— И эта система уничтожит всякого, кто с ней не согласен. — Хольцман поморщился при мысли, что если бы Ганс Христиан Андерсен написал свою сказку «Новое платье короля» о Вашингтоне, то мальчишка, осмелившийся сказать правду вслух, был бы убит на месте собравшейся толпой лоббистов.
— Она прилагает все усилия для этого, — согласился Арни.
— Тогда что нам нужно предпринять?
— Это ведь ты сказал, что не хочешь стоять и наблюдать за тем, как распинают невиновного человека…
— Что же делать?
— Может быть, поговорить о беснующейся толпе, — предложил Арни, — или о коррумпированном королевском дворе.
Следующим отправлялся рейс 774 австрийской авиакомпании «Остриэн эйрлайнз». К этому времени процедура была отработана до мелочей и всё происходило в пределах технических параметров.
Баллончики от крема для бритья наполнялись всего за сорок минут до вылета. «Обезьяний дом» находился недалеко от аэропорта, время отправления тоже было удобным, а зрелище людей, спешащих к трапу за несколько минут до вылета, не было чем-то необычным во всех аэропортах мира, особенно когда авиалайнеры вылетали ночью. «Суп» наливали в нижнюю половину баллончика через пластмассовый клапан, невидимый при просвечивании рентгеновскими лучами. Жидкий азот попадал в верхнюю часть баллончика, рядом с изолированным сосудом, расположенным в середине. Процедура подготовки была простой и безопасной. В качестве дополнительной меры предосторожности, но вообще-то даже излишней, наружную поверхность баллончиков опрыскивали едкими химикалиями и тщательно протирали; это делалось для того, чтобы успокоить посланцев. Баллончики были, конечно, очень холодными, но это не представляло опасности. По мере того как жидкий азот медленно закипал, избыток паров выходил через клапан в окружающую атмосферу, где просто смешивался с воздухом. Несмотря на то что азот является важной составляющей взрывчатых веществ, сам по себе это инертный прозрачный газ, не имеющий запаха. Он также не вступал ни в какую химическую реакцию с содержимым баллончиков, а клапан сохранял необходимое количество находящегося под давлением газа, который будет выбрасывать наружу «суп», когда в этом возникнет необходимость.
Баллончики наполнялись армейскими медиками, которые работали в защитных скафандрах, — они отказались работать без них, а всякий приказ всего лишь привёл бы к тому, что они начали бы нервничать и проявлять излишнюю осторожность. Директор решил согласиться с их требованиями. Оставалось отправить ещё две группы по пять человек в каждой. Вообще-то Моуди знал, что все баллончики можно было приготовить в одно и то же время, но было решено без крайней необходимости не рисковать. При этой мысли по его телу пробежали мурашки. Не рисковать без крайней необходимости? С тем содержимым, которое находится в баллончиках? Конечно.
Этой ночью Дарейи не спал, что было для него необычным. Несмотря на то что с течением времени он чувствовал, что ему требуется меньше сна, он никогда не испытывал проблем с тем, чтобы уснуть. По ночам, когда наступала тишина и ветер дул со стороны аэродрома, Дарейи слышал, как ревели двигатели авиалайнеров при взлёте, — отдалённый шум, напоминающий грохот водопада, иногда думал он, или, может быть, землетрясения. Какой-то первобытный звук природы, далёкий и полный мрачных предзнаменований. И вот теперь он почувствовал, как прислушивается к нему, стараясь представить себе, действительно ли он слышит этот звук или ему просто кажется.
