— Вашего министра финансов, Джорджа Уинстона, подвергли критике за то, что он хочет внести радикальные изменения в федеральный Налоговый кодекс, — заметил Пламер.

— Я могу сказать только то, что полностью поддерживаю министра Уинстона. Налоговый кодекс постепенно стал очень сложным, да и в своей основе несправедлив. Министр финансов намерен внести поправки, которые не скажутся на сборе налогов. Более того, это заявление даже слишком пессимистично. В конечном итоге объём собираемых налогов увеличится благодаря сокращению административных расходов.

— Но многие критикуют его проект за регрессивную направленность…

Райан поднял руку.

— Минутку, Джон. Одна из проблем в этом городе заключается в том, что исказился смысл слов, которыми пользуются люди. Сбор налогов со всех в равной степени не является регрессивным. Термин «регрессивный» означает шаг назад, положение, при котором с бедных берут больше, чем с богатых. Мы не собираемся делать этого. Употребляя это слово в не правильном смысле, вы вводите людей в заблуждение.

— Но таким образом описывалась в течение многих лет налоговая система, — запротестовал Пламер. Никто не подумал о том, чтобы указать ему на необходимость усовершенствовать свою грамматику.

— Это отнюдь не значит, что она хорошая, — напомнил ему Райан. — В любом случае, как я уже сказал, я не политический деятель, Джон. Я знаю лишь одно — говорить нужно прямо и откровенно. Собирать налоги со всех в равной пропорции соответствует приводимому в словаре определению слова «справедливый». Перестань, Джон, ты ведь знаешь, как ведётся эта игра. Вы с Томом получаете огромные деньги — намного большие, чем я, — и каждый год ваш адвокат и бухгалтер тщательно изучают ваши доходы и расходы. У вас есть, наверно, капиталовложения, сделанные с целью сокращения налогов, которые вы платите, правда? Каким образом вы получили эти льготы? Очень просто, лоббисты убедили Конгресс в необходимости внести небольшие изменения в налоговое законодательство. Почему? Да потому что богатые люди заплатили им за это. И что произошло? Так называемой «прогрессивной» системой манипулируют таким образом, что возросшие налоги по сути дела не применяются к богатым, потому что у них есть юристы и бухгалтеры, знающие, как избежать этого, как обойти существующую систему. За это они получают крупные гонорары. Таким образом, повышенные налоги, которые вроде бы платят богачи, это обман. Разве не так? Когда политические деятели принимали налоговое законодательство, они все это отлично понимали.

Теперь ты видишь, Джон, куда мы зашли с так называемой «прогрессивной налоговой системой»? Никуда. Мы оказались в тупике, Джон. Существующая налоговая система — это огромная азартная игра, при которой напрасно тратится время, обманывается общество и те люди, что способны обойти закон, получают колоссальные деньги. А откуда идут эти деньги? Из кармана рядовых налогоплательщиков, это они платят за все, что происходит. Так вот, Джордж Уинстон хочет изменить эту систему, мы одобряем её. И что же происходит? Люди, которые привыкли обходить систему и умеют играть в эту игру, прибегают к нечестным приёмам и употребляют слова, вводящие общество в заблуждение, чтобы представить новый налоговый кодекс как несправедливый. Эти люди, привыкшие наживаться на других, представляют собой самую опасную и вредную для общества группу.

— И вам это не нравится, — улыбнулся Джон.

— Чем бы я ни занимался — работал ли брокером на бирже, преподавал ли историю и так далее, — я старался говорить правду. И сейчас не собираюсь изменять себе. Может быть, кое-что в Америке следует изменить, и я скажу вам, что именно: все родители в нашей стране убеждают своих детей, что политика — это грязное, отвратительное и жестокое дело. Ваш отец говорил об этом, и мой тоже. А мы соглашаемся с этим, словно это разумно и правильно, так и должно быть. Но это ошибочная точка зрения, Джон. На протяжении многих лет мы принимали как само собой разумеющееся, что политика… Впрочем, давай сначала найдём правильное определение, ладно? Политическая система — это способ управления страной, то, как мы принимаем законы, которые обязаны выполнять, и собираем налоги. Все это важно, не так ли? Но в то же самое время мы позволяем заниматься этим людям, которых не пожелали бы пригласить к себе в дом, не разрешили бы присматривать за своими детьми. Скажи, Джон, это не кажется тебе несколько странным, а?

