар. Пассажир стоял на коленях рядом с искореженной распахнутой дверцей, тряс головой и размазывал кровь по лицу. А водитель улепетывал.

— Займись, — Аверин кивнул на пассажира и кинулся за убегающим.

Где-то рядом прогудела электричка. Аверин перемахнул через невысокий забор, очутился перед железнодорожной платформой, заскочил туда. Водитель, здоровенный бугай, с ревом «разойдись, суки» бежал через толпу. Люди отскакивали в стороны.

Он сбил с ног старуху, подвернувшуюся некстати, потом толкнул женщину, ухнувшую массивным телом на сумку на колесиках. И спрыгнул с платформы перед несущимся товарным составом.