В таблице не приводятся данные по этническим спискам, создававшимся в 50-е годы правящей партией МАПАЙ и имевшим в ряде случаев религиозную окраску; равным образом не приводятся данные по правым партиям (Тихя, Моледет, Ках, Ихуд леуми), не позиционировавшим себя как партии религиозные, даже при наличии религиозного большинства среди их депутатов и избирателей. Все данные приводятся по результатам выборов, без учета последующих изменений во фракционном составе. При подготовке таблицы использовались материалы, представленные на официальном сайте Кнессета (http://knesset.gov.il/index.html).

Можно смело сказать, что сионистская идея, давшая в итоге еврейское государство, способствовала интенсивности еврейского религиозного творчества, но также смело можно сказать, что расцвет религиозного сознания не давал пищи для аналогичного подъема сионизма как еврейской идеи. Скорее наоборот: имеются еврейские клерикальные группы, стоящие в тотальной оппозиции к сионизму именно как еврейской идее, и к израильской государственности, созданной русским еврейством, а, соответственно, к русскому еврейству как явлению и как политической действительности (сатмарские хасиды, Натарей-Карта и иже с ними). Собственное — критическое и иногда откровенно враждебное — отношение к сионизму ашкеназские ультраортодоксы называюи словом «ашкофэ» (от ивритского «ашкафа» — мировоззрение). И зачастую данная «ашкафэ» в буквальном смысле несет функцию мировоззрения, даже в тех группах, какие числят себя сионистскими, ибо отрицание культурологической природы русскоеврейского сионизма было унаследовано всеми от фракции Мизрахи. Другой особенностью этого исторического феномена стала та, что при огромном размахе религиозной активности, ее содержание было бесконечно удалено от чисто духовной мотивации, а, следовательно, еврейской духовности, хотя многие из этих партий включают в свои титулы слово «Тора» («Фронт Торы», «Религиозный фронт Торы», «Объединение соблюдающих Тору сефардов» (ШАС), «Яадут ха-Тора», «Дегель ха-Тора»). Все эти группировки являются чисто политическими образованиями и их деятельность, цели и интересы прямо противоположны духовным и духовностным запросам и параметрам еврейского духа, а очень часто приобретают откровенно меркантильно-торгашеский облик.

Переход еврейской конгрегации левитов, призванной с начала иудейского века надзирать за ценностями еврейского духа и контролировать духовное здоровье народа, на политические рельсы означает смену доминантного порядка всего житейского кодекса — с духовного на политический; во всяком случае, политические приоритеты приобретают в морально-этической сфере евреев непозволительно большое место и не могут не угрожать авторитету и традиционной значимости духовных еврейских величин. В качестве непременного и первейшего последствия этого перекоса выходит повышенная политизация всех разделов еврейского существования в государстве, что способствует усилению акций политического сионизмаевропейского типа, где проблемы еврейской культуры никогда не занимали первой очереди, а основополагающими являлись дилеммы западной демократии, и обратно: утверждение канонов политического сионизма многократно расширяет тлетворную политизацию еврейского бытия в Израиле. Политизация религиозной сферы еврейского государства, в свою очередь, рождает еще одно следствие перекоса генерального противоречия: увеличение гражданской доли духовной деспотии как общественного мнения и трансформация общественного климата. Включение в состав общественных канонов религиозных атрибутов старины (диктатура старины), только диктат плебейского Талмуда, совокупно образует духовную деспотию в государственном секторе и зиждется на политической власти раввинов и раввинских организаций в обществе и парламенте. Оба эти следствия направлены непосредственно против русского еврейства как такового, хотя в развернутой политической плоскости они выступают против идеологии культурологического (русского) сионизма, как бы продолжая, а на самом деле фальсифицируя, борьбу раввинов И. Рейнеса и С. Я. Рабиновича — лидеров Мизрахи с русскими сионистами из герцлевских времен.

