— Лечить! — прорычал доведенный моим занудством иерей. — Причем своими методами… Надо досмотреть, Коля. Нам с этим работать. А кассета — наша отправная точка. Может быть, ты свежим глазом и найдешь что-то, что я пропустил.

Но ничего, способного подсказать путь к изготовителям ленты, я отыскать не смог. Когда иерей извлек кассету из видеомагнитофона и вопросительно посмотрел на меня, я беспомощно развел руками.

— Я ничего не вижу. Наверное, отвык. Эмоции все равно берут верх над логикой. Лицо человека закрывает маска. Среднего роста, среднего телосложения, волосы черные, глаза какие-то желтоватые, скорее всего русский, предположительно лет тридцати пяти. Особых примет нет. Речь правильная, но с несколько странными оборотами. Но это уже по части лингвистов, психиатров и отдела аналитических исследований ФСБ. Происходит действие в каком-то помещении без окон, возможно в подвале. Девочке лет двенадцать-тринадцать. Судя по виду и одежде — из неблагополучной семьи. Нет, признаюсь честно: мне сейчас сложно анализировать увиденное. Требуется время для адаптации. Единственное, что могу сказать наверняка, — это какой-то псих. Нормальный человек такого не сможет. Но, судя по его комментариям, — вменяемый. Я не психиатр и не разбираюсь в маньяках, могу только предположить, что его психика находится в «пограничной зоне»… Нет, не берусь судить. Нам нужно будет получить профессиональную консультацию. Есть у меня один знакомый профессор — Ушаков. К нему и обратимся. Думаю, не откажет в помощи… И я заметил, что камера, снимающая все это, была не закреплена. Кто-то весьма профессионально снимал весь процесс, выбирая наиболее благоприятные ракурсы и освещение… Кстати, очень интересно: неужели в одном месте могли собраться и успешно сотрудничать двое и более душевнобольных? Или все же человек способен выплюнуть свою душу, заморозить чувства и опуститься до уровня шизофреника, когда дело касается денег?.. Во всяком случае, оператор, снимающий это действо, был профессионалом. Третье: нужно искать каналы, по которым осуществляется рынок сбыта. Такие каналы не могут быть закрытыми. Сомневаюсь, что при определенном желании в городе нельзя было бы достать, продать или заказать какую-нибудь особенную видеокассету. Значит, нужно искать на них выходы. Четвертое: личность человека, который принес тебе кассету.

— Здесь дело обстоит не лучшим образом, — признался Разумовский. — О нем нет никакой информации. Приехал, снял комнату у старухи, из дома почти не выходил, ни с кем не разговаривал. С трудом его квартирная хозяйка припомнила, что постоялец упоминал о своей матери, живущей в соседней области. Два раза он ездил к ней. Последний раз — за день до гибели. Возможно, его выследили. В день, когда он погиб, хозяйка дома уезжала к дочери в город. Преступники — а я не верю, что это был несчастный случай, — воспользовались этой возможностью. Можно сказать, ей повезло — неизвестно, как все сложилось бы, будь она дома. Беда в том, что никаких документов после него не осталось.

— Подожди-подожди, — нахмурился я, — что-то здесь не сходится. Человек скрывается от кого-то, опасаясь за свою жизнь… И как впоследствии оказалось — не зря опасаясь. Предвидя возможность неблагоприятного исхода, подстраховывается тем, что отдает кассету в ближайшую церковь с просьбой после его смерти передать ее в ФСБ. Его находят, убивают, а за тобой устанавливают слежку… Значит, он признался своим убийцам, что кассета у тебя… Но я не понимаю, какой смысл вообще отдавать кассету, ведь кроме констатации факта, что в России налаживается выпуск «черного порно», она не дает никакой конкретной информации? Он отдавал ее с тем расчетом, что после его смерти она «ударит» по убийцам, а значит, в ней должна быть какая-то информация, конкретная информация, позволяющая выйти на эту студию… Да, так и должно быть. Иначе смысла нет. Значит, что-то мы в ней пропустили. Может быть, дело все же в личности убитого? Он работал на каком-то предприятии, которое параллельно занималось выпуском «черного порно»?

