– Может быть, мне удастся уточнить это.

– Правильно. Пойдите и спросите у привидений, знают ли они хоть что-то о нем или о его местонахождении.

– Если вы услышите о любом из этой пятерки в результате широкого освещения расследования данного дела, то дайте мне знать.

– Хорошо. – Тайсон погасил окурок.

– Я вам немедленно сообщу, если разыщу хотя бы одного.

– И как можно быстрее, пожалуйста.

– У меня есть право сначала опросить возможных свидетелей.

– Так же, как и у меня, если я их найду первым.

– И еще один или два важных момента. – Карен пристально посмотрела на Тайсона и тихо сказала: – Конечно, есть еще один потенциальный свидетель, чьи показания, я думаю, будут безукоризненными.

– И кого же вы имеете в виду, майор?

– Вы знаете. Французское правительство и Ватикан сотрудничают с нами в организованном поиске. – Майор сделала глоток вина и продолжила: – Найти монахиню франко-вьетнамского происхождения не составляет труда, как и доказать, что она действительно существует. Мы считаем, что она все-таки была и есть, несмотря на то, что сказали вы и Пикар. Действительно в архивах католической организации милосердия числится сестра Тереза, причем возраст и место рождения совпадают с названными данными. Что вы о ней помните? Сколько ей было лет, например?

Тайсон охотно ответил:

– Насколько я помню, монахине тогда было лет двадцать пять. Она выделялась поразительной красотой, хотя едва ли католики могли засвидетельствовать этот факт в своих архивах. Она работала в аптеке при школе, а жила в монастыре, рядом.

– Откуда вы узнали, что она была монахиней?

– По монашеским привычкам. Во-первых, крест на шее, во-вторых, жизнь в монастыре, и в-третьих – она, по-моему, избегала встреч с кем-либо, на свидания явно не бегала.

– Не ерничайте. Я спрашиваю потому, что у Ватикана нет никаких сведений о ней.

Тайсону на память пришли слова сестры Терезы:

«Если мы согрешим, это не будет таким уж тяжким грехом, как ты думаешь?»Он сказал Карен:

– Вы знаете, там не особенно проверяли удостоверения личности. Если эту женщину воспитали католики в монастыре и если она изучала медицину, то она вполне могла выдать себя за медсестру.

Карен кивнула, явно соглашаясь с его аргументами.

– Итак... если она оказалась обманщицей и продолжала оставаться ею, когда ее встретил Пикар в одной из французских больниц, она и дальше могла заниматься подобным сожительством.

Тайсон пожал плечами.

– Возможно. Но вам все же не следует клеймить ее словом «обманщица».Поймите, что евразийки считаются изгоями во вьетнамском обществе. Женщина, подобная этой, найдет защиту, покой и средства существования в лоне католической церкви. Я уверен, что она зарабатывала себе на жизнь.

Карен передразнила его:

– И я уверена, что так оно и было. Трудно поверить в это, не так ли? Я имею в виду то, что общество, где в момент рождения автоматически становишься изгоем, ограничивает возможности и перспективы роста этого человека. Поэтому легче всего надеть маску, обезличивающую тебя... Монахини, к примеру, и вести жизнь... соответствующую социальному статусу.

– Безбрачие.

– Да.

– Большинство евразиек, рожденных от французских солдат и вьетнамских женщин, не мучаются выбором. У них две дороги – монастырь или публичный дом. Публичный дом также дает им защиту и комфорт, не требуя обета безбрачия.

– Наверное. Знали ли вы сестру Терезу до этого происшествия?

Тайсон не хотел лгать по мелочам, но и не имел ни малейшего желания разыгрывать из себя висельника для армии из-за каких-то крупиц правды. Чем меньше сказано о сестре Терезе, тем лучше. С другой стороны, она, как и другие, могла появиться на сцене в любой момент. Он сказал:

– Да. Я знал ее раньше.

– При каких обстоятельствах?

– До праздника Тэт я встречал ее несколько раз.

– Как?

– Случайно. На мессе в соборе Фукам.

– А что вы там делали?

– Искал свою собаку, – хмыкнул Бен.

– Я не хотела вас обидеть, но вы ведь не католик.

– Я пошел с офицером-католиком главным образом посмотреть на церковь.

– А еще когда?

