Она неохотно протянула ему ключи, потом уцепилась за него:

— Не оставляйте меня одну!— Никто не мешает вам пойти со мной. Кстати, почему вы потребовали, чтобы я пришел один?

— Я и так уже чувствую себя смешной, — ответила она, отвернувшись. — А у вашего друга вид такой, будто он над всеми насмехается.

— Он производит такое впечатление, но, будучи египтологом, непоколебимо верит в загробный мир и его обитателей. Ну что, идем?

Свернув зонт, поскольку ливень внезапно прекратился, Каролин ухватила Альдо за руку и безропотно последовала за ним. Князь открыл дверь и стал нашаривать справа электрический выключатель. В то же мгновение какой-то метательный снаряд, природу которого он не успел определить, пролетев в сантиметре от его носа, стукнулся о стену и с металлическим звоном упал на пол. Действительно, это был серебряный кофейник, обычно стоявший — рядом с сахарницей, молочником и несколькими перевернутыми чашками — на круглом столике между двумя креслами в стиле Регентства. Каролин нервно всхлипнула:

— Вы… вы видите? Никого нет!

Это была истинная правда. Альдо быстро осмотрел всю комнату: за занавесками и диванчиками было пусто. Впрочем, пока он занимался розысками, подставка для дров внезапно опрокинулась, последовав примеру своей пары, которая уже валялась по другую сторону камина, в котором, к счастью, огня не разводили. Альдо машинально перекрестился.

— Здесь следует провести сеанс экзорцизма[59]! — резюмировал он, обойдя комнату, где все картины, сорванные с петель, лежали на полу.

Хрупкие предметы тем не менее оставались на своих местах. Бушевавшее в доме существо ополчилось только на более тяжелые объекты. Черное крыло пианино было опущено, как и крышка, причем ключ от нее исчез.

— Это вы закрыли пианино? — спросил он девушку, которая свернулась калачиком на канапе и дрожала так сильно, что было слышно, как у нее стучат зубы.

— Нн…ет!

— А вы не знаете, где ключ?

Она покачала головой с таким нескрываемым ужасом, что Альдо решил найти для нее что-либо подкрепляющее, но обнаружил на кухне только молоко и сельтерскую воду. Тогда он вышел в сад и позвал:

— Адальбер! Явись!

И Видаль-Пеликорн, подобно джинну из лампы, материализовался в темноте.

— Что случилось?

— Я тебе сейчас объясню. Ты захватил фляжку с коньяком? Тут кое-кого срочно требуется подбодрить, — сказал он, не дожидаясь ответа, который знал заранее.

Через минуту Альдо, держа в руках стакан, на треть заполненный драгоценной жидкостью, влил в рот Каролин сначала несколько капель, а потом дал ей выпить полный глоток. Девушку сильно передернуло, но потихоньку она стала успокаиваться. Адальбер тем временем осматривал гостиную.

— Вернулся взломщик? — спросил он и тут же добавил, ответив на свой собственный вопрос: — Нет, во время нашего первого визита сценарий был другой. Ничего не сломано…

— Ты прав, — отозвался Альдо, растирая девушке руки. — На сей раз мы имеем дело с призраком…

— Ты шутишь?

— Ни в коей мере.

Он объяснил, как нашел мадемуазель Отье сидящей под дождем в саду, тогда как из дома доносился шум какой-то невообразимой возни. Естественно, девушка перепугалась до полусмерти.

— Странно! — заметил Адальбер. — Она прислала письмо с просьбой о помощи днем. Стало быть, знала о том, что произойдет?

Каролин, немного придя в себя, тихо плакала. Но вопрос услышала.

— То же самое было прошлой ночью… и позапрошлой тоже… Обычно это случается только раз в году, в определенный день…

— Какой же?

— 15 октября. Сначала я подумала, что умру от страха. Затем, в последующие ночи, ничего не происходило, и я уже решила, что мне померещилось, но когда через год это повторилось, я спряталась в мастерской…

— Что за мастерская?

— Мастерская дедушки, где он лепил скульптуры. Это за домом, я вам покажу. И каждый год 15 октября я проводила там ночь.

— Сколько это продолжается?

— Пять лет. В тот день, 15 октября, он умер. И тогда я подумала, что это он возвращается, но никому ничего не сказала, потому что боялась прослыть сумасшедшей. Но сейчас весна! К тому же раньше никогда не было такого буйства, как в последние три ночи… Умоляю вас, помогите мне!

