– Не стройте иллюзий, папаша. Она пока способна лишь молча сидеть, никого не замечая. Но возможно, это и к лучшему.

Он ничего не знал о том, что было между Кейен и мной до ее встречи с Денни. Я не собирался ни на что намекать, но все же сказал:

– Мои чувства здесь тоже затронуты, и я хочу, чтобы вы зарубили себе на носу: если вы вздумаете относиться к этой женщине не очень хорошо, вам не придется больше беспокоиться о подошвах для сапог и о шкурах громовых ящеров.

Наверное, я произнес это с излишним нажимом. Он отступил на шаг и посмотрел на меня, как на идиота, читающего на углу улицы проповедь о том, что эльфы – наши тайные учителя и что если мы не станем их слушаться, они скроются и уведут с собой наших дочерей и сестер. Затем он сформировал команду из кузенов и подмастерьев, чтобы нести гроб.

Он действительно подготовил комнату. Ни единого окна, ни одной щели, через которую мог бы проникнуть свет. Лишь одна тоненькая, освященная в церкви свеча горела бледным пламенем на каминной доске перед зеркалом. Немного в стороне сидела очень черная, очень большая, очень толстая, очень морщинистая и очень-очень старая женщина. Рядом с ней на столе были разложены орудия ее ремесла. Я сразу узнал ее. Женщина из племени Можо. Мама Долл. Самый большой авторитет в области болезней разнообразных нежитей.

Наверное, мне следовало принести кое-кому извинения.

Первыми вошла пара молодых людей с деревянными козлами, на которые водрузили гроб. Мама Долл подняла свою тушу. И, поверьте, это была трудная работа. Вначале шевельнулась одна часть ее тела, затем другая, за ней двинулась третья. Она была похожа на отплывающий корабль, сооруженный из тысячи соединенных шарнирами частей. Прежде чем кто-нибудь успел прикоснуться к крышке, она шлепнула ладонью по тому месту гроба, под которым должно было находиться сердце Кейен. Затем мама Долл, закатив глаза, что-то бормотала про себя целую минуту. После чего отступила на шаг и кивнула.

Пока молодежь выдирала гвозди, мама Долл подошла к столу и взяла с него амулеты. Когда сняли крышку, Кейен не шевельнулась. Она спала.

Мне пришлось потрясти ее за плечо, чтобы разбудить.

Было ясно, что Кейен контролирует себя и оставаться рядом с ней вполне безопасно.

– Вон! – приказал Уиллард Тейт. – Все вон отсюда!

Родственники и подмастерья заторопились прочь.

Повернувшись ко мне, он повторил:

– Вон!

– Попробуйте сдвинуть меня с места, папочка.

– Я могу позвать молодых людей.

– А я могу сломать вам обе ноги еще до того, как они сюда явятся.

– Хватит! – приказала Кейен едва различимым шепотом. – Подожди за дверями. – На ее губах появилось подобие улыбки, легкой, как поцелуй мотылька. – Я сама смогу переломать ему ноги, если будет нужно. Спасибо, что продолжаешь заботиться обо мне.

Девятнадцатилетний морской пехотинец снова пробудился к жизни.

В подобной ситуации выбор не велик: остаться стоять дурак дураком или уйти.

Я предпочел уйти.

Когда Тейт вышел из комнаты, уже занималась заря. Он был выжат как лимон. Старый, нездоровый человек. Я преградил ему путь. Он торопливо, заплетающимся языком изложил мне главное.

Кейен некоторое время останется там, где находится сейчас. Часть наследства пойдет на покупку дома, а часть будет помещена таким образом, чтобы не испытывать ни в чем нужды, после того как мама Долл объявит ее исцеленной. Из оставшейся части состояния она пожелала передать десять тысяч Васко, а остаток поделить между другими наследниками.

Таким образом, Розе тоже кое-что досталось.

– Теперь она – член нашей семьи по праву любви моего сына к ней. Вам не следует о ней беспокоиться. Мы, Тейты, позаботимся о Кейен.

– Надеюсь, все будет в порядке, мистер Тейт, – сказал я, отступая в сторону и освобождая ему путь.

Старик заковылял к своей постели.

Кейен лежала на кровати холодная и похожая в свете единственной свечи на труп. Но она находилась наконец в настоящей постели, а не в этом проклятущем гробу. Я взял единственное кресло и тихо сел рядом с ней.

Я долго смотрел на нее, борясь в душе с юным морским пехотинцем. Я притронулся к ее волосам – уже появился намек на возвращение их естественного цвета. Когда у меня уже не оставалось сил, я поднялся, наклонился и в последний раз прикоснулся губами к ее губам.

И направился к дверям.

Позади меня раздался вздох.

Когда я обернулся, она произнесла:

– Прощай, Гаррет, – и улыбнулась нормальной улыбкой.

Я не замедлил шагов.

Вернувшись домой, я влил в себя целый баррель пива.

Каждый год в тот день, когда я вызволил ее из гнезда, посыльный приносит мне пакет. Ее подарки не назовешь скупыми.

Мне известно, где она живет, и я никогда не хожу той дорогой.

Мое право на получение гонорара было подтверждено на четвертый день после доставки наследницы Денни Тейта. Я нашел Тинни, и мы отпраздновали это событие. Она сопровождала меня, когда я отправился навестить Покойника.

Она сама себя пригласила и от этого приглашения не пожелала отказаться. Все рыжие вообще упрямые ведьмы.

Тинни осмотрела помещение и заявила:

– А ведь здесь ужасно грязно, Гаррет.

– Это его дом.

– Все равно, здесь грязь и беспорядок. Как ты себя чувствуешь?

– Сердце разбито. Но чувствую я себя превосходно.

– Самодовольство ограниченности, сказала бы я.

– Брось. Лучше испытай на нем свои колдовские чары. Интересно, что из этого получится.

Он проснулся, как просыпается всегда, в брюзгливом настроении.

«Гаррет. Опять ты. Я требую, чтобы ты прекратил докучать мне».

Заметив Тинни, он продолжил: «А что делает здесь это создание?»

Он никогда не проявлял интереса к существам женского пола, будь то люди или иные виды. Что и является подлинной ограниченностью, по моему мнению. Я не мог его переубедить. Думаю, это было невозможно и в то время, когда он был еще жив.

«Я был слишком терпелив с тобой, Гаррет. И вот вынужден пожинать плоды своей снисходительности».

– Теперь тебе, Старые Кости, придется стать более покладистым. В противном случае ты можешь неожиданно для себя оказаться на улице. Ты разговариваешь с новым хозяином твоего жилища.

Помолчав с полминуты, он спросил:

«Ты купил этот дом? Потратил деньги, полученные от Тейта?»

Гениальность, оказывается, еще не окончательно покинула его.

– Да. Считай это капиталовложением в мое будущее и имей в виду, что я только-только начал тебе докучать.

За все время нашего с ним знакомства он впервые не знал, что сказать. Молчание затянулось.

Пока он молча пыхтел, придумывая, чем меня сразить, я принялся за уборку.