Но в действительности противодействие русскому еврейству, которое в Израиле называется «русским», имеет вполне оформленный вид политического давления, то бишь целенаправленный и спланировано организованный характер. Читатель из города Хайфы написал в газету «Новости недели» (9. 09. 99): «Дискриминация, издевательство, убийства и избиения по признаку страны исхода, запланированное бездомье, клевета, навешивание ярлыков, обман на всех уровнях при полном попустительстве со стороны правительства, когда оно само формирует негативное отношение общества к „русским“ и искусственно создает почву для ненависти и враждебного отношения со стороны местного населения, — это и есть преследование, которое подпадает под словарное понятие „погром“. А коль так… то все мы уже давно, со времен Оры Намир (бывшая министр израильского правительства, прославившаяся скандальными выступлениями против русскоязычных еврейских репатриантов — Г. Г. ), имеем право объявить себя беженцами, так как являемся лицами, подвергающимися преследованиям и имеющими основание опасаться за свою жизнь. А это и есть статус беженцев (см. ст. 1 Декларации ОСН о статусе беженцев, 20. 08. 51)». Политическое давление на русское еврейство, как самое яркое проявление духовной деспотии, направленное против того, кому сионистское образование Израиля обязано своим появлением, знаменует собой значительный акт в истории этого государства. Массовая политизация — знамение этого акта и израильская аналитика обязана д-ру Исааку Юдовину, определившему негативное значение политизации в качестве ведущего государственного инструмента в израильском общежитии. Особо И. Юдовин упирает на то, что в израильских условиях политизация более всего сказывается в «дефиците профессионализма», только профессиональном невежестве во всех разделах народнохозяйственного производства, и утверждает: «Итак, куда ни глянь, везде бросается в глаза дефицит профессионализма» и вопрошает: «Не являются ли многие наши беды следствием этого дефицита и не связан ли он с дефицитом нравственности в нашей стране?» (газета «Новости недели», 29. 07. 2002). Всеобщая политизация израильской жизни вовсе не является критерием сионистской государственности, а суть давным давно развенчанного порядка в социологии, где политическая власть утверждается первичным активом, а экономическим причинам принадлежит косвенная роль. Небесполезным по ходу ведущихся рассуждений будет знание факта того, что данный социально-политический порядок был похоронен Фридрихом Энгельсом в его знаменитом «Анти-Дюринге», а авторский приоритет насквозь политизированной государственной системы принадлежит власти Советов в России или советской власти русского большевизма. Значение русского еврейства в отечественном процессе демократической духовной деспотии значится в том, что оно оказалось наиболее чутким объектом, позволившим вскрыть через себя первооснову и первопричину не только израильского макета насилия власти, но и порочность, в ее наглядной форме, системы, где политика, в частности, политический сионизм, фундаментально замещает экономический фактор.

Израильский публицист Михаил Беркович излагает свои наблюдения над социальным положением русских репатриантов в Израиле, только представителей русского еврейства, осуществивших свою святую миссию прибытия на Землю Обетованную: «Стандартное, давно и всем известное положение. Вчерашние инженеры, врачи, учителя, писатели и журналисты сегодня стали подметальщиками улиц, уборщиками, няньками, моющими зады умирающим родителям богатых евреев… Ссылки на то, что не нужно нам столько музыкантов, инженеров, учителей, журналистов не выдерживают критики. При желании всем можно было бы найти работу. Тем не менее, власть предержащим не потребны инженеры, им подавай мойщиков посуды в ресторанах, уборщиков кукурузы с полей» (еженедельник «Семь дней», 3. 10. 2002). Итак, здесь зафиксировано достаточно оригинальное явление — переход интеллигенции в класс люмпенов, и оно не является итогом политического давления на русское еврейство, а суть само и есть политическое давление в его израильском своеобразии. Политизация, сопровождаемая люмпенизацией, которая сама по себе представляет абсурд и нелепость в чисто экономическом отношении и как таковая свойственна интервалам глубочайшей депрессии общества, в приложении к собственно русскому еврейству означает деформацию и дегенерацию его культурных недр, доходящую до той степени, когда бескультурье, являясь неизбежным эквивалентом снижения или ухудшения уровня культуры, приобретает характер самостоятельной генерации в форме насилия. А насилие есть политика и политическое насилие составляет сущностную сердцевину государственной системы с развитыми и зрелыми политическими связями, типа Израиля, где "… первичное все-таки следует искать в непосредственном политическом насилии, а не в косвенном влиянии экономической мощи" (слова Е. Дюринга, процитированные Ф. Энгельсом (1948, с. 148)). Таким образом, легитимизированное насилие и прогрессирующая люмпенизация есть первооснова и первопричина любого государственного устройства, основанного на общественном примате политического монстра любой породы (исторически неоспоримой иллюстрацией служит советское государство в России, но именно с этой стороны русский большевизм не опознан по настоящее время). Уникально-еврейской особенностью израильской модели является наличие духовной деспотии в обществе, вышедшей из политизации религиозной сферы, а объектом сосредоточенного политического насилия в Израиле стало русское еврейство во всех своих параметрах, — и как историческая самобытность всемирного еврейства, и как культурная особенность русского духовно-эстетического творчества, и как особое качество развивающегося еврейского духостояния. И хотя демонтажу подвергается русское еврейство в своей целокупности, но, поскольку в его сущностной глубине свернута архетипическая еврейская стать, то главной жертвой при политическом давлении на русское еврейство становится еврейская культура.