Я не хотела. Один раз уже была там всерьез заперта на целые сутки. Причем, поскольку сопротивления им достойного оказать не смогла, то после недолгого бунта меня просто спеленали, как младенца, в шесть рук осторожно донесли до кровати, уложили, как хрустальную куклу. И на полном серьезе пригрозили, что в следующий раз запрут на два дня. Попробуй тут, возрази. Никакие угрозы не действовали. А того, что я попыталась их за это пнуть, они просто не заметили: силы мои были увы, далеко не те, что раньше. Приходилось смиряться, сникать, жалобно хлюпать носом и тоненьким голоском просить:

   - Отпусти-и-ите... я большее не бу-у-уду-у-у...

   А потом несколько часов находиться под еще более пристальным вниманием, чем раньше.

   На пятый день я впервые вышла на крыльцо почти свободной женщиной. То есть, без конвоиров. Да, мне разрешили эту вольность за примерное поведение. Правда, всего на полчаса, но и то хлеб. Зато когда я там оказалась и увидела, во что теперь превратилась лужайка перед домом, то честное слово - тихо охнула и минут пять стояла возле перил красивым изваянием. Неверяще разглядывая новую подъездную дорожку, заново собранное крыльцо, которое рабочие все-таки успели починить, но, главное - цветущие повсюду гверции. Те самые белые гверции, которые мне когда-то так понравились в оранжерее леди Иэры.

   Правда, у нее было всего несколько цветков, за которыми ежедневно и очень тщательно следил специальный садовник, а у меня во дворе они теперь стояли плотными рядами и, как солдаты на плацу, обрамляли заново выложенную камнем дорожку. И это было так красиво, так величественное и немыслимо, что уже просто идя от калитки до дома можно было почувствовать себя настоящей королевой.

   Кто сделал для меня это чудо, парни из вредности не сказали. Просто хитро переглянулись, многозначительно похмыкали и молчаливо возвели глаза к небу, словно советуя мне спросить у него. Даже Лин, загадочно мурлыкнув, обошел эту тему стороной. Но я не расстроилась. Как бы там ни было, у меня имелся только один кандидат на этот изумительный, роскошный и удивительно подходящий для меня подарок: Рорн, который вполне мог выпросить у матушки несколько экземпляров этого редкого чуда или же просто вызнать, где их можно достать.

   В любом случае теперь я могла любоваться на них каждый день. Выходила на улицу, садилась на крылечко и впитывала эту красотищу всем существом, стараясь запомнить ее до мельчайших подробностей, потому что отлично знала, что больше такого никогда и нигде не увижу. Хотя, конечно, если вдруг осяду в какой-нибудь глуши и обзаведусь собственным домом или хотя бы такой же зеленой лужайкой, то непременно посажу белые гверции под окном. Поразительный цветок. Прекрасный. Скромный и роскошный одновременно. Тот, кто его вывел, наверное, был настоящим гением.

   Иногда я читала, забираясь с ногами на кушетку в кабинете. Иногда по вечерам мы собирались на заднем дворе, и я рисковала напевать мелодии моей далекой родины, пользуясь Эйнараэ, как фоном, но перекладывая слова песен на иной манер. Когда-то я скучала. Когда-то болталась без дела. А потом вдруг вспомнила о данном Гору обещании и отправила его искать ингредиенты для бабушкиного торта. Того самого, который не так давно обещала ему испечь. А что? Все равно делать нечего. Так почему бы и не встать за плиту?

   Колдовала я над рецептом, надо признать, долго. То тесто не получалось, то коржи подгорали, то с маслом в крем не угадала, то еще что-нибудь шло не так. У меня целых два дня ушло на то, чтобы из немалого разнообразия местных специй отыскать аналоги корицы и крахмала. Чтобы понять, как отбелить местный сахар. Как пользоваться печью... ага, газовых плит тут почему-то не было! Не додумались, блин, еще! Но скароны не сердились на долгое ожидание - результаты моих экспериментов все равно исчезали со стола с такой скоростью, что я боялась, как бы не начали из рук выхватывать еще на стадии замеса. По-моему, им было все равно, что есть - лишь бы было сладким. А еще, по-моему, им действительно понравился лимонный крем. Не смотря даже на то, что в первый раз он получился слишком кислым, а во второй я откровенно переложила сахара. Однако умяли его так быстро... ложками (причем, большими!), что я едва успела зайти на кухню и взять для них тарелки. А потом вернулась, увидела уже пустую миску... и растеряно развела руками. Тогда как они еще сидели и смотрели снизу вверх голодными глазами, молча вопрошая: а не принесла ли я еще?

