Члены совета одобрительно закивали. Даже Заркаль не стал возражать.

– Итак, господа! Я выношу вердикт! – торжественно объявил судья Циммель. – Суд города Ульбурга рассмотрел в заседании дело по обвинению в убийстве бывшего наемника на службе города Юджина Артакса свой жены – горожанки фрау Уты фон Артакс и установил, что вина упомянутого Артакса доказана целиком и полностью. Согласно законам города, Артакс приговаривается к смертной казни через повешение. А так как помянутый Артакс был избран нами почетным бюргером города, казнить его следует на шелковой веревке. Расходы на казнь и похороны будут произведены за счет городской казны! Ах да… Шелковая веревка… Она не предусмотрена сметой. Как быть?

– Шелковую веревку я приобрету за свой счет! – к всеобщему удовольствию, сообщил Лабстерман, усиленно борясь с улыбкой.

Члены Городского совета остались решать какие-то вопросы, а меня отвели обратно в подвал под ратушей, в клетку.

Когда за мной закрылась дверь, а стражники ушли, я лег на жесткую кукурузную солому, немного отдохнул, а потом, встав на колени, принялся вытряхивать из-под одежды трофеи – две пригоршни камушков, набранные на площади. Зря я, что ли, скандалил со вздорной бабой? Нужно же было придумать повод для падения, а потом, делая вид, что не могу отдышаться, переправить камушки под платье…

Конечно, я не собирался «перепиливать» кандалы. Скорее, истер бы камни в пыль, не добившись ничего путного. А вот сточить шляпки заклепок можно! Я еще вчера обратил внимание, что кузнец оказался слишком рачительным – вставил такой гвоздь, что он еле-еле выступал над дыркой! Будь там металла побольше или если бы заклепку вначале раскалили, а потом плющили, было бы труднее. А так – мягкий металл…

Повозиться пришлось до самого утра. Но кандалы снял! Жаль, что клетку открыть не удалось. Изрядно вымотавшись, я заснул…

Во сне ко мне пришел нищий, которого я убил. Протягивая ко мне руки, он сказал:

– Мне холодно. Верни мне мою куртку.

– Прости, старик, – отозвался я. – Я не хотел тебя убивать. Ведь я же похоронил тебя, прочитал молитву.

– Верни мне куртку, – повторил старик и закашлялся, словно несмазанные дверные петли…

Я проснулся от скрипа двери. Поняв, что за мной пришли, стал быстро приводить в порядок солому и цеплять на себя кандалы. Вместо заклепок пришлось засунуть стебли кукурузы. С первого раза не догадаются, а потом… Потом посмотрим.

«Это был просто сон? – подумалось вдруг. – Или это был не простой сон?»

Не приснись мне этот старик, меня бы застали со снятыми кандалами. Или – так уж совпало?

За мной явились два стражника. Первый остался у дверец клетки, а второй прошел внутрь.

– Вставай, – лениво приказал он. – Велено тебя проводить наверх.

– Уже вешать? – поинтересовался я.

– А куда же еще? Чего тянуть?

– А как же исповедь, причастие?

– Патер Изорий болен, – пожал плечами стражник. – А кроме него, к убийцам никто не ходит.

– Опять же перед казнью кормить положено.

– А зачем? – зевнул стражник. – К чему тебя кормить, если повесят? Только деньги лишние переводить. Давай поднимайся. Там уже весь город собрался, только тебя ждут. Э, ты чего? Помоги…

Первого стражника я убил ударом в горло – сломал ему кадык, как меня когда-то учили. Второй успел дернуться, но скоро умолк, похрипев немного.

Я разжал руки, быстро стащил с него плащ, примерил каску. Прихватив алебарду, пошел к выходу.

Глава третья

Убийца и беглец…

– Мати, Юстас, чего вы там возитесь? Где вы, мать вашу! Шустрее надо! На площади народ собрался, представления ждут. И бургомистры уже там! Смотри, за опоздание пять фартингов вычтут! – сразу же заорал на меня кто-то, едва моя каска высунулась из-за двери. – Вы же, скоты, и нас подставляете!

Я выскочил, оценивая обстановку. Как я и думал – у выхода трое.