Может быть, он начал действовать слишком поспешно? Он был старым человеком и жил в стране, где многие умирали совсем молодыми. Дарейи помнил болезни молодости, а позднее узнал об их причинах, известных науке, — они сводились главным образом к отсутствию водопровода и канализации, поскольку Иран был отсталой страной на протяжении почти всей его жизни, несмотря на долгую историю мощной страны и цивилизации. Затем эта страна ожила благодаря нефти и колоссальным богатствам, принесённым ею. Мохаммед Реза Пехлеви — шах-ин-шах — король королей, как гласила эта фраза, — начал восстанавливать страну, но допустил ошибку, делая это слишком поспешно и создав себе слишком много врагов. В тёмном прошлом Ирана, как и в позднейшие времена, светская власть находилась в руках исламского духовенства, а шах, начав освобождение крестьян, задел чувства слишком многих, и его врагами стали те, чья власть была духовной и к кому простые люди обращались, чтобы найти порядок в жизни, ставшей хаотичной в результате наступивших перемен. Даже при таких обстоятельствах шах едва не добился успеха, но именно едва, а это слово является убийственным для тех, кого мир создал для величия и славы.
Что думают такие люди? Подобно тому как он сам постарел и превратился в старика, так и шах стал стариком, умирающим от рака, которому было суждено увидеть, как труд всей его жизни рухнул у него на глазах за несколько коротких недель, как были уничтожены во время непродолжительной оргии сведения счётов его соратники. И сам он вскоре умер, испытывая горечь из-за предательства своих бывших американских друзей. О чём думал шах в последние дни своей жизни? О том, что слишком спешил добиться процветания своей страны, что зашёл слишком далеко — или недостаточно далеко? Дарейи не знал этого, а ведь это было так важно теперь, думал он под отдалённый шум водопадов в тишине персидской ночи.
Двигаться вперёд слишком быстро — значит совершить непростительную ошибку, чему учатся молодые и о чём знают старики, но не двигаться совсем или двигаться недостаточно быстро, идти недостаточно далеко или не проявлять достаточной настойчивости — значит фактически отказаться от достижения целей, которые делают людей великими. Как горько, должно быть, лежать ночью в постели, не в силах погрузиться в целебный сон, столь необходимый, чтобы снова обрести способность мыслить чётко и ясно, думать и проклинать себя за навсегда упущенные возможности.
Наверно, он знает, о чём думал шах незадолго до смерти, признался Дарейи. В его стране, как и при шахе, начали проявляться тревожные приметы. Несмотря на то что аятолла был изолирован от народа и не общался с ним, он сумел заметить это. Приметы проявлялись как едва заметные перемены в одежде, особенно у женщин. Незначительные, недостаточные для того, чтобы преследовать их за отказ соблюдать мусульманские традиции, потому что даже истинные правоверные ослабли в своей преданности исламу. К тому же, оказывается, существует некоторая неопределённость в традициях ислама, и этим пользуются люди, чтобы узнать, что произойдёт дальше. Да, люди продолжали верить в ислам и все ещё верили в него, их духовного лидера. Но Коран по сути дела не был так уж строг, нация стала богатой, а чтобы стать ещё богаче, надо устанавливать деловые отношения. Как можно оставаться защитником веры, если не становишься, в конце концов, все богаче и богаче? Самые лучшие и умные молодые люди Ирана уезжали за границу, чтобы получить там образование, потому что в его стране не было школ и университетов, как на Западе у неверных, и почти всегда они возвращались обратно, овладев специальностями, в которых так нуждалась страна. Но вместе со знаниями они привозили в Иран многое другое, невидимое и неосязаемое — сомнения и вопросы, воспоминания о свободной жизни в другом обществе, где слабым доступны плотские наслаждения, а ведь все люди слабы. Вдруг Хомейни и ему самому, аятолле Дарейи, удалось едва лишь замедлить тот процесс, который начался при шахе? Люди, вернувшиеся к исламу из-за реакции на действия Мохаммеда Реза Пехлеви, начали теперь снова поддаваться на данные им обещания свободы. Неужели они не знают? Разве они не видят? Они могут обладать всей мощью и всеми благами того, что люди называют цивилизацией, и по-прежнему оставаться правоверными, по-прежнему сохранять духовную целостность, без которой все это не стоит ничего.
Но чтобы добиться этого, его страна должна стать поистине великой, и потому он не мог допустить никаких едва. Он должен добиться успеха, должен доказать, что он был прав с самого начала, что только непреклонная вера является подлинной основой мощи страны.