— У меня есть еще пара таких же как эти, — сказала я. — Где-то. — За исключением того, подумала я, что выбросила пару от зеленого носка на прошлой неделе.

Кованные ворота Семьи были открыты, но дорога — забита автомобилями, поэтому, мы припарковались на подъездной аллее покрытой гравием. Глинобитное ограждение выполненное в испанском стиле освещалось оранжеватыми фонарями, которые были сделаны на манер пламени, и мерцали почти как настоящие.

Я не знала вампира в дверях и, он был очень не похож на вампира, он просто открыл дверь и сказал, — К лестнице в конце коридора и вниз на дно.

Я не помню, чтобы там была лестница в конце зала, когда я была здесь раньше. Вероятно потому, что огромная, во всю длину, а затем и еще несколько картин из испанской виллы, были перед ней, вместо того, чтобы стоять, прислонившись к боковой стенке.

Хотя мы вошли на первый этаж, лестница, по которой мы спускались, уходила вниз на два пролета. Я могу видеть в темноте почти так же хорошо, как кошка, и, тем не менее, лестничная клетка была темной для меня — человек был бы и вовсе почти беспомощен. Пока мы спускались, запах вампира забил мой нос.

Там была маленькая прихожая с единственным вампиром — еще одним, которого я не узнала. Я фактически не знаю больше, чем горстку вампиров Марсилии в лицо. У этого были серебристо-седые волосы и очень моложавое лицо, он был одет в традиционный черный похоронный костюм. Он был усажен за очень маленький столик, но, когда мы делали последние три шага, спускаясь, он встал.

Он полностью проигнорировал Уоррена, и сказал, — Вы — Мерседес Томпсон. — Он не столько задавал вопрос, сколько делал бесспорное заявление. У него был небольшой акцент, но я не смогла отнести его к какому либо из известных мне.

— Да, — сказал Уоррен кратко.

Вампир открыл дверь и отвесил нам короткий поклон.

Комната, в которую мы вошли, была огромной для дома — скорее небольшой спортивный зал, чем комната. Там были стоячие места — трибуны, во всю длину по обе стороны комнаты. Заполненные молчаливыми наблюдателями. Я не успела понять, что было так много вампиров во всем Тройном городе, и тут заметила, что большинство присутствующих были людьми — овцы, подумала я, как и я.

А в самом центре комнаты стояло огромное дубовое кресло, украшенное резьбой, с акцентами потускневшей латуни. Я не могла их видеть, но я знала, что латунные шипы на подлокотниках кресла были острыми и темными от старой крови… часть ее была моей.

Это кресло было одним из сокровищ семьи, объединяющее магию вампиров и старое волшебство. Вампиры использовали его, чтобы определить истинность любого несчастного, пронзая его руки латунными шипами. Ужасно уместно, что большая часть волшебства вампиров имела отношение к крови.

Наличие кресла вызывало подозрения, что это не похоже на переговоры о мире между вампирами и вервольфами. В последний раз я видела это кресло на суде. Это заставило меня нервничать, и я пожалела, что не знала какие слова были использованы, чтобы пригласить нас сюда.

Было легко выделить оборотней — они стояли перед двумя рядами пустых мест: Адам, Сэмюэль, Даррил и его подруга, Ауриэлль, Мэри Джо, Пол и Алек. Я задавалась вопросом, на кого из них указала Марсилия, и кого выбрал Адам.

Даррил был первым, кто заметил нас, потому что дверь была почти так же тиха, как толпа вампиров. Его глаза охватили меня с ног до головы, и мгновение он выглядел потрясенным. Затем он оглядел толпу — все вампиры и их зверинцы были одеты во все лучшее, будь то бальное платье или двубортный костюм. Мне показалось, что я заметила по крайней мере одного в жакете армии Союза. Он посмотрел на мою футболку, а затем расслабился и одарил меня тонкой улыбкой.

Казалось, он решил, что это хорошо, я не одета, для встречи с врагом. Адам разговаривал довольно пристально, с Сэмюэлем (о предстоящем футбольном матче, как я позднее узнала — мы не обсуждаем важные вопросы перед плохими парнями), он смотрел на него секунду, затем поднял глаза, когда мы подошли к нему.

