— Значит, Доннер и Пламер солгали… Проклятье.

— Все лгут, Джек. Даже ты. Вопрос только в каком контексте. Иногда ложь предназначена для того, чтобы защитить правду. В каких-то случаях ко лжи прибегают, чтобы эту правду скрыть. А иногда лгут, чтобы отрицать её. Наконец, случается, что лгут потому, что на правду им просто наплевать.

— А что произошло в этом случае?

— Сочетание предыдущих вариантов. Эд Келти хотел, чтобы они поставили тебя в невыгодное положение перед публикой и обманул их. Но я разделался с этим паршивым ублюдком. Бьюсь об заклад, что завтра на первой полосе «Вашингтон пост» появится статья, разоблачающая Келти как человека, который намеренно ввёл в заблуждение двух очень известных телевизионных репортёров, и пресса накинется на него, как стая волков. — Репортёры, сидевшие в хвостовом салоне самолёта, уже увлечённо обсуждали случившееся. Арни позаботился о том, чтобы запись передачи Эн-би-си показали по бортовой кабельной телесети.

— И это потому, что из-за него создалось впечатление, будто они обманули свою телевизионную аудиторию…

— Правильно, босс, — согласился ван Дамм и осушил свой стакан. Он не добавил, что этого могло и не произойти, не случись нападения на Кэтлин Райан. Даже репортёры порой испытывают сострадание, что, возможно, сыграло решающую роль в перемене отношения Пламера. Но он сам организовал тщательно отмеренную утечку информации Бобу Хольцману. Арни решил, что после посадки пошлёт агента Секретной службы на поиски хорошей сигары. Он чувствовал, что в ознаменование успеха имеет право на сигару.

* * *

Внутренние часы Адлера совершенно сбились с привычного ритма. Он обнаружил, что, если время от времени дремлешь, сидя в кресле, это помогает решать проблемы. К тому же послание, которое он должен был передать, было простым и понятным. Автомобиль остановился. Подбежавший чиновник с вежливым поклоном открыл дверцу. Адлер подавил зевок и вошёл в здание министерства.

— Весьма приятно вновь встретиться с вами, — сказал через переводчицу министр иностранных дел КНР. Чанг Хансан снова присутствовал в кабинете и присоединился к приветствию министра.

— Ваше любезное согласие на прямые рейсы несомненно упростило процесс переговоров. Я очень благодарен вам за это, — ответил государственный секретарь, опускаясь в кресло.

— Однако вы должны иметь в виду, что нас вынудили к этому чрезвычайные обстоятельства, — заметил министр иностранных дел.

— Да, конечно.

— Какие же новости от наших заблудших родственников вы хотите нам передать?

— Они полностью согласны снизить уровень своей боеготовности, как только к этому приступите вы. В результате этого они надеются в дальнейшем уменьшить напряжённость в вашем регионе.

— А как относительно их оскорбительных обвинений, которые они позволили в наш адрес?

— Господин министр, этот вопрос вообще не поднимался. По моему мнению, они не меньше вас заинтересованы в восстановлении мирных отношений.

— Как это любезно с их стороны, — заметил Чанг. — Они нарушили существующую договорённость, начали военные действия, сбили два наших истребителя, повредили свой собственный авиалайнер, что привело к гибели более ста человек, — независимо от того, было ли это преднамеренным актом или явилось следствием недостаточной подготовки, — и теперь утверждают, что готовы пойти нам навстречу в отказе от подобных провокаций. Надеюсь, ваше правительство оценит то терпение, с которым мы относимся к подобному поведению.

— Господин министр, мир идёт на пользу всем, не правда ли? Америка с удовлетворением отмечает, что обе стороны стремятся к решению возникшего конфликта с помощью этих неофициальных переговоров. Китайская Народная Республика действительно проявила конструктивный подход к решению проблемы, а правительство на Тайване готово последовать вашему примеру. Разве можно требовать чего-то большего?

— Самой малости, — ответил министр иностранных дел. — Мы настаиваем всего лишь на компенсации за смерть наших лётчиков. У каждого из них осталась семья.

— Их истребители первыми открыли огонь, в этом не приходится сомневаться, — добавил Чанг.

— Вполне возможно, но вопрос о сбитом авиалайнере остался нерешённым.

