— Едем на Карьер, — сказал я, садясь в машину.
— Там же искупаться негде, — надула губы Люся.
— Зато есть родник, лес и нет людей, — сказал я. — Никто мешать не будет.
Мои аргументы убедили всех, и мы поехали.
Песчаный карьер располагался километрах в десяти к востоку от города, и к нему вела разбитая, колдобистая дорога. Неудивительно, строили дорогу где-то в пятидесятые годы и потом вряд ли хоть раз ремонтировали. Некогда здесь брали песок для строительных нужд, но внезапно карьер затопили грунтовые воды, и добычу песка пришлось прекратить. С открытыми водоемами у нас всегда была проблема, поэтому тогдашние городские власти решили извлечь из этого случая некоторую выгоду и организовать у стихийно образовавшегося озера курортную зону. Посадили вокруг сосновый лес, он прижился, но… ничего из благородной затеи не получилось. Грунтовые воды как внезапно пришли, так внезапно и ушли, лишь на северном глинистом склоне остался небольшой родник. Сосновый лес (такая же редкость в наших местах, как и озера) вырос, покрыл склоны карьера, но отдыхать сюда никто не приезжал — далековато от города, да и что это за отдых по нашей жаре и без водоема? Осенью сюда наведывались грибники, в остальные же времена года здесь не было ни души.
Пока мы ехали, Люся сидела молча, а Света с Владиком о чем-то тихо шушукались на заднем сиденье.
— Роман, — обратился ко мне Владик где-то посредине пути, — мне тут сказали, что ты заплатил за операцию.
— А! — досадливо отмахнулся я — колдобистая дорога отбирала все внимание. — Не бери дурного в голову.
— Нет-нет, — подключилась Света. — Мы вам отдадим. Попозже, правда…
— Замнем для ясности, — снова отмахнулся я.
—Обязательно отдадим,—твердо сказал Владик.
— Послушай, Влад, ты помнишь наш последний разговор в погребке? — спросил я.
— Помню.
— Ты тогда посоветовал употребить мои способности в казино. Я воспользовался советом и выиграл на ипподроме кучу денег. Так что с меня причитается. К тому же, чего греха таить, мы теперь почти родственники…
Не знаю, что дернуло за язык сказать последние слова, но вырвались они у меня просто и обыденно, как само собой разумеющийся факт. Ни тени сожаления не испытал, наоборот, нечто вроде возвышенной гордости, что беру на себя всю ответственность за наши с Люсей отношения, теплом разлилось в груди. Никогда не думал, что способен на возвышенные чувства и что они могут быть столь приятны.
— Ай да Люська! — ахнула сзади Светлана. — Неужели на нашу недотрогу нашелся-таки мужик?
Она прыснула, а Люся смутилась и отвернулась к окну. Светлана перегнулась к сестре через спинку сиденья и что-то зашептала на ухо.
— Да ну тебя! — отмахнулась Люся.
Мое внимание рассеялось, я пропустил очередную рытвину, и нас настолько ощутимо тряхануло, что у кого-то щелкнули зубы.
— Черт! — выругался я, давя на тормоза. — Все в порядке?
Вопрос прозвучал чисто в американском стиле, но я, оглядываясь на Владика, надеялся, что с ним в отличие от героев голливудских боевиков действительно ничего не случилось. Все-таки человек после операции на мозге.
— Нормально, — кивнул мне Владик.
— Шетш… — внезапно прошамкала Светлана, закрывая руками рот. На глаза у нее навернулись слезы. — Яшык пшы-кушыла…
— Ну-ка покажи! — Люся повернулась к ней, оторвала руку от лица, заглянула в рот. — Ничего страшного. Меньше будешь гадостей на ухо говорить.
Сказала это серьезно, но таким наивным тоном, что все рассмеялись. Даже Светлана, несмотря на боль.
Минут через десять мы наконец подъехали к Карьеру. Собственно, от самого карьера осталось только название, до сих пор бытующее в городе, так же как народное название района Хацапетовка. Сорокалетние сосны и кустарниковый подлесок сгладили склоны, и карьер теперь ничем не отличался от природной впадины, где каким-то чудом, а вовсе не благодаря людским стараниям, образовался лесной оазис посреди степи.
Я подвел машину к Карьеру со стороны северного склона, поближе к роднику, и остановил ее под соснами. Мы вышли, стали распаковываться и выбирать место для пикника.