— Мерси, — сказал он, и его голос прозвенел в комнате, будто она была пуста. — Слава богу. Может быть, теперь мы сможем добиться некоторого продвижения в делах.

— Возможно, — сказала Марсилия.

Она была прямо за нами. Я знала, что ее не было там мгновение назад, поскольку Уоррен не подпрыгнул, в отличие от меня. Уоррен был более осторожен, чем я: никто не мог подкрасться к нему. Никогда. Побочный эффект, охоты себе подобных на протяжении большей части последнего столетия и половины длинной жизни.

Он повернулся, толкнув меня за спину, и зарычал на нее — что-то, что он обычно не делал. Все вампиры в комнате встали на ноги, и их предвкушение крови было ощутимо.

Марсилия рассмеялась, красивым, звонким смехом, который остановился за секунду до того, как я ожидала, что, доставило больше тревоги, чем ее внезапное появление. И ее неожиданно деловой внешний вид. Единственный раз когда я ее видела, она носила одежду, направленную на привлечение внимания к ее красоте. На этот раз она была одета в деловой костюм. Единственной уступкой женственности была узкая юбка вместо брюк и насыщенный винный цвет шерсти.

— Сесть, — сказала она — как будто разговаривала с пуделем — и все вампиры в комнате сели. Она не отводила от меня взгляд.

— Как любезно с твоей стороны появиться, — сказала она, в ее бездонных-темных глазах была холодная власть.

Только теплота Уоррена позволила мне ответить ей чем-то близким к спокойствию. — Как любезно с вашей стороны выпустить приглашения заранее, так, чтобы я смогла прибыть вовремя, — сказала я. Может быть, не слишком благоразумно — но, эй, она уже ненавидела меня. Я чувствовала это по запаху.

Она смотрела на меня момент. — Она подшучивает, — сказала она.

— Это грубо, — я вернулся, делая шаг в сторону. Если я свела ее с ума достаточно, чтобы напасть на меня, я не хотела,

чтобы Уоррен принял удар.

И только когда обошла его, поняла, что встретила ее взгляд. Глупо. Даже Сэмюэль не выдержал проверки против силы ее глаз. Но я не могла посмотреть вниз, не с властью Адама, возрастающей, и удушающей меня. Здесь я была не просто койотом, я была подругой Альфы Стаи Бассейна Колумбии — потому что он так сказал, и потому что я так сказала.

Если я посмотрю вниз, то признаю ее превосходство, но я не сделаю этого. Так что я встретилась с ней глазами, и она решила, позволить мне сделать это.

Она опустила веки, не настолько чтобы прервать наш непринужденный контакт взглядов, но достаточно, чтобы скрыть ее выражение. — Я думаю, — сказала она голосом, столь мягким, что только Уоррен и я слышали ее, — Я думаю, что если бы мы встретились в другом месте и времени, я могла бы полюбить тебя. — Она улыбнулась, показав клыки. — Или убить.

— Хватит игр, — сказала она, громче. — Позови его для меня.

Я замерла. Вот почему я была нужна ей. Она хотела вернуть Стефана. На мгновение все, что я могла видеть, это почерневший мертвый предмет, который она бросила в моей гостиной. Я вспомнила, сколько времени у меня заняло, чтобы понять, кто это был.

Она сделала это с ним, а теперь хочет его вернуть. Нет, если я могла избежать этого.

Адам так и не сдвинулся с места, где стоял, говоря о комнате, в которой он доверил мне о себе позаботиться. Я не была уверена, что он действительно так думал — я не знала — но он был нужен мне, чтобы стоять на своих двоих. — Позвать кого? — спросил он.

Она улыбнулась ему, не отрывая от меня взгляда. — А ты не знал? Твоя подруга принадлежит Стефану.

Он засмеялся, странно счастливый звук в этой обители скорби — в тени комнаты. Это был хороший повод, чтобы отвернуться от Марсилии и бросить играть в игры взглядов. Повернуться спиной означало, что я ничего не теряла — только что состязание закончилось.

Я пыталась не позволить болезненному страху, который я ощущала, отразиться на лице. Стараясь быть той, в ком нуждался Адам — и Стефан.

— Как кайот, Мерси может приспосабливаться, — сказал Адам Марсилии. — Она принадлежит тому, кого она выберет. Она принадлежит ровно столько, сколько она хочет, — он представил это как хорошую новость.