— Когда вы узнали о поджоге Рыбоинспекции?

— В ту же ночь жена Умара прибежала ко мне. На счастье, я был тут. Сказал, что брат спьяну сжег контору Рыбнадзора и обрабатывает Умара, чтобы тот взял все на себя…

— Вы говорили с сыном?

— На рассвете, этой же ночью. Я просил его не делать этого. Он сказал, чтобы я не вмешивался, потому что могу все испортить…

— А почему Баларгимов сам не пошел с повинной?

— Он много раз судим. Трижды или четырежды. Ему могли дать суровое наказание… И еще один человек просил Умара взять все на себя. Когда я приехал, они как раз втроем разговаривали… Брат был пьян, но к этому времени протрезвился…

— Потом?

— Поначалу у них все получилось. Следствие закончили быстро. Умара судили за неосторожное убийство, И тут отец Саттара поднял шум: «Такого сына, такого мальчика сожгли! Воина-интернационалиста!» Вмешался обком… Пошли митинги. «Расстрелять! Никакой пощады!» Вы не можете себе представить, что мы чувствовали… — Он разрыдался. — Мы ведь знали, что Умар невиновный… Потом новый суд… Когда судья объявил: «Смертная казнь!» — мы все закричали… А люди хлопали: «Правильно!» — плач душил его. — до нас стали доходить слухи, что все от Умара отказались. Словно так и надо…

— А где в действительности находился Умар, когда его дядя поджег Рыбоинспекцию?

— У друзей. У Сейфуллина. С друзьями смотрел футбол.

— А что они?

— Возмутились: «Умар не виновен! Все пойдем в свидетели!» Но брат одних купил, других застращал. А Сейфуллина застрелил прямо при всех. На берегу. Народ сразу замолчал…

— А что с Пуховым?

— Сережа догадывался. Послал Мазута с запиской в тюрьму… Пухова тоже не стало. Я понял: это конец! Умара принесли в жертву… Но теперь, когда вы вмешались… Арестовали Садыка… Послали телеграммы, я впервые ночью заснул… — Старик откровенно рыдал. — Это счастье…

Тура дал ему время успокоиться, спросил:

— Вы сказали, что, кроме дяди, Умара уговаривал еще один человек… Кто он?

Старик помялся.

— Это полковник Агаев. Начальник областного управления…

— Агаев… — Тура печально усмехнулся, покачал головой.

— Он же не мог посадить хозяина лодок, брат на суде запел бы такое… С них со всех бы погоны полетели и головы. Цепочка эта высоко тянется… Генерал Амиров ее создал, когда тут работал… Агаев уже потом приехал. После окончания Московской высшей школы…

— Вас допрашивали?

— Один раз. И еще на суде. Мы — родственники — говорим, как нам велели, что ничего не знаем…

— Теперь вы дадите показания?

— Мы все подпишемся! — Старик ушел.

— Хотите чаю? — спросила Гезель, открывая дверь.

— Хочу.

— С конфетой?

— С конфетой, Гезель. Я уже сто лет не пил чай вприкуску с конфетой. Спасибо, Гезель.

Поздно ночью Тура вышел на улицу, он ждал Анну. Прохожих было мало. Тура увидел издали свет приближающихся машин. Их было не меньше десятка. Впереди шла «Чайка», которую сопровождали черные «Волги».

— Первый приехал, — поделился своим открытием незнакомый прохожий, оказавшийся на тротуаре рядом с Турой. — Из отпуска отозвали…

Тура рассеянно кивнул.

Под утро раздался шум подъехавшей машины. Тура пошел открывать. Это была Анна.

— Такси то и дело ломалось, — пожаловалась она, входя. — Мы добирались всю ночь… Я совсем замерзла.

Тура поставил чай.

— Как твой дядя?

— Мне дали с ним свидание, он совсем расклеился…

— Что там?

— Он работает заведующим небольшого магазинчика в совхозе. Ну, сам знаешь… Все бывает. И недостача, и пересортица. И кому-то в долг — до получки… Амиров приказал произвести внезапную ревизию. Короче: против него возбудили уголовное дело, как за хищение. Его уже исключили из партии. Я не знаю, что делать…

— Амиров сам скоро загремит…

— Нет! Ты его недооцениваешь… Вот! Смотри! — Она взяла сумку, достала из нее пакет.

— Что это? — спросил Тура.