   В общем, все постепенно наладилось. Я быстро оживала. Набиралась сил. Медленно стряхивала с себя ненужную опеку. Уже уверенно возилась на кухне, постепенно взяв на себя извечно женские функции, наловчилась работать с допотопной печкой. Наконец-то, испекла им самый настоящий бабушкин торт, от которого братики просто взвыли. Потом быстренько сообразила, что теперь смогу каждого нагло шантажировать. И когда они гурьбой заявились с просьбой испечь еще...

   Сказать, какое условие получили в ответ?

   Правильно.

   За эту гениальную идею мне можно было смело вручать Нобелевскую премию.

   Надо признать, получив мой ультиматум, братики честно думали и взвешивали все "за" и "против". Несколько часов ломали головы, оценивали, спорили. Меня даже вызвали на ковер и потребовали прилюдно оголиться, демонстрируя сравнительно небольшой уже струп, под которым пробивалась новая кожа.

   Я бесстыдно продемонстрировала. Мне-то что? Это Эррей слегка смутился, завидев мой голый живот, да Родан, все еще не привыкший к моему нахальству, вежливо засмотрелся в пол. А вот братики не постеснялись его и потрогать, и пощупать, и чуть ли не на зуб попробовать. После чего совместной комиссией было принято решение снять с меня карантин. При условии, что тренироваться я начну лишь через неделю. Непременно - под строгим присмотром. Только в присутствии кого-то из скаронов. И только если...

   Да-да, не думайте, что они у меня - бескорыстные и все такие благородные!

   ...только если я каждый день до самого отъезда буду печь им "бабушкины" торты!

   Можете себе представить?!!

   Это был чудовищный, дикий, невероятный по своей наглости шантаж. Просто кошмар. Причем, самый страшный из всех, что я только видела. Я в жизни не могла себе представить, что когда-нибудь окажусь перед таким трудным выбором. И даже предположить не могла, что эти наглые, бессовестные, ехидные, оборзевшие до предела обжоры вдруг решат ТАК меня нагреть на каких-то дурацких плюшках!!

   Каюсь, когда они озвучили свой вердикт, я, будучи уже смертельно уставшей от постоянного контроля за каждым своим шагом, ненадолго озверела. Я им столько высказала... столько милых и ласковых слов... я им так много всего пообещала... тоже - милого и ласкового... что Родан откровенно покраснел и поспешил сбежать на улицу, чтобы больше не слышать того, что изрыгала моя привыкшая за время турне по Харону глотка. А что вы хотите? После того, как больше полугода в моей голове хозяйничали эти звери... после того, как я изо всех сил старалась выглядеть борзым рейзером... после тесного и плодотворного общения с Горлопаном и после того, как маска Гая приросла ко мне чуть ли не намертво... так, что сдирать пришлось целых два месяца и по-живому, чтобы она вдруг случайно не вернулась... разумеется, я могла себя вести совсем не как благородная леди. И, разумеется, я прекрасно знала некоторые изощренные обороты, услышав которые покраснел даже Эррей.

   Мой чувственный монолог длился, наверное, минут десять.

   Очень громко.

   Очень выразительно.

   Очень эффектно.

   После чего я облила этих негодяев ледяным презрением и, громко хлопнув дверью, ушла. А затем закрылась у себя в комнате - кипящая от негодования, разобиженная на весь свет и мысленно продолжающаяся ругаться на чем свет стоит.

   Но я зря думала, что на этом все закончится. И зря громыхала сундуком, надеясь во второй раз забаррикадироваться намертво. Я даже зря двигала тяжелый шкаф, старательно пыхтя от натуги. И совсем уж зря тайком выбиралась в окно со стойким намерением залезть на крышу и уже оттуда жаловаться всему миру на своих гадких Фантомов. Потому что сделать этого мне не дали. Мне ловко преградили дорогу. Перед моим носом закрыли окно, нагло оккупировав подоконник. С легкостью отодвинули от двери и шкаф, и сундук, и битком набитый комод, который я с расстройства тоже своротила набок. После чего обступили со всех сторон, крепко обняли и очень осторожно попросили прощения.