— Компьютер!

— Да, Дункан Роджас?

— Ты нашел бивни?

— Нет.

— Тебе удалось обнаружить хоть какую-то информацию, связанную с ними, после того как их украла Таити Бено?

— Нет.

Я сел, нахмурившись.

— Согрей мне поясницу, — приказал я креслу.

— Исполнено.

— Компьютер, мне надо подумать. Пожалуйста, включи Альтаирскую рапсодию Ганецки и затени западную стену.

— Приступаю… Исполнено.

Я просидел не шевелясь минут десять, разрешая волнам музыки накатывать на меня, освобождая разум от всех лишних мыслей.

— Компьютер?

— Да, Дункан Роджас?

— Какая часть твоей мощности задействована на поиск бивней?

— Семьдесят три целых и двести тридцать одна тысячная процента.

— И каковы результаты?

— Результатов нет.

— Я недостаточно точно выразился. Хронологически ты, конечно, продвинулся вперед. Таити Бено украла бивни в пять тысяч семьсот тридцатом году Галактической эры. Ты уже миновал тридцать первый год, тридцать второй. В каком году ты сейчас?

— Я одновременно веду поиск по нескольким направлениям: хронологический, алфавитный, предметный, визуальный, по местонахождению, по музеям, по аукционам, по описаниям, по мемуарам. Ни одно исследование не закончено.

— Ясно. Значит, так. Я хочу, чтобы половину располагаемой мощности ты использовал для того, чтобы выяснить, где и как умерла Таити Бено. Если она никому не отдала бивни, то они могут так и не появиться. — Я помолчал. — Она умерла через два года после кражи бивней. Товар это специфический, покупателей могло не найтись. Лийо Нельон предлагал за них большие деньги, так что она, возможно, дожидалась не менее весомого предложения. И, уж конечно, ни музеи, ни коллекционеры столько выкладывать бы не стали. А наследники Лийо Нельона или не знали о порученном ей задании, или не смогли ее разыскать. А раз нам известно, что в руки масаи бивни так и не попали… — На том я и замолчал.

— Приступаю.

— Хорошо. — Я заказал стулу легкую вибрацию-массаж. — Компьютер?

— Да?

— Как ты думаешь, зачем они ему нужны?

— Не понял вопроса.

— Бивни… Почему они понадобились Мандаке?

— Не имею достаточной информации. Я задумался:

— Сколько людей моего возраста проводят на работе больше ночей, чем дома?

— Уточните вопрос. Вы имеете в виду людей, которые родились в один с вами день или которым исполнилось столько же полных лет, что и вам? Вы говорите об этой планете, звездной системе. Содружестве, всей галактике?

Я вздохнул:

— Можешь не отвечать. — Я закрыл глаза, вслушался в рапсодию. — Компьютер?

— Да?

— А может, дело в другом?

— Не понял вопроса.

— Должен я хотеть то, чего хочется другим людям?

— Уточните вопрос.

— Иметь друзей, семью, детей, жену.

— Я не запрограммирован на общие суждения в этой сфере.

— Создай подпрограмму и дай ответ.

— Приступаю… Нет, Дункан Роджас, ничего, кроме жажды знаний, вами не движет.

— Ты уверен?

— Нет, Дункан Роджас. Не уверен. Я создал подпрограмму, основанную на своих логических принципах. Будь вы машиной, я был бы уверен.

— Спасибо тебе, компьютер.

Наверное, я задремал, потому что, открыв глаза, увидел, что часы показывают два ночи, а во рту — привкус горечи.

— Компьютер?

— Да, Дункан Роджас?

— Ты нашел бивни?

— Нет.

— Ты определил место и время смерти Таити Бено?

— Нет.

Я поднялся, прошел в ванную, встал под молекулярный душ. И тут же меня позвал компьютер.

— Букоба Мандака пытается связаться с вами.

— Обеспечь визуальный контакт.

Над компьютером появилось лицо Мандаки.

— Я пытался найти вас в одиннадцать вечера, но безо всякого успеха.

— Мне пришлось заглянуть в одно место. Отказаться не было никакой возможности.

— Насчет бивней?

— Нет.

— Тогда вы не имели права уходить, — резко бросил он. — Я оплачиваю ваше время.

— Я ходил на бал для сотрудников компании. Мне пригрозили, что отлучат меня от компьютера, если я не явлюсь.