— Может быть, — подтвердил иерей. — Даже наверняка так оно и было. Его личность рано или поздно установят, но до этого момента пройдет немалый отрезок времени. Сам знаешь, сколько месяцев, а то и лет, неопознанный труп может оставаться без идентификации. А ждать мы не можем. В это самое время в руки гаденышей могла попасть новая жертва. Жадность, готовность на все ради денег толкает людей на самые страшные преступления. Их нужно остановить.

— Да я-то «за»!.. Но меня мучает вопрос целесообразности. У сотрудников ФСБ есть то, чего лишены в настоящее время мы, — возможности, спецсредства, власть…

— А у нас есть опыт и желание, — упорствовал иерей. — Главное, чтоб у тебя было желание, а возможности я тебе сейчас обрисую. Твоя догадка верна: в этой кассете действительно есть подсказка. Я тоже подумал о том, что этому несчастному не было нужды оставлять у меня кассету, не таись в ней ключик к разгадке. Нашел я его не сразу. Пришлось просматривать ее несколько раз, и все же… Ты заметил, что видеофильм наложен на какой-то другой, записанный ранее?

— Да, — кивнул я, — из того же репертуара. Одна мерзость записана поверх другой. Экономили деньги на чистых кассетах.

— Если в той записи, которую мы просмотрели, отсутствуют какие-либо титры, знаки фирмы и телефоны, то в ленте, которая была на кассете ранее, знак студии и контактный телефон сохранились. Кстати, для чего это делается? Ведь это наикратчайший путь от оперативников угро к преступникам.

— Жадность, — пояснил я. — Она всегда заставляет пренебрегать осторожностью. У студии должен быть рынок сбыта. Они должны иметь своих клиентов, заказчиков, актеров. Те каналы, которыми они пользуются, еще не дают таких возможностей, каких им хотелось бы. Лично мне известны по городу только две такие точки. А на этом телефоне все равно сидит бабушка — божий одуванчик. И не пришьешь ты ей торговлю девочками или кассетами. Вообще, я сомневаюсь, чтоб этот телефон имел какое-то отношение к производителям фильмов. Не настолько же они глупы, чтоб оставлять подобные улики? Скорее всего, это попытка навести нас на ложный след. Не исключена и попытка устранения конкурентов.

— А я убежден как раз в обратном. Не зря убиенный отдал мне именно эту кассету. Нутром чую — не зря. А эти титры — единственная зацепка, которую я отыскал на кассете. Других нет — я смотрел все это внимательно, но ничего не обнаружил. Злой умысел может присутствовать, но не в направлении на ложный след, а в засветке фирмы. Почему бы не предположить, что убиенный специально оставил эту ниточку к распутыванию всего клубка? Может быть, он уже чувствовал опасность и хотел подстраховаться, а может быть, собирался шантажировать своих хозяев. Ну не зря же он ее мне оставил? Собирайся, Коля, ехать нужно сегодня. В таком деле нельзя терять и часа, не то что дня… Я пойду подготовлю машину, все же нам пять часов предстоит провести в дороге… Собирайся.

Когда он вышел, я переоделся, достал из стола документы, деньги, бросил в спортивную сумку бритву и пару чистых рубашек, оглядел на прощание уютную светлую комнату и, вздохнув, вышел во двор.

— Чувствую себя авантюристом, — пожаловался я возившемуся возле открытого капота машины иерею. — А так как это не мое амплуа, то на это чувство накладывается еще и легкое ощущение идиотизма… Одни сумасшедшие едут ловить других сумасшедших, интересно, что из этого получится?

Я запер дверь на висячий замок и отрапортовал:

— Сумасшедший авантюрист Куницын к поездке в сумасшедший город для отлова сумасшедших маньяков готов! Вернее — не готов, но вот возможности, чтобы увильнуть, не вижу… Вот почему так: чтобы все было хорошо, правильно и справедливо — хочется, а вот делать для этого что-то, грыжу себе наживать, как-то не очень тянет… Это нормальная реакция, или я — «не самый лучший человек»?

— Реакция не нормальная, но обычная, — отозвался иерей. — Большинство всегда ждет, пока придет кто-то умный и сильный и сделает все за них. Но и ты, надо признаться, далеко не «самый лучший человек».