Мари пригласила Уолтера зайти и последовала за ним, бесшумно закрыв за собой дверь. Он услышал легкий хлопок и оглянулся, едва успев переступить порог комнаты. Мари мешкала, не отпуская ручку двери.

– Вы думаете, я совсем потеряла стыд, пригласив вас сюда? – спросила она.

– Я думаю, что вы красивы и великодушны, – мгновенно ответил Уолтер со всей искренностью.

Он не желал слышать о чувстве стыда. Мари никому не причиняла вреда; если кому-то из них и следовало испытывать стыд, то это был он. Эта мысль пронеслась в его голове, вызвав негодование, и он протянул Мари руку. Однако в ответ она не подала ему руки, как это сделала бы Сибель. Она слегка отвернулась в сторону и жеманно улыбнулась.

– Вы слишком поспешны, сэр, – кокетливо произнесла она.

Уолтер мысленно встряхнул себя. Мог ли он позабыть все свои навыки за несколько дней только из-за того, что Сибель настолько идеально подходила ему, что гармонировала с любым его настроением, подобно хорошо настроенной арфе? Когда он пребывал в веселом расположении духа, Сибель нравилось подразнить его, но, когда он был движим чувством привязанности, Сибель выказывала откровенность и нежность. Естественно, настойчивые мысли о Сибель лишь усилили в Уолтере чувство вины и негодования. Он чувствовал себя как одержимый, словно любимая им красавица пленила его душу; он не мог избавиться от нее ни на минуту. «Это не имеет к Сибель никакого отношения», – еще раз гневно сказал он себе.

Тем временем он улыбнулся Мари и великодушно упрекнул ее за ее прелести, заставлявшие мужчину забывать о своих манерах. Пока она выражала свое негодование по поводу необычного способа преподношения комплиментов, он признался себе в том, что оказался в затруднительном положении. Однако такие ошибки легко прощались женщинами. Мари улыбнулась более естественно и сказала:

– Я прощаю вас за это. – И когда Уолтер снова протянул ей руку, она слегка прикоснулась к ней пальцами.

К своему удивлению, Мари обнаружила, что получает от этого удовольствие. Хотя Уолтер не платил ей изысканными комплиментами, принятыми в свете, он вызывал в ней ощущение того, что она действительно имеет большую цену. Она чуть не перестала кокетничать, собираясь было отреагировать на поведение Уолтера естественным образом, но, когда его пальцы начали смыкаться на ее руке, чтобы он мог привлечь ее поближе к себе, она вспомнила, что должна вести себя более достойно. В связи с этим она задергала пальчиками и игриво разняла его пальцы.

Уолтер был хорошо знаком с такой хитростью и знал, что она значит. Много, много раз он убеждал женщин (либо заставлял их поверить в это), что нарушение правил целомудрия не снизит их цену в его глазах. Как раз этого Уолтер не подразумевал. Его любовницы, казалось, никогда не беспокоились о нарушении закона Божьего. Нет, они, конечно, допускали грех, признавались в нем и молились о его отпущении, но пугал их не сам грех и не гнев Господний; они боялись, что могут пасть в глазах простого смертного, коим являлся Уолтер.

Он попытался успокоить Мари, превознося ее черты и формы наравне с ее особой добротой и великодушием.

– Не следует забывать о безвозмездной отдаче такого дара. Мы не знаем, что нас ждет в будущем. – На этот раз он схватил ее руку и увлек чуть-чуть ближе к себе. – Может случиться так, что обстоятельства не позволят нам встретиться в такой ситуации снова. Надеюсь, что этого не случится. Я хочу... – Он нарочно оборвал фразу, притворно намекая, что стремится к постоянным отношениям.

Подобные намеки не тревожили Уолтера. Ни одна его любовница не страдала от разбитого сердца. Обычно дама сама порывала отношения либо потому, что встречала более подходящего любовника, либо обнаружив, что Уолтер далеко не желторотый птенец, которого можно легко подчинить своей воле. Изредка любовница расставалась с ним, искренне сожалея об обстоятельствах, которые складывались так, что иметь любовника становилось больше невозможным. Две любовницы разорвали отношения, боясь угодить в сети любви. Какова бы ни была причина, каждая женщина, с которой Уолтер занимался раньше любовью, принимала его намеки за дань уважения и уверения в том, что он не считал ее обычной шлюхой, предназначенной лишь для удовлетворения естественной надобности.

