— Не извольте беспокоиться. Кибо нахмурился:

— Вы больше не хотите встретиться с ним?

— Нет.

Кибо быстро проанализировал возможные альтернативы.

— Вы могли бы пообедать с ним завтра вечером.

— К сожалению, завтрашний вечер у меня занят, — не без ехидства ответил Пик. — Просто запомните мои слова, мистер Кибо. Еще одного шквала оскорблений мы не потерпим.

И в трубке зазвучали гудки отбоя. Кибо тут же попытался разыскать Кимати. В конце концов ему удалось связаться с Нджомо.

— Что-нибудь случилось? — спросил молодой человек.

— Беда, — коротко ответил Кибо. — Я хочу, чтобы на ближайшие два дня ты отменил все выступления Кимати. Пока я не переговорю с ним, он нигде не должен появляться.

— А что такое?

— Мне позвонил посол Великобритании. Он требует, чтобы Кимати перестал нападать на его страну.

— И что из этого?

— Делай то, что тебе говорят! — рявкнул Кибо и бросил трубку. Снова попытался связаться с Кимати. В час дня ему это удалось: кандидат взял трубку в своем «люксе».

— Джон, это Мэтью Кибо.

— Как тебе понравилась моя сегодняшняя речь?

— Превосходная речь. — Кибо помолчал. — Джон, у нас проблемы. Я отменил все твои выступления на ближайшие два дня. Можешь ты сказаться больным?

— Зачем?

— Ситуация очень сложная. До выборов двадцать дней. Пора устанавливать более дружеские отношения.

— С Тику? — пренебрежительно бросил кандидат. — Кому нужен этот старикашка?

— С англичанами.

— Пусть сначала отдадут бивни!

— Джон, ты говоришь со мной, а не с избирателями.

Это я нашел тебе эту идею.

— Я не успокоюсь, пока бивни не вернутся в Кению!

— Джон, пока я не давал тебе плохих советов, не так ли? Ты должен мне верить. Если ты перестанешь клеймить англичан, у тебя есть шанс выиграть выборы. Если нет, обещаю тебе, ты проиграешь.

— Никто не вправе приказывать Джону Эдварду Кимати! — проревел кандидат. — Я никого не боюсь, будь то страна или человек, и не позволю заткнуть себе рот! Пусть привозят свои пушки. Я готов к войне.

— Они привезут не пушки. Можешь ты остаться в Малинди, пока я не прилечу и не поговорю с тобой?

— Завтра утром я должен выступать в Лами-Тауне. Если хочешь поговорить со мной, прилетай туда.

— Твое выступление отменено.

— Тогда я выйду на городской перекресток и выступлю там. Мне не заткнут рот, пока бивни не вернутся в Кению!

Кибо швырнул трубку на рычаг, вновь попытался дозвониться до Кимати, но в ответ слышались лишь короткие гудки.

Еще час он просидел на телефоне, а потом поехал домой, прекрасно осознавая, что его кандидату уже не стать будущим президентом.

Нджомо пересек кабинет и выключил телевизор.

— Я считаю, что это одна из его лучших речей! — воскликнул он.

— И к тому же одна из последних, — добавил Кибо. — Включи телевизор.

— Зачем?

— Потому что я могу отличить угрозу от блефа.

— Ты насчет посла Великобритании? — спросил Нджомо. — Что он может сделать! Чем громче он будет протестовать, тем выше взлетят шансы Кимати.

— Тебе еще многому надо учиться. — Кибо откинулся на спинку стула, наблюдая за перипетиями разворачивающейся на экране исторической драмы.

Нджомо просидел рядом с ним двадцать минут, потом поднялся, подошел к столу, на котором стоял компьютер.

— Ты не возражаешь? Хочу посмотреть рейтинг трансляции его выступления.

— Смотри, конечно. — Он тоже встал, шагнул к окну, выглянул.

В центре Городской площади по-прежнему высилась статуя Джомо Кениаты. Проехала машина «скорой помощи» с включенной сиреной. Две сотни испуганных птиц взлетели с веток.

— Неплохо, — прокомментировал Нджомо появившиеся на дисплее цифры. — Особенно много телезрителей на побережье.

— На побережье сто пятнадцать градусов*6, — напомнил Кибо. — В такую жару им не остается ничего другого, как сидеть дома и смотреть телевизор.

