Смею предположить, что такая массовая потребность нашей молодежи к единоборствам, к бою ради боя вызвана невостребованным историческим задатком. Ибо прежде на Руси в бойцы рядилось все мужское население. С воспитательной же ролью кулачного боя читатель познакомился в главе «Единая в трех лицах». Это лишь одна из граней. И все-таки не будем переоценивать. Созерцательная философия, воспитание словом малоприсуще европейцу. Воспитание действием – вот основа отечественной морали. Много говорит тот, в ком практический опыт подменен теоретической схемой. Материал построения жизненной модели для него – слово. Практики мыслят действием. Безусловно, что истина на стыке этих подходов, да и сами по себе они – всего лишь различные способы отражения истины. Однако, славяно-горицкая борьба призывает к действию, то есть к практике боя, оставляя за практикой решающее слово в выборе стратегической схемы развития, тактической модели боя или отдельно взятых технических элементов. А практика, как известно – критерий развития. И вот здесь-то главный ответ на проблему регуляции поведения бойца. Развитие.

Славяно-горицкая борьба так стремительно развивается, что мы не боимся недоучек-самозванцев, использующих нашу вывеску, чтобы сделать себе имя на чужой славе. Не боимся обогащать своей техникой потенциальных соперников. Все то, что открыто напоказ, – это вчерашний день славяно-горицкой борьбы, ее тень. Быть мастером славяно-горицкой борьбы вне Национального клуба – невозможно. Национальный клуб – живой механизм, имеющий целую плеяду бойцов, внедренных в целевые программы борьбы своего, отдельно взятого направления. Только мастера клуба имеют информацию и навык соединения этих целевых программ. Аналитический центр клуба способен мгновенно перекодировать программы в том случае, если они окажутся раскрытыми или просто перестанут приносить победные результаты. От того, как замечают наши постоянные наблюдатели, внешний стиль славяно-горицкой борьбы изменяется примерно один раз в полгода. Изменения связаны с постоянным совершенствованием системы. А если учесть, что потенциал здесь составляют пять видов русской борьбы, три направления кулачного боя да еще стилевые модели, как-то: казачий стиль, северорусский и другие, то при создании стратегической программы есть на чем разгуляться.

Развитие позволяет не только свести на нет все попытки случайных людей использовать технику славяно-горицкой борьбы, но также и обезопасить клуб от людей корыстных. Даже благородные цели охраны жизни близких людей не могут являться основанием для овладения, например, «Трояновым огнем». Новые раскрытые энергии просят взрыва. В чьих руках окажется этот детонатор?

У каждого народа свой исторический путь. Удивительно простая истина, очевидная как божий день, уже потому, что ведь само понятие «народ» и отражает систему различий Человеческой общности. Систему различий… Впрочем, жизненная среда человека постоянно приводит народы к некоему всеобщему сходству. Складывается убеждение, что существует единая интеллектуальная среда, связанная не столько с перенесением информации из одного очага культуры в другой, сколько с объективностью развития сознания. Однако, несмотря на это, трудно отрицать тот факт, что жизнеспособность народа пропорциональна степени его независимости: интеллектуальной, духовной, физической, политической и прочей. Отсюда вывод: чем ощутимее в человеке связь с национальной культурой, тем он жизнеспособнее.

Легкая же вживляемость в иную жизненную среду, подчинение ей, эклектичность бытия могли бы, конечно, сойти за свойство сильного начала – адаптацию, если бы не отражали всего-навсего отсутствие сил противодействия. Здоровое начало, как известно, легко отторгает чужеродное либо подчиняет его себе, набору своих жизненных программ. Само же оно не растворяется в этом чужеродном. Не буду говорить отвлеченно – вот показательный пример: боевые искусства. Как бы не стремились наши распознаватели восточной мудрости усмотреть связь отечественных состязательных традиций с у-шу, прикрываясь вульгарным примитивизмом типа «руки-ноги у всех одинаковы», связь здесь – не более чем иллюзия. Можно смотреть и шире – восточная боевая культура стала интернациональной. Однако не нужно обладать особыми аналитическими способностями, чтобы понять – восточная боевая культура всегда только восточная и никак не въезжает в рамки некоего общечеловеческого критерия.