— Неужели вы думаете, что мы имеем к этому какое-то отношение? — Лицо министра иностранных дел выражало неподдельное удивление.

Вряд ли существует что-то более скучное, чем переговоры между государствами, но для таких переговоров есть причина. Внезапные или неожиданные действия могут заставить одну из стран сделать необдуманное заявление. Неожиданное давление, оказанное на одного из участников переговоров, способно вызвать у него гнев, а гневу не место в дискуссиях на высоком уровне, он плохой советчик. Вот почему важные переговоры никогда не приводят к конкретным решениям, они ведутся постепенно, что позволяет каждой стороне тщательно обдумать свою позицию, и в конце концов принимаются коммюнике, в определённой степени устраивающие обе стороны.

Требование компенсации явилось нарушением этого правила. Правильнее было бы упомянуть об этом при первой встрече, тогда Адлер, вылетев в Тайбэй, передал бы там это требование КНР, представив его как своё собственное предложение, после того как правительство Китайской Республики согласилось принять меры, направленные на снижение напряжённости в регионе. Но оно уже дало на это своё согласие, и теперь КНР хотела, чтобы американский госсекретарь обратился к правительству островного государства с просьбой о компенсации в качестве условия установления мирных отношений. Это выглядело оскорбительным актом в глазах правительства Тайваня, а также являлось намеренным оскорблением правительства Америки, которое использовали как подставную фигуру в переговорах между двумя странами.

Подобный шаг правительства КНР был тем более оскорбительным, что Адлер знал, что тайваньский авиалайнер сбил истребитель ВВС континентального Китая, продемонстрировав высокомерное презрение к ценности человеческой жизни, за которую теперь правительство КНР требовало компенсацию!

И снова Адлер задумался над тем, какие подробности инцидента известны Китайской Народной Республике. Если они знакомы со всеми обстоятельствами, то тут определённо ведётся какая-то игра, правила которой ему неизвестны.

— Мне представляется более разумным, если бы обе стороны сами компенсировали свои потери, — высказал предложение Адлер.

— Весьма сожалею, но мы не можем согласиться с такой точкой зрения. Как вы понимаете, тут дело принципа. Тот, кто совершил враждебный акт, должен загладить свою вину.

— Но что, если… У меня нет доказательств этого, но что, если будет доказано, что истребитель КНР случайно повредил авиалайнер? В этом случае ваше требование компенсации может показаться несправедливым.

— Такого не может быть. Мы опросили наших уцелевших лётчиков, и их ответы были однозначными, — снова прозвучал голос Чанга.

— Какой компенсации вы требуете? — спросил госсекретарь.

— Двести тысяч долларов за каждого из четырех погибших лётчиков. Эти деньги будут, разумеется, выплачены их семьям, — пообещал Чанг.

— Я могу изложить вашу просьбу…

— Извините меня. Это не просьба, а требование, — прервал Адлера министр иностранных дел.

— Понятно. Я могу сообщить о занятой вами позиции другой стороне, но хочу убедительно просить вас не делать это условием обещания снизить напряжённость.

— Такова наша позиция. — Взгляд министра иностранных дел, устремлённый на Адлера, был абсолютно невозмутимым.

* * *

— ..Господь, благослови Америку, — закончил своё выступление Райан. Толпа дружно встала под возгласы одобрения. Заиграл оркестр — Джек убедился, что оркестры встречают его повсюду, — и он спустился с трибуны, окружённый кольцом обеспокоенных агентов Секретной службы. Ну что ж, подумал президент, и на этот раз из-за ослепительных вспышек фотокамер не послышалось выстрелов. Он с трудом подавил очередной зевок. Поездка по стране продолжалась уже больше двенадцати часов. Казалось бы, четыре выступления — не столь уж тяжёлая физическая нагрузка, но Райан уже понял, насколько изматывают человека публичные выступления. Всякий раз, когда он поднимался на трибуну, его охватывала нервная дрожь, и хотя это продолжалось всего несколько минут, накапливающееся напряжение не могло не сказываться. Торжественный обед ничуть его не успокоил. Блюда казались безвкусными — меню тщательно составляли, чтобы угодить всем, а в результате никто не проявлял к ним ни малейшего интереса. И всё-таки у Джека от обеда осталось устойчивое воспоминание — в виде чувства изжоги.