Мы позволяем заниматься политикой людям, которые постоянно искажают факты, меняют законы в угоду спонсорам, дающим им деньги на избирательные кампании. Некоторые из этих политических деятелей просто лгут обществу. И мы не боремся с этим. Вы, все те, кто заняты в средствах массовой информации, тоже не выступаете против. Разве вы допустите подобное поведение в своей собственной профессии? Это невозможно в медицине, в науке, в бизнесе, как и в поддержании правопорядка.

Значит, здесь что-то не так, — продолжал президент, подавшись вперёд, и впервые в его голосе прозвучала страсть. — Ведь речь идёт о нашей стране, и потому нормы поведения, которые мы требуем от наших представителей, не должны быть ниже, чем у всех остальных её жителей, — наоборот, они должны быть выше. Мы должны требовать от наших политических деятелей, чтобы они соблюдали нормы честности и порядочности. Вот почему я выступаю с речами по всей стране. Джон, в политическом плане я зарегистрирован как независимый, я не принадлежу ни к одной из политических партий. У меня нет никакой политической программы, кроме как стремиться к улучшению жизни народа. Я принёс присягу и обязан добиваться этого. Я привык соблюдать данное мной слово. Правда, я узнал, что это расстраивает некоторых. Признаюсь, мне искренне жаль. Но я не собираюсь менять свои убеждения для того, чтобы завоевать одобрение каких-то особых групп общества, содержащих армию платных лоббистов. Я нахожусь здесь, чтобы служить всем, а не только тем, кто шумит больше других и зарабатывает больше всех.

Пламер скрыл своё удовольствие от этой страстной речи президента.

— О'кей, господин президент, тогда начнём с того, как вы относитесь к гражданским правам?

— Моя точка зрения сводится к тому, что Конституция не различает цвета. Дискриминация людей по причине их внешнего вида, разницы их мнений, церковной принадлежности или того, из какой страны прибыли их предки, запрещена законами нашей страны. Эти законы будут соблюдаться. Все мы должны быть равными в глазах закона как при соблюдении его, так и при нарушении. В последнем случае ими будет заниматься Министерство юстиции.

— Вы не считаете это идеализмом?

— А что плохого в идеализме? — задал ответный вопрос Райан. — В то же самое время, почему бы иногда не прибегнуть к здравому смыслу? Вместо того, чтобы наблюдать за тем, как множество людей стараются добиться преимуществ для себя или для той небольшой группы, которую они представляют, почему бы нам всем не работать вместе? Разве мы прежде всего не американцы?.. Почему не попытаться работать усерднее и не найти разумные методы решения проблем? Наша страна была создана не для того, чтобы одна группа людей хватала за горло другую.

— Некоторые полагают, что в такой борьбе каждый получает справедливую долю, — заметил Пламер.

— И одновременно потворствует коррупции политической системы, — добавил Райан.

Пришлось сделать перерыв, чтобы дать возможность операторам сменить кассеты в камерах. Джек посмотрел страдающим взглядом на дверь в комнату секретарей. Ему так хотелось закурить. Он потёр руки, стараясь выглядеть спокойным и собранным, но, несмотря на то что ему предоставилась возможность высказать взгляды, которые он вынашивал на протяжении многих лет, от этого он почувствовал только большее напряжение.

— Камеры выключены, — сказал Том Доннер, откидываясь на спинку кресла. — Вы действительно считаете, что сможете добиться этого?

— Если я не буду пытаться, тогда кто я? — вздохнул Джек. — Правительственная система разрушена. Мы все знаем это. Если никто не попытается исправить её, ситуация станет ещё хуже.