— Географическая карта. Мой бывший муж передал ее дяде…

— Зачем?

Анна, как могла, разложила карту на полу.

— Смотри, видишь? Она вся целая, только Восточнокаспийск прожжен сигаретой. Он дал мне понять, я могу ехать, куда угодно. Жить везде, только не здесь. Я должна уехать отсюда и срочно. Тогда он отпустит дядю.

Они пили чай. Анна понемногу согрелась, но ей все равно было не по себе.

— Ты узнал, кто стрелял в окно в ту ночь?

— Это Мириш Баларгимов. Я арестовал его отца. Он стрелял со зла, когда узнал.

— А если он придет снова, Тура?

— Его арестуют раньше, чем он снова решится…

У Туры испортилось настроение.

— В моей жизни такое уже было. Я потерял близкого человека, оттого, что недооценил быстромыслия этих скотов. Второй раз такое не случится. Под Москвою живут родители моей погибшей жены. Ты поедешь к ним. Они примут тебя как родную дочь. Или — нет! Ты поедешь ко мне! У меня там дом — заколоченный…

Она невесело улыбнулась.

— Мой милый, это все хорошо в сказках… В жизни — иначе!.. Ты думаешь, все изменится, как только ты арестуешь здешнюю мафию в Рыбнадзоре и в милиции! Ты послушай, что люди говорят. «Ему дадут снять лишь нижний слой… И то — временно. А как только он замахнется выше — дадут по рукам или убьют!» Я знаю Амирова — если я останусь с тобой, он уничтожит меня… Сгноит моего дядю в тюрьме…

— Что ты предлагаешь? — спросил Тура.

— Мне уже дали понять, что именно я должна делать. Меня вызывали в военкомат. Для них я специалист по огнестрельным ранениям. Предложили работу.

— Здесь?

— Там, где требуются специалисты такого профиля… В госпитале.

— Что ты им ответила?

— Я не стала отказываться. Это сейчас единственно разумный выход. Я, действительно, специалист. Там раненые, умирающие ребята. А я смогу им помочь.

— Когда ты едешь?

— Завтра. Вернее, уже сегодня. Вечерним паромом. Только умоляю: ни о чем не спрашивай. И не провожай меня. Иначе я не выдержу…

— Я все равно найду тебя, — он скрипнул зубами. — Я больше не могу каждый раз начинать с нуля!

Анна с жалостью взглянула на него.

— Ляжем под одеяло… — Она уже разрыдалась. — Ничего не страшно, когда двое под одним одеялом…

Было раннее утро. Город еще спал.

Одинокий катафалк собирал первых пассажиров.

По улицам катила «Нива». В ней ехал Саматов.

За сотню метров до гостиницы «Интерконтиненталь» Тура оставил машину, быстро пошел к подъезду.

На втором этаже его ждали. Дежурная по этажу показала рукой на дверь одного из номеров.

Тура постучал.

Дверь была закрыта на ключ — Туре открыли.

В большом гостиничном номере находилось несколько людей в форме работников прокуратуры и в штатском.

Тура увидел среди них Силова — они перемигнулись.

Старший группы ждал Туру. Он взглянул на часы:

— Все! Мы готовы. Поехали…

В машине старшего следственно-оперативной группы, кроме него и шофера, находились Силов и Тура.

Старший группы рассказывал:

— Мы начинаем с Буракова, поскольку Баларгимов дал на него развернутые показания. Как платил, сколько платил, где… Одновременно берем Мириша Баларгимова…

Впереди шли две машины с другими сотрудниками. Старший продолжал:

— …Бригада организована большая. Часть людей отправили в ОРС Сажевого комбината. На холодильник, в порт… Изымаются все документы на отправки. Сейчас одновременно должны начать изъятия накладных в Москве, в Набережных Челнах…

— Большое дело, — вздохнул Силов.

— Главное, чтобы прикомандировали хороших работников из областей. А то — на тебе, боже, что другим не гоже…

Бураков жил в пятиэтажной хрущобе.

Его подняли прямо с постели, он одевался на скорую руку, по-домашнему: все не новое, мятое.

По квартире кружили оперативники в штатском. Обстановка выглядела скромной: невыразительная стандартная мебель, собранная «с бору по сосенке», недорогие вещи.

На кухне в инвалидной коляске сидела дочь Буракова. Тут же находилась жена, рано состарившаяся, сварливая.