Как вскоре выяснилось, выбор Карьера для пикника был не очень удачным. Трудно в сосновом лесу в летний зной отыскать прохладу — мачтовые сосны, голые снизу, словно телеграфные столбы, и с редкими кронами на самой вершине, почти не дают тени. Я бывал здесь несколько раз осенью, и потому мне представлялось, что это прекрасное место. Осенью — да, но летом… Не напрасно сюда по жаре никто не ездил.
И все же неподалеку от родника мы нашли более-менее подходящую полянку, поросшую густой травой. Здесь была хоть какая-то тень, а по склону, как в аэродинамической трубе, дул слабый ветерок.
Пока женщины расстилали полиэтиленовую скатерть и готовили импровизированный стол, я отнес несколько бутылок шампанского и фанты к роднику и опустил в ключевую воду.
— Роман, — позвала Люся, — а ты хлеб купил?
— Забыл, — честно признался я, возвращаясь на полянку. Совсем о другом думал в супермаркете, бросая в тележку все, что под руку подворачивалось. Хлеб, к сожалению, не «подвернулся».
— Как же мы есть будем? — расстроилась Люся. — Хотели бутербродов наделать, так как ни вилок, ни ложек нет. Один нож на всех.
— И еще тень нам родственничек обещал, — глядя в сторону, недовольно пробурчала Светлана. Не настолько мы были с ней знакомы, чтобы она в глаза высказывала свои претензии.
— Что делать, что делать… — Я развел руками. — Колдовать будем!
Где наша не пропадала! Не упала же в обморок Люся, когда впервые увидела Рыжую Харю, авось и Владик со Светланой нормально воспримут ее появление. Надеюсь, Рыжая Харя подготовит их психологически, иначе все удовольствие от пикника пропадет.
Я полез в карман и достал золотую монету.
— Если решка — ничего не получится, а орел — начнется колдовство.
— Каким образом?
— Домоправительница из-под земли появится и организует и хлеб, и тент.
Владик понимающе улыбался. Думал, вероятно, что все припрятано в машине.
— Ты бы лучше загадал, чтобы ребром встала, — подначил он. — Вернее будет.
Я внимательно посмотрел ему в глаза. Парень не из трусливых, но как он воспримет появление Рыжей Хари?
— Пусть будет по-твоему, — пожал я плечами и щелчком подбросил монету в воздух.
С мелодичным звоном она описала красивую дугу и упала в баночку с красной икрой, встряв ребром. Над поляной разнесся гомерический хохот.
— Умеешь… — перебарывая смех, выдавил из себя Владик. — Колдуй…
Не знаю почему, но я обиделся и запретил Рыжей Харе показываться на глаза.
— Не веришь, что монета на самом деле ребром встанет?
— Да ну тебя, — отмахнулся Владик.
— Она вправду золотая? — попыталась сгладить неловкость Светлана, извлекая монету из баночки.
— На зуб попробуй, только не сломай, это не язык прикусывать, — предложил я. Светлана насупилась.
— Роман, зачем ты так? — возмутилась Люся.
— Извини, Света, — сказал я, поняв, что перегнул палку. — Действительно золотая и самой высшей пробы.
Я взял коробку конфет, положил на землю, где поровнее, и отобрал у Светы монету.
— Присаживайтесь. Все сели на траву.
— Смертельный номер! — провозгласил я голосом циркового конферансье. — Исполняет… Владислав Ступин. — Я протянул монету Владику. — Бросай. Если ребром на коробке встанет, значит, так и должно быть, и я имею право на чудеса.
Владик с сомнением повертел монету в руках, поморщился.
— Давай не будем, — сказал он. — Уже не смешно.
— Бросай! Насчет смертельного номера я пошутил. Владик пожал плечами и легонько подбросил монету над коробкой. С глухим стуком монета ударилась в картон и неподвижно застыла на ребре, будто опять встряла. Наверное, появление Рыжей Хари из-под земли не вызвало бы у Владика со Светой такого ступора, как положение монеты.
И тогда я понял, что никакого «колдовства» не будет. Света с Владиком обыкновенные люди и не воспримут джинна из бутылки в образе Рыжей Хари как само собой разумеющееся. На что Серебро, полжизни изучающий трансцендентные явления, и тот относится ко мне с опаской, а они если и не испугаются, то будут затем всю жизнь сторониться. Пример Люси не в счет, она меня и в образе лукавого с рогами и копытами любить будет… Так что придется всю жизнь таиться, если хочу, чтобы меня принимали за нормального человека.