Возможно, расслабив руку и добровольно прильнув к Уолтеру ближе, Мари как бы предупреждала его, что истолковывала это «я хочу...» иначе. Но ее реакция мало чем отличалась от поведения других женщин, а его половая потребность была столь нестерпимой, что он мог проигнорировать и более ясное предупреждение.

– Дайте же мне этот дар, чтобы я запечатлел его в своей душе, – продолжал Уолтер. Теперь их тела почти соприкасались друг с другом. – Не бойтесь, что я составлю себе о вас неправильное мнение, если вы отдадите мне это сокровище, – прошептал он. – Если бы обстоятельства сложились иначе...

Он опять намеренно не закончил фразу, желая унять опасения Мари, но это лишь укрепило уверенность женщины, что Уолтер хотел ее и стремился получить Сибель только из-за приданого. Если так, то, по мнению Мари, Уолтера можно было склонить на брак ценой гораздо меньших опасностей. Как бы он ни злился, потеряв собственность Сибель, ласки опытной в любовных делах женщины умиротворили бы его. Она обвила рукой его шею и подставила губы для поцелуя.

– Мне не следует этого делать, – вздохнула она и позволила их устам слиться.

Уолтера охватило удовольствие. Реакция его тела была вполне естественной, но неприятная необходимость в уверениях и клятвах убеждала его, что этим все ограничиться не могло. Стоит им переспать, как ситуация усугубится. Ему придется перебрать сотни слов (на самом деле не произнося их), дабы убедить Мари, что он все же не считал ее доступной женщиной. Чувствовал он также, что неистовый порыв его страсти к Сибель начинал слабеть.

Это Уолтеру совсем не нравилось. Одно дело пылать страстью к жене: такая страсть давала настоящее наслаждение. Совершенно другое – потерять над собой контроль с любовницей: это было опасно. В данной ситуации подобного риска не было, подумал Уолтер, неуклюже снимая с Мари здоровой рукой головной убор. Он не намеревался тянуть с раздеванием и предварительными ласками. Поцелуи и нежные слова были необходимой платой женщине, которой он не мог заплатить деньгами. Сейчас Уолтер просто хотел утолить потребность.

Получая удовлетворение, он несколько раз пожалел о том, что Мари неожиданно натолкнулась на него прежде, чем он успел подумать о том, чтобы подыскать сговорчивую служанку. Если бы его не терзала потребность, он бы не ухватился за ее предложение с такой поспешностью. По сути дела, если бы Уолтер не был так добродушен и после таких проявлений страсти мог бы обидеть женщину отказом, он бы оставил покои Мари и подыскал бы для удовлетворения какую-нибудь шлюху.

К сожалению, Мари ужасно разочаровала Уолтера. Как правило, женщина, искавшая любовника, делала это по одной из двух причин: либо она изголодалась по плотским утехам, либо хотела досадить мужу. Последних Уолтер всегда избегал, и не потому, что ревнивость мужа усугубляла опасность, а потому, что такие женщины едва поддавались удовлетворению, если вообще не были холодны к любым ласкам. Поскольку Мари не имела мужа, чтобы досаждать тому, и знала о его помолвке, Уолтер пришел к выводу, что она стремилась к совокуплению только из-за потребности в таковом. Он ждал от нее той же страсти, какой горел сам.

Но когда дошло до дела, он не заметил, чтобы она пылала желанием. Сначала ему пришлось потратить в два раза больше предполагаемого времени для того, чтобы затянуть Мари в постель, а во время подготовки и любовного акта она не менее пяти раз прерывала его неловкими вопросами о постоянстве его любви к ней. Хотя поначалу Уолтер находил ответы, которые как будто удовлетворяли ее, не компрометируя и не изобличая его при этом во лжи, он все же был готов убить свою любовницу задолго до того, как дважды доходил до пика своей страсти.

При всем своем терпении и сдержанности, Уолтер так и не понял, удовлетворил ли он Мари. Она не была холодна с ним; когда она не говорила о вечной любви, они сохраняли полную гармонию. Ее тело двигалось в такт с его, и она даже как будто получала некоторое удовольствие от совокупления. Но она не отдавалась ему с отчаянием женщины, переступающей границу сладострастия, он не чувствовал в ее теле напряженности, а когда Мари спросила, хотел ли он жить с ней в нищете, как хотела жить с ним она до тех пор, пока их не разлучит могила, голос ее звучал ровно и отнюдь не дрожал от страсти.