— Вы позволите? — Серебро, не дожидаясь ответа, выдвинул из-под стола кресло и сел.

— Попробовал бы не позволить… — пробормотал я. Хорошее настроение мгновенно испарилось.

— В нужном направлении мыслите, — согласился Николай Иванович. — Я бы мог к себе вызвать, но в кабинете на вас будет давить официальная обстановка, а мне хочется поговорить по душам.

Он повернулся, махнул официанту рукой, и тотчас перед ним появился запотевший бокал пива и блюдце с нарезанным соломкой сыром. Вероятно, сделал заказ загодя, либо здесь хорошо знали и его самого, и его вкусы.

Я мельком глянул на следователя. Волевое лицо Николая Ивановича отнюдь не говорило о предрасположенности к задушевным беседам. Скорее наоборот. С тоской заныло сердце. Рано я списал следователя со счетов. Позавчера как мальчишка радовался, что все закончилось, и напрасно. Если здраво рассудить, то допроса как такового и не было. Он тогда только начался…

Украдкой покосившись в сторону Аллы, я облегченно перевел дух. И она, и ее спутник уже покинули в кафе. Не знаю почему, но мне очень не хотелось, чтобы кто-то из знакомых видел меня со следователем.

Николай Иванович отхлебнул из бокала, закусил ломтиком сыра. Делал он это неторопливо, степенно, словно собирался сидеть здесь до вечера.

— Можно? — спросил он, указав на пачку сигарет. Пачка была та самая, «потусторонняя».

— Курите, — пожал я плечами.

Странное впечатление производил Николай Иванович в солнцезащитных очках-консервах. Словно и не очки это, а глаза — холодные, немигающие.

Серебро извлек из пачки сигарету, обстоятельно размял, зачем-то понюхал, наконец прикурил. Однако прикурил осторожно и, по-моему, не затягиваясь. Пару раз выпустил изо рта дым, поморщился и загасил сигарету в пепельнице.

— Дерьмовый табак.

До меня, наконец, дошло, почему он со столь гурманским пристрастием разминал и нюхал сигарету.

— А вы надеялись, что «травка»? — желчно спросил я его. — Напрасно. Наркотиками не балуюсь. — И принялся доедать цыпленка. — Кстати, и по вашему делу я вроде бы не наркоманом прохожу.

— Вы имеете в виду дело о перестрелке в погребке «У Еси»? — равнодушно спросил Серебро.

— Угу… — пробормотал я набитым ртом.

— Н-да… — загадочно вздохнул следователь и забарабанил по столу пальцами.

Кусок застрял в горле, и я поперхнулся.

— А что имеете в виду вы? — сипло выдавил я, прокашливаясь.

Николай Иванович не ответил и даже не посмотрел в мою сторону. Сидел, расслабившись, с отрешенным лицом, и было непонятно, куда он смотрит и о чем думает. Со стороны посмотреть — отдыхает человек, да и только. Я попытался угадать, куда направлен его взгляд, и, кажется, понял.

— Это что? — наконец тихо спросил он, кивая головой на тарелку с креветками.

— Это, Николай Иванович, креветки, — с нажимом сказал я, в то же время прекрасно осознавая, что игры, подобной позавчерашней, в кабинете, на этот раз не получится.

— Не надо, Роман Анатольевич, меня совсем уж за круглого дурака принимать, — снисходительно улыбнулся Серебро. — Я спрашиваю, это что?

Он указал забинтованным пальцем на невидимого «грызуна». Рукой с этим самым пальцем он только что абсолютно нормально разминал сигарету, затем барабанил пальцами по столу… Если бы собственными глазами не видел, как компьютерный пес цапнул Серебро за палец, точно бы решил, что темнит что-то следователь с бинтом.

И тогда я разозлился, вспомнив, как истерически хохотал у здания УБОП. Рано смеялся. Сегодняшняя улыбка следователя была гораздо весомее моего тогдашнего хохота. Не зря в народе говорится, что хорошо смеется тот, кто смеется последним.

— Не советую пальцем тыкать, — процедил я. Желает следователь прямого, «душевного» разговора, будет ему такой. — Это вам, Николай Иванович, не позавчерашняя собачка. Э т о за палец кусать не будет, это его откусит.

Николай Иванович снял очки и посмотрел мне в глаза. Конечно, не пустые глазницы были прикрыты темными стеклами, но холод в серых, проницательных глазах следователя был ничуть не лучше.

