— Воды… холодной… — прохрипел я с натугой.

— Пей! — приказным тоном рявкнула Рыжая Харя и насильно всучила стакан. — А не то силком зальем!

Я обреченно поднес стакан ко рту, судорожно выдохнул воздух и выпил. Что было в стакане, не понял. Может быть, и спиртное, однако организм принял его без содрогания. Через минуту ясность мысли восстановилась, исчезла сухость в горле, появилась сила в руках и ногах.

— Полегчало, красавчик? — сочувственно поинтересовалась девица. — Подсаживайся к нам, развейся, сыграй пару партий.

— Давай, давай! — подзадорил краб. — Смотри, какую телку мы тебе подобрали — высший класс! Куда до нее твоей официанточке…

Не раздумывая, я изо всей силы швырнул в него стакан. Стакан летел точно в краба, но сидевший как истукан каратист молниеносным движением руки перехватил его в воздухе и аккуратно поставил на стол. При этом на каменном лице каратиста не дрогнул ни один мускул, а сам он даже не посмотрел в мою сторону.

— Что же это, граждане хорошие, делается?! — возопил краб. — Как что, так он сразу швыряется! То мною, то инвентарем. Я в суд подам!

— Не успеешь! — пообещал я. — Сварю.

— Ой-ей-ей! Напугал… — захорохорился краб, но на всякий случай бочком пододвинулся к Рыжей Харе. — Я, между прочим, и так уже красный!

Однако ожидаемой защиты он не получил.

— Заткнись, — ласково посоветовала ему Рыжая Харя. — Иначе я тебя в сыром виде под пиво употреблю.

Краб присел, испуганно подобрав под себя лапы.

— Никто меня не любит… — еле слышно забормотал он хнычущим голосом. — Каждый съесть норовит…

— Любит, любит, — успокаивающе похлопала его по панцирю девица. — С укропом и под майонезом…

Компания за столом оскорбительно рассмеялась.

— Присаживайся, — повторила приглашение Рыжая Харя и пододвинула к столу невесть откуда взявшийся стул.

— Нет, — помотал я головой. — Пойду умоюсь.

Поднявшись с дивана и ни на кого не глядя, я обогнул стол и направился в ванную комнату. Включил холодный душ и, подставив голову, долго стоял, наклонившись над ванной, . пока от холода не заломило в висках. Выключил воду, вытер волосы полотенцем и посмотрел в зеркало. Мой вид, на удивление, оказался вполне сносным. Небольшая щетина да затянувшаяся ранка на подбородке от ножа ночного налетчика — вот, пожалуй, и все. Ни похмельной опухлости лица, ни мути в глазах…

«Голубеньких глазах», — с сарказмом передразнил про себя полуголую девицу. Мне вдруг почему-то вспомнился глупый новомодный шлягер в стиле «рэп». Бритоголовый юнец, извиваясь на сцене, речитативом выкрикивал в публику:

Для-то-го-что-бы-по-ве-рить,

Слиш-ком-мно-го-при-ви-де-нии!

Группа сопровождения хрипло подхватывала:

Йо-хо-хо-хо! И бутылка рому!

Расчесываясь, я прислушивался к тому, что делается в комнате, но оттуда не доносилось ни звука. Странно в общем-то, самое время им сейчас заорать нестройными голосами знаменитый припев пиратской песенки Стивенсона. Весьма подходящая ситуация. Неужели ушли незваные гости?

Как же, размечтался! Черта с два ушли. Меня ждали. Причем, как мне показалось, ждали, застыв в тех самых позах, в которых я их оставил. А когда появился из ванной комнаты, они и ожили. Даже померещилось секундное запоздание «оживания» застывшей картины.

— Так что, красавчик, сыграем? — настырно полюбопытствовала девица, нагло глядя мне в глаза. Она выпятила грудь, и два темных соска раскосо уставились на меня стволами крупнокалиберных пулеметов.

Красивая у нее была грудь, будто нарисованная. Даже слишком красивая, словно у статуэтки, потому и казалось, что от нее веет холодом. У Люси грудь была меньше, но теплая, живая, со стучащим под ней сердцем…

Я мотнул головой, отгоняя бередящее душу воспоминание. Забыть о Люсе нужно как можно скорее. Ни к чему хорошему это не приведет.

Три с половиной пары глаз выжидательно смотрели на меня.

— Какие ставки? — хмуро спросил я. Похоже, от незваных визитеров так просто не отделаться и придется принять их условия.

