Профессор Обер кашлянул.

— Да, конечно же оставлял. И, естественно, критики были правы, именно те, которых вы упоминали, что в пятидесятые годы говорили о слишком большом диапазоне ошибок. Сегодня же, в собственных испытаниях мы можем этот диапазон создания объекта сузить до пятидесяти лет. Постепенно, вводя усовершенствования, применяя наиболее благоприятные условия, мы можем уточнить время создания до двадцати пяти лет. — После этого он отложил свою папку в сторону. — Если у вас остаются какие-то другие сомнения относительно достоверности Папируса Номер Девять, можете просмотреть отчеты по нему. Все материалы у меня здесь, а у меня самого имеется огромный опыт по интерпретации подобных отчетов. Этого будет достаточно. В любом случае, вам достаточно одного моего слова. Можете верить мне, мсье Ренделл.

— Могу ли я? — Он вовсе не собирался выпалить это сгоряча, но имелось слишком многое, чтобы скрывать истину. — Вы уверены, что я могу вам доверять полностью?

Профессор Обер, уже начавший было подниматься, указывая на то, что встреча завершена, вновь уселся. Резкие черты его лица заострились еще сильнее.

— Что вы хотите этим сказать, мсье?

Ренделл понял, что он зашел слишком далеко, чтобы отступать. Сломя голову, он кинулся вперед.

— Я хочу сказать, что вы могли внушать мне нечто другое при нашей последней