Апологеты чужих достоинств любят отождествлять Россию с предметом своих страстей. С церковного амвона ее нет-нет да повеличают вторым Израилем, в полусектанских школах у-шу – вторым Шаолинем… А может, сами пристрастия не позволяют различить то первое, что делает Россию Россией? Поговорим о боевых искусствах и начнем от печки, с самой идеи, или, как принято считать на Востоке, с духовного начала.

Итак, практически вся состязательная культура Востока подчинена принципу у-вэй, то есть недеянию. Принцип этот не только умозрителен, философски отвлечен от самого действа, но лежит в основе психической и физической саморегуляции. Он как бы воплощен в ткань единоборства, составляя ее основу. По мнению восточной философии, «недеяние» есть истинная природа человека, освобождающая его от агрессивных страстей, создающая равновесие между микромиром человека и микромиром – космическим Началом.

Однако обратимся за разъяснением к самой Природе. Что такое агрессия в Природе? – Норма поведения. Взять, к примеру, священную идею создания потомства, продолжения жизни. Именно агрессивность выявляет способность молодого самца вести бой за самку, агрессивность, вызов поединщика на брачный турнир, в конечном счете предваряет и сам бой, и победу, и право на потомство. Идея обороны здесь кажется нелепой. Более того, именно отсутствие агрессии, выражаемое специфической позой животных, и является регулирующей нормой в данном поединке. Насмерть не дерутся. Прижмите хвост, наклоните голову, и вас оставят в покое. Правда, бой вами будет проигран.

Другой пример – защита территории. Поведение хозяина опосредовано агрессивностью, защищается пришелец. Иначе как еще вы покажете свое изначальное право на данную землю? В этой ситуации часто никакого боя вообще не происходит. поскольку пришельцу достаточно только узнать, что территория занята. Может быть, защищается самка, закрывая свой выводок от вероломного хищника? Давайте будет точны в определениях, ее действия всегда агрессивны, напористы, защищаться здесь бесполезно уже и потому, что разница видов, представленных боем животных, не позволяет одному из них составить реальную угрозу другому – курица и коршун. Стало быть, единственный шанс – напугать. Отсюда и агрессия. Это – инстинкт самосохранения.

А разве инстинкт насыщения, то есть продления жизни, не использует агрессию, посягательство на чье-то существование? И как это восточная философия упустила из виду столь естественную поведенческую норму? Не будет грехом обозначить агрессию как продукт и свойство эволюции. Например, агрессивный окрас «не тронь меня», свойственный некоторым ядовитым животным и растениям. Трудно наступить на пылающего всеми цветами радуги, очень ядовитого кораллового аспида. Стало быть, агрессия здесь еще и гуманна, поскольку дает вам реальный шанс сохранить себе жизнь. Куда менее гуманен так называемый оборонительный окрас, камуфляж, позволяющий незамеченным подкрадываться к жертве. Вот тебе и «обороннтельство» – скажут читатели и будут правы. Камуфляж весьма условно можно считать защитной функцией, ибо служит он по большей части для охоты. Не случайно и заимствование его человеком у Природы для использования как специальной атрибутики в особых подразделениях боевого назначения.

Так почему же в сознании человека агрессия соединилась с идеей разрушения, хаоса и беспредела? Вероятно, потому, что агрессия, порожденная человеческим разумом, во многом отличается от природных норм и часто не имеет ни нравственного, ни даже логического оправдания. Мудрецы не усматривают разницы между одним и другим, наделяя природную норму чисто человеческими страстями и качествами. Как тут не вспомнить буддийскую идеологию. Нельзя поедать животных, питайся за счет растений! Но разве посягательство на жизнь растения, отнимание у него плода или даже просто хождение по траве не является по сути агрессией? Получается, что против одного сопредельного мира, мира животных, воевать нельзя, а другой сопредельный с человеком мир – мир растений – в расчет вообще не идет. Вот тебе и философия! Точно так же не усматривает она и отсутствие принципа жестокости в Природе, и уж тем паче отсутствие этого принципа у агрессора. Однако агрессивные свойства, как правило, отражают сильное начало, тогда как жестокость – свойство исключительно начала слабого. И здесь все достаточно ясно. У сильного нет нужды в изощренном способе уничтожения или подчинения слабого. Сильный и так сильный и потому имеет естественное преимущество.