– За неделю до Рождества. Я привез ящики с гуманитарной помощью в монастырь. Она случайно оказалась там. Потом на следующий день или чуть позже в школе должен был состояться утренник для детей. Мой приятель, офицер из соседнего взвода, искал того, кто умеет играть на фортепиано.

– Вы играете на фортепиано?

– Так же хорошо, как говорю по-французски. Но могу исполнить рождественские гимны. Я как-нибудь сыграю вам.

– Подождем до Рождества. Итак, вы встретили ее на рождественском утреннике. Разговаривали с ней?

– Да. Разговор был кратким.

– На каком языке?

– На французском, вьетнамском и английском.

– О чем же шла речь?

– Ни о чем таком, что бы могло заинтересовать следствие. Мы говорили о войне, детях, о Божьей милости... и всяких таких вещах.

– Вы христианин?

– Да. Сейчас это модно, только не в «Перегрин-Осаке». В своей конторе я буддист с девяти до пяти.

– А в шестьдесят восьмом, когда это не было так модно, вы были христианином?

– Я старался им быть. А что?

Она пожала плечами.

– А после утренника вы виделись с ней?

– Да.

– Как часто?

– Ну, раза четыре.

– При каких обстоятельствах?

– Что вы имеете в виду?

– Ваши встречи носили официальный характер или случайный? Или вы искали с ней встреч? А может быть, вы общались с ней по долгу службы?

– Все вместе взятое. А какое это имеет значение?

– Я пытаюсь установить ее добропорядочность. Теперь я вижу, что вы знали ее, поэтому она не может являться беспристрастным свидетелем, как я подумала с самого качала. Я бы хотела прояснить некоторые детали ваших встреч.

Тайсон промолчал, желая скрыть смущение, но выпрямился, сидя в кресле.

Она спросила:

– Когда и где вы видели сестру Терезу после Рождества?

– Я встречался с ней еще два раза в рождественские праздники. В честь Нового года наступила передышка, поэтому меня попросили через военно-медицинскую службу выполнить временную гражданскую работу в Хюэ.

– Могла ли сестра Тереза иметь связь с военно-медицинской службой и выполнять их поручения?

– Интрига становится все сложнее, не правда ли?

– Итак?

Тайсон отмахнулся.

– Все может быть.

– Итак, вы видели ее дважды в период рождественского перемирия. А после?

– В середине января. Меня отослали в Хюэ обсудить со службой медпомощи фронт нашей работы.

– Они предложили вам работу?

– Да.

– Вы согласились?

– Да. Честно говоря, я достаточно повоевал.

– Так как же случилось, что вы, раненый, все еще руководили взводом пехоты?

– Временно. С тридцатого января я должен был приступить к моим новым обязанностям – завоевывать сердца и умы. Штабной офицер попросил меня прибыть на вьетнамский новогодний праздник. Он несколько раз употребил слово «Тэт», но я не знал, что оно значит. Когда 30 января все праздновали Тэт, рота «Альфа», как обычно, удерживала позиции. Я решил вызвать вертолет с боеприпасами и продовольствием на вечер вместо утра. Я чувствовал себя виноватым, что оставил свой взвод и роту. Браудер разнес меня по косточкам, обозвав командирским лизоблюдом. Поэтому в то утро я пошел в свой последний дозор.

– Утро тридцатого января вы встретили на рыночной площади в Фулае?

– Да. Лежа в грязи, я дожидался смерти и думал, что все бы обернулось гораздо лучше, вызови я вертолет утром. Но судьба так распорядилась, что я остался жить, и к последнему дню января санчасть в Хюэ окружили тысячные отряды коммуняк. Они так и не прорвались, зато полегло много американцев, защищавших санчасть, а еще больше было схвачено за оградой санчасти как раз в разгар празднования Тэт. Потом их нашли со связанными за спиной руками и простреленными черепами. – Он закурил еще одну сигарету. – Наверное... все это было отмечено где-то в божьем календаре. Ведь верно? Тридцатого января Тайсон утром не вызывает вертолет. Вместо этого натыкается в Фулае на вьетконг. Пуля режет ухо. Днем – обед в роте «Альфа». Раздача пайков на кладбище. Начало Тэт-наступления. – Тайсон посмотрел на струящийся лилово-серый дымок. – Но судьба распорядилась так, что я не погиб в Фулае, в санчасти, в госпитале Мизерикорд или в Стробери-Пэтче. Судьбе было угодно, чтобы сегодня вечером я сидел здесь с вами.