Вновь зарыдав, она укрылась в объятиях Альдо, который непроизвольно обнял ее. Растроганный неподдельным отчаянием девушки, он шептал ей слова утешения, уверяя, что позаботится о ней, и, забывшись, нежно гладил светлые волосы, пахнувшие свежей сиренью.

Адальбер некоторое время смотрел на них, затем укоризненно поднял брови и вышел из комнаты, чтобы осмотреть весь дом. Вернулся он почти сразу и лаконично бросил:

— Взгляни-ка!

Альдо бережно усадил Каролин на канапе и пошел вслед за своим другом в спальню девушки. И тут вещи тоже валялись на полу, открытое окно хлопало от порывов ветра, но самое удивительное зрелище являла собой постель. Она была застлана покрывалом, и на подушке в наволочке из ткани «жуи» лежал портрет «красавицы-бабушки». Морозини, ужаснувшись, протер глаза: ему показалось, что женщина удовлетворенно улыбается, отчего ее образ стал ему еще более антипатичен.

— Что скажешь? — спросил Адальбер, закрывая окно.

— Если бы я не видел, как в сантиметре от моего лица пролетел кофейник, а подставка для дров свалилась на пол сама по себе, я бы подумал, что это злая шутка, автор которой покинул дом через окно, но сейчас мне пришла в голову другая мысль. Эксгумация на кладбище Нотр-Дам состоялась вчера, а сегодня эта жуткая женщина заняла кровать Каролин. Значит, призраком может быть не только ее супруг, но и она…

— Возможно! И что же мы будем делать?

— Очень просто: либо проведем ночь здесь, либо возьмем мадемуазель Отье с собой. Нельзя оставлять ее наедине с призраками: она действительно повредится рассудком.

Адальбер занялся картиной: портрет Флоринды следовало снова повесить на гвоздь. Альдо направился в гостиную и обнаружил, что Каролин заснула. Секунду он смотрел на нее: она была такой юной, такой хрупкой! Своим маленьким покрасневшим носиком, следами от слез и кругами под глазами — что ничуть не вредило ее красоте! — она пробудила в Морозини рыцаря, всегда готового вступить в бой ради прекрасной дамы. А Каролин была так трогательна! Когда пришел Адальбер, он прижал палец к губам и шепнул:

— Поскольку у нас нет машины, чтобы отвезти ее, пусть она поспит здесь. Я останусь рядом…

— Вот как?

Альдо метнул на него испепеляющий взгляд:

— Избавь меня от грязных намеков! Если ты хочешь взять это на себя, милости прошу. Я вернусь завтра на такси…

— Она попросила о помощи именно тебя! Значит, ты и займешься ее охраной! А пока мне хотелось бы взглянуть на мастерскую дедушки. Она где-то за домом…

— Пойдем!

Они вышли и, с радостью убедившись, что дождь окончательно прекратился, обогнули дом. Позади него находилась большая площадка с утоптанной тропинкой, которая вела к строению, похожему на сарай. В реальности это оказался павильон с тремя окнами — уменьшенная копия главного дома. Павильон был заперт. Альдо знал, что ни одна закрытая дверь не является препятствием для ловких пальцев его друга, но тот просто запустил руку под наличник и сразу нашел то, что искал.

— Когда речь не идет о чем-то особо ценном, — пояснил он, — ключ чаще всего лежит именно там.

Он открыл дверь.

В помещении друзья увидели материалы, свидетельствующие об увлечении хозяина: ведерко с большим куском засохшей глины, из которой что-то уже начали лепить, но характер скульптуры определению не поддавался — то ли гриб, то ли голова. Несомненно, смерть помешала художнику обозначить свой замысел яснее. К удивлению Альдо и Адальбера, художник этот не был лишен таланта. Среди его творений выделялась рука с поднятым указательным пальцем, стоящая на сундуке с изображением головы какого-то молодого человека. Несколько барельефов с фавнами, играющими на флейтах, явно были вдохновлены римским искусством. И главное — бюст покойной супруги на обломке колонны. Больших размеров, чем в реальности, и, очевидно, приукрашенный: женщина выглядела не такой неприятной, как на полотне. Ее обнаженные плечи, должно быть, много раз оглаживали, потому что они были отполированы до блеска, как и полные груди, между которыми висел кулон, воспроизведенный с тройным увеличением. Эта скульптура возвышалась в центре помещения, затмевая собой все остальные, по бокам от нее стояли канделябры с уцелевшими огарками свечей. Нетрудно было догадаться, что этому идолу скульптор в буквальном смысле слова поклонялся. Флоринда и в самом деле напоминала какую-то языческую богиню. Она казалась еще более внушительной благодаря подобию конической тиары на голове.