Внезапно он вернулся к креслу и уставился в экран.

— Этого я и ожидал.

Нджомо выключил компьютер, повернулся к телевизору.

— Мы прерываем нашу трансляцию, — прозвучал маслянистый, обволакивающий голос, — чтобы передать специальное сообщение.

На экране возникла резиденция президента Тику в Мутайга. Джозеф Тику и сэр Пик стояли на каменных ступенях, окруженные репортерами.

— Я вас надолго не задержу, — предупредил Тику.

Репортеры придвинулись.

Сегодня утром, в одиннадцать тридцать, то есть пятнадцать минут назад, правительство Кении завершило дружественные и конструктивные переговоры с правительством Великобритании, которое представлял посол сэр Роберт Пик. В полном соответствии с итогами наших переговоров бивни Слона Килиманджаро завтра в полдень будут выставлены на всеобщее обозрение в Национальном музее Найроби.

Старый президент пожал руку Пику и лучезарно улыбнулся прямо в камеры. Кибо почувствовал, что улыбка предназначена лично ему.

— Вот тебе и последний урок. — Кибо печально вздохнул. — Не берись за организацию предвыборной кампании кандидата с одной-единственной идеей, если не уверен, что эта идея протянет до выборов.

— Что же нам теперь делать? — вырвалось у потрясенного заявлением президента Нджомо.

— Теперь? — переспросил Кибо. — Идти домой и отдыхать. А послезавтра постараемся придумать, что должен говорить Кимати три последние недели предвыборной кампании, чтобы достойно, а не с разгромным счетом проиграть выборы.

— А завтра?

— Насчет тебя не знаю, — Кибо поднялся, подошел к стенному шкафу, достал пиджак, надел, — а вот я пойду в музей и посмотрю, из-за чего разгорелся сыр-бор.

Домой я вернулся после полуночи, скорее из желания переодеться, а не потому, что хотел провести ночь в собственной постели. Кивнул трехногому швейцару с Хесполита III, подождал, пока лифт сравнит мои ретинограмму и костную структуру с заложенными в его памяти, поднялся на седьмой этаж. Когда коридорная дорожка остановилась перед моей дверью, я сошел с нее, прижал ладонь к пластине сканнера, произнес звуковой код, вошел.

И оказался лицом к лицу с Букобой Мандакой.

— Что вы тут делаете? — спросил я.

— Жду вас, — ответил он, поднимаясь с кресла, в котором сидел.

— Как вы сюда попали?

— Есть способы.

Я смотрел на него, здоровенного, мускулистого, высящегося надо мной словно гора, и решил сменить тему.

— Ясно. А что привело вас сюда?

— Хотел поговорить.

— Мы вроде бы этим и занимались за обедом. Он покачал головой.

— За обедом мы пикировались, мистер Роджас. А теперь мы поговорим.

— Я это только приветствую. Вы не будете возражать, если я себе что-нибудь налью?

— Отнюдь. Бутылки на кухне.

— Знаю, — сухо ответил я.

— У вас интересная квартира, мистер Роджас. — Он последовал за мной.

— Обычная. — Я пожал плечами.

— Я и сказал — интересная, а не экстраординарная. Я оглядел белые стены, стерильно чистую мебель.

— Что вы нашли тут интересного? Квартира как квартира.

— Она интересна тем, что абсолютно ничего не говорит о вас. И в то же время говорит все.

— Что-то я вас не совсем понимаю.

Я подошел к бару, приказал двери уйти в стену.

— Давно вы здесь живете, мистер Роджас?

— Почти семь лет.

— И за семь лет вы так и не обжили свою квартиру. Вот это я и нахожу интересным.

— Я все равно вас не понимаю. — Я достал контейнер.

— Мебель чисто функциональная, по картинам на стенах невозможно судить о вкусе хозяина. Ковер старый, но такое ощущение, что по нему не ходят. Кухней никто не пользуется. Ни жены, ни семьи, ни любовницы. Вы платите за квартиру, мистер Роджас, но используете ее как номер отеля. В квартире нет ничего от вас. Даже книги и диски чисто развлекательные, нужные лишь в те короткие минуты, когда человек хочет отвлечься. И эти головоломки, мистер Роджас. — Мандака печально покачал головой. — Головоломки.