— Кажется, Роман Анатольевич, мы начинаем понимать друг друга, — сказал он и водрузил очки на место.

Разговор приобрел интересную направленность. Я на мгновение застыл, а затем, чтобы осмыслить неожиданный поворот, неторопливо отхлебнул пива и снова взялся за цыпленка. Молча. Наилучший способ поведения, когда не совсем ясно, куда клонится беседа. Пусть заинтересованная сторона проявляет инициативу, а я буду поступать сообразно полученной информации.

— Давно это с вами? — тихо спросил Серебро, тоже пригубливая пиво.

— Что — это? Это?

Я указал на тарелку с медленно исчезающими в пустоте креветками.

— И это тоже, — кивнул Серебро. — Но прежде всего я имею в виду ваши трансцендентные способности.

Красиво у него получилось. Будто не допрос ведет, а треплется с другом о самых обыденных вещах за бокалом пива.

— С детства, — буркнул я. — Сколько себя помню.

— Неправда, — мягко возразил Серебро. — По нашим данным, ни в детском саду, ни в школе, ни в институте, ни на работе за вами ранее ничего подобного не наблюдалось.

Я доел цыпленка, отодвинул в сторону тарелку с объедками, вытер салфеткой губы, пальцы, неторопливо закурил. Настоящую сигарету.

Серебро терпеливо ждал, не спеша пережевывая ломтик сыра.

Меня охватила злость. Откровенности, видите ли, ему захотелось! Да кто ты такой, чтобы я плакался тебе в жилетку? Мент поганый…

— А вам, Николай Иванович, не кажется, что ваши вопросы выходят за рамки служебных интересов? — с трудом сдерживаясь, процедил я. — Извольте заниматься своими прямыми обязанностями.

По лицу следователя скользнула мимолетная усмешка, и я почувствовал сквозь непроницаемые стекла очков его изучающий взгляд.

— Именно этим я и занимаюсь, — раздельно проговорил он.

Я глубоко затянулся, пытаясь унять раздражение и настроиться на холодный, аналитический образ мыслей. Что это за следствие такое, когда интересуются подноготной рядового свидетеля вплоть до того, что он делал с пеленок? И что означает последняя фраза Николая Ивановича? Неужели он связывает убийство двух бизнесменов в погребке с моим проклятым даром?

— Вы действительно хотите поговорить со мной по душам? — тихо спросил я.

—Да.

— Тогда почему бы вам, во-первых, не снять очки? А во-вторых… Кто вы такой?

— Разумно, — согласился он и снял очки. Тяжелый у него был взгляд, немигающий, словно у вытатуированной змеи Шурика Куцейко. — Нечто подобное мы и ожидали. Вы правы — к УБОП я не имею никакого отношения. Вызов вас в качестве свидетеля по делу об убийстве двух бизнесменов — лишь повод познакомиться поближе.

Сердце екнуло, но виду, надеюсь, я не подал. Это что ж за организация такая заинтересовалась мной, для которой не составляет особого труда поставить своего человека на место следователя УБОП?

— Для кого это — для нас? ФСБ?

— Не совсем. — Серебро сдержанно улыбнулся. — Подразделение ФСБ, о котором в самой службе знают лишь два человека. В моем лице к вам проявила интерес группа «Кси».

— Надо же… — саркастически скривил я губы. — В ФСБ знают только два человека, а я, обыкновенный смертный без какого-либо секретного допуска, удостоен такой чести!

— Наша группа занимается ксенологией, если вам это что-нибудь говорит, — сказал Серебро, не сводя с меня внимательных глаз.

Кровь ударила в голову. Говорило. Фантастику я почитывал. В необозримо далеком будущем, когда человечество начнет осваивать иные миры, эта наука будет изучать внеземные формы жизни. ЧУЖИЕ!

— Вы меня за пришельца принимаете? — с натугой выдавил я. — Ин-те-рес-ный у нас разговор получается. А если я наш, земной феномен? Или — вскрытие покажет?

— Зачем же утрировать, — поморщился Серебро. — Мы изучаем любые, подчеркиваю, любые аномальные явления, любые феномены. Но, согласитесь, назови мы группу греческой буквой «фи» — от феномена, а не «кси» — от ксенологии, то название звучало бы несколько легковесно. В русском языке, естественно.