Он долго смотрел на меня, потом кивнул.

— Вы нашли бивни?

— Нет. Сейчас компьютер выясняет, где и как умерла Таити Бено. Я исхожу из предположения, что бивни не попали к наследникам Лийо Нельона. Вы можете это подтвердить?

— Тембо Лайбон был последним из масаи, кому принадлежали бивни. — Он помрачнел: так случалось всякий раз, когда он поминал Тембо Лайбона. — Они принадлежали нам тринадцать столетий, и этот болван проиграл их в карты!

— Может, он не знал их истинной ценности, — предположил я.

— Знал, — уверенно ответил Мандака. — Каждый масаи знал об этом. Бивни не должны были попасть ни к нему, ни ко мне. Первому же масаи, который завладел ими, следовало исполнить волю богов.

— Первому? — переспросил я. — Вы имеете в виду Масаи Лайбона?

Он молча кивнул, его взгляд нырнул в далекое прошлое. И такая печаль отразилась на его лице, что мне захотелось его утешить.

— Я их найду. Даю вам слово, Букоба Мандака, — Я знаю, что найдете. — Лицо его напоминало деревянную маску.

— Я свяжусь с вами, как только узнаю, где они, — продолжил я.

— Хорошо, — ответил он.

Еще минуту я смотрел на него, гадая, что же такое сказать, но он облегчил мою участь, разорвав визуальный контакт.

— Компьютер?

— Да, Дункан Роджас?

— Масаи Лайбон был первым из масаи, которому принадлежали бивни?

— Да.

— Он передал их своим потомкам, и они оставались у масаи, пока не попали к Тембо Лайбону?

— Совершенно верно.

— Интересно, а каким же образом бивни попали к Масаи Лайбону?

— Это вопрос? — спросил компьютер.

— Да. Ты знаешь ответ?

— Проверяю… Да, теперь знаю.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ХУДОЖНИК (1701 г. Г.Э.)

Приближаясь к Килиманджаро, я останавливался все чаще и чаще, чтобы наполнить желудок водой, ибо, хотя мне и хотелось есть, зубы мои источились и я не мог пережевывать пищу. Болела голова, суставы не разгибались, я то и дело останавливался, чтобы передохнуть.

Я много раз проверял ветер, потому что люди жили у подножия горы, а у меня не было желания встречаться с ними. Сил, оставшихся у меня, едва хватило бы на то, чтобы подняться на вершину и встретиться с Богом, а спускаться я не собирался. Даже белые цапли, мои постоянные спутники, и те почувствовали, что я готовлюсь к смерти: все, кроме одной, улетели, когда я вплотную подошел к горе. Я последний раз напился, последний раз осыпал спину пылью и ступил на тропу, вьющуюся по склону к, вершине.

Он — черная кожа, рост шесть футов четыре дюйма.

Она — семь футов два дюйма от носа до кончика хвоста, кожа — замысловатый рисунок синего и зеленого.

Он смотрел на мир холодными карими глазами, она видела недоступное никому горящими красными «бельмами».

Он — Человек, она — Ночная ползунья. Он — Масаи Лайбон, она — Глаза-в-огне. Пути их пересеклись лишь однажды, потому что ей принадлежало то, что он хотел заполучить. Ее драгоценнейшее сокровище, без которого он не мог жить.

Она жила в пещере на Беламоне XI, где температура редко поднималась выше нуля градусов по шкале Цельсия, а кружащиеся в вихре снежинки рассеивали свет далекой красной звезды.

Некоторые цивилизации убивали слепых младенцев при рождении. Другие, с помощью достижений науки, возвращали им зрение. Кто-то воспринимал слепого как беспомощного инвалида, которого кормили и поили всю жизнь. Ночные ползуны выбрали иной путь. Они создали все условия, чтобы развить ее уникальный художественный талант, позволяющий дать более точное описание того, что они знали, но никогда не видели.

В сорок пять она по праву считалась одним из лучших художников своего поколения. К восьмидесяти годам, достигнув зрелости, она решила, что пора браться за проект, к которому она готовилась всю жизнь. В череде образов она хотела запечатлеть в резьбе эволюцию Ночных ползунов, от зарождения разума до покорения звезд, дабы еще полнее осознать опыт, накопленный цивилизацией.