— А кто во что горазд. Кто на деньги, — девица кивнула на горку золотых монет, — а я на раздевание.

Она зазывающе заерзала на стуле, и ее грудь заколыхалась.

— А во что?

— В покер, милый, в покер.

— Нет уж, в дебильные игры не играю.

Рыжая Харя присвистнула, удивленно взглянула на меня и веером пустила колоду карт с ладони в ладонь. Как заправский крупье, хотя по виду огромных волосатых лап трудно было ожидать такого искусства.

— Тогда во что желаете, сударь?

— В преферанс.

— Это дело! — радостно согласился краб, довольно потирая клешни.

— Воля ваша, — кивнула Рыжая Харя.

Каратист встретил известие о новой игре без каких-либо эмоций, зато брови девицы недоуменно взлетели, она наморщила лобик.

— В преферанс? — переспросила она и надула губы. — А куда это?

— Дура! — гаркнул краб. — Тебе бы только размножаться внутриутробным способом!

— Не всем же икру метать, — парировала девица.

— Ты не умеешь играть в преферанс? — удивленно спросила Рыжая Харя.

— Не-а. Только в покер обучена.

— Тогда катись отсюдова! — возопил краб. — Нас как раз четверо, а пятый игрок — под стол!

Девица поняла его слова буквально. Она встала и завиляла бедрами, ладонями поддерживая грудь. Видимо, игрок в покер из нее был никудышный, поскольку на теле остались лишь узенькие полупрозрачные трусики и чулки.

— Мальчики, ну зачем же так сразу — под стол, — воркующим контральто пропела она. — Я больше привыкла на столе…

Она томно продела ладонью по животу, щелкнула резинкой трусиков.

— Между прочим, у меня там кое-что интересное осталось…

— Сгинь! — рявкнула Рыжая Харя.

Лицо девицы оскорбленно вспыхнуло, будто от пощечины.

— Что-то ты, монстр, много на себя берешь! — зло процедила она. — Ладно, мы с тобой в другом месте поговорим…

И она исчезла. Испарилась вместе с дымом в комнате и полной окурков пепельницей.

— Ух… — с облегчением проронил краб. — Сдыхались! Садись, чего столбом стоишь? — прикрикнул он на меня.

Я сел и окинул взглядом основательно замусоренную столешницу. Три колоды карт россыпью, полупустые бутылки, стаканы, тарелки с объедками… По всему видно, что играли здесь в свое удовольствие.

Рыжая Харя перехватила мой взгляд.

— Освежим стол, — понимающе предложила она. Нагнувшись, она извлекла из-под стула громадную холщовую суму и широким жестом смела в нее все со столешницы. Будто мокрой тряпкой прошлась, и стол заблестел неестественной чистотой, какой у меня в доме отродясь не было. Посуда с грохотом посыпалась в суму, и создалось впечатление, что дна у этой сумы нет. Звук из нее долетал, будто из мусоропровода.

Тем временем каратист вытащил из-под своего стула аналогичную суму и, запуская в нее по плечо руку, начал выставлять на стол бутылки: водку, пиво, джин, коньяк, тоник.

— «И бутылку рому…» — непроизвольно вырвалось у меня.

— Хочешь рому? — спросил каратист, шаря рукой в суме.

— Нет-нет! — поспешно открестился я, словно от нечистой силы. Не хватало, чтобы за ромом последовал пресловутый «сундук мертвеца». Видел прошлой ночью нечто подобное в переулке Хацапетовки, и еще раз лицезреть не было никакого желания.

— Как хочешь, — пожал плечами каратист и стал извлекать из сумы тарелки с бутербродами: с салями, сыром, красной икрой… Выставив на стол тарелку с копченой севрюгой, каратист замешкался и покосился на краба.

— Chatka доставать? — с сомнением спросил он.

— Еще чего!!! — не своим голосом заорал краб. — Тогда уж и человечинку в ломтях, но непременно с душком! Люблю человечинку с душком!

Меня передернуло.

— Слушай, — сказал я Рыжей Харе, — брось его в свой мешок, пусть там тарахтит. Мы и втроем пулю распишем.

— Хватит! — командирским тоном оборвала наше препирательство Рыжая Харя. — Вы что, на кон свою жизнь ставить будете?

Она исподлобья посмотрела на нас с крабом единственным глазом. Нехороший был взгляд, кровожадный, и я стушевался.