– Да это не Мати! – вытаращился один из стражей. – Это же…

Наверное, он хотел сказать: «Это же Артакс», – но не успел закончить – умер, получив жалом алебарды в глаз. Второй страж был умнее – бросив свою гуфу, пустился бежать. Я сорвал с головы трофейную каску и запустил ее вслед.

«Дз-зин-нь!» – раздался звук удара металла о металл, и парень притих.

Третий был смелее (или – дурнее?). Он даже сделал попытку скрестить свое древко с моим оружием, но так и умер, не успев сообразить, что алебардой можно не только колоть, но и рубить.

У меня не было ненависти к латникам. Они только орудие в руках первого бургомистра. Но они сами выбрали такую работу!

Ратушная площадь была заполнена народом. Еще бы, все пришли посмотреть на зрелище! Словом, у меня не было выбора – куда бежать. И вместо того, чтобы скрыться, пришлось идти сквозь толпу…

Перехватив алебарду в обе руки, я начал крутить «восьмерку». Или, как говорил один из моих профессоров, «знак бесконечности».

Женщины хватали детей, кто по умнее – падал, закрыв голову руками.

Я шел словно по живому коридору. Кто не успевал отскочить – попадал под удар. Я шел, а следом за мной раздавались крики и стоны. Кто-то лишился руки, а кому-то попало в глаз. Я шел, раздавая удары топором и жалом. Как мог, старался щадить детей – лупил древком, а взрослых… Ну а зачем мне их щадить?

Началась паника. Народ шарахнулся в разные стороны, стараясь отпрянуть от меня подальше. Слышались крики, стоны, проклятия.

Ратушная площадь невелика, но в тот момент она показалась мне бесконечной! Минула вечность, пока я прошел сквозь толпу и вышел к домам.

– Перекрыть ворота! – послушался каркающий голос первого бургомистра.

Вот теперь можно и бежать! Я бросил ставшую ненужной алебарду и помчался. Как ветер, как вихрь. Что там еще? Да, а еще – как мысль, как… Какие подбирают эпитеты, чтобы рассказать о том сумасшедшем беге, на который способен человек, если его ждет виселица?

Я бежал, путая следы, – старательно сворачивал с одной улицы на другую, перескакивал через низкие заборы, «форсировал» канавы. От меня шарахались редкие прохожие, облаивали собаки, а одна, особо смелая, даже попыталась укусить, но, получив кулаком между глаз, присела на задние лапы и жалобно заскулила (был бы это человек – убил бы, а собаку жаль).

Немного поплутав, я забрался в один из пустующих домов (редкость!), чтобы подумать и оглядеться.

Погоня безнадежно отстала. Пока Лабстерман организует из испуганных латников что-то похожее на поисковую партию, пока они пробьются сквозь толпу, я буду далеко. Только куда бежать? Понятно, что нужно скорее уходить из города. Но как? Метнуться к воротам? Думается, их уже приказали закрыть. Попытаться перебраться через стену? Без лестницы не осилить. Можно проскочить в башню, но толку?

Самое лучшее – где-нибудь отсидеться, а потом удирать. Но где отсидишься? Ульбург не такой и большой город. Конечно, воры, нищие и убийцы могут прятаться годами. У них свои «лежбища», укрытия и прочее, что полностью контролирует «король воров»… Меня же, скорее всего, отыщут скоро. И стражникам поможет сам «ночной» король. Куда он денется?

Есть пара-тройка укромных местечек, памятных со времен моего начальствования, но без еды и питья я там долго не выдержу, а рассчитывать на добродетельную особу, что будет помогать беглецу, – маловероятно. Скорее – выдаст меня городским властям. А еще… От мысли, что я буду сидеть в какой-то норе, словно крыса, мне стало противно!

«Да пропадите вы все пропадом!» – разозлился я по-настоящему.

Разум заполнился холодной яростью – такой, что не туманит голову, а позволяет просчитать все четко и ясно. Да, сейчас я найду что-нибудь подходящее, что можно превратить в оружие, и выйду!

Пожалев о брошенной алебарде, быстро обшарил дом, но ничего дельного, кроме старого цепа, не нашел. Откуда взялся крестьянский инструмент в доме горожанина? Впрочем, какая разница! Цеп – штука очень хорошая! Проверил его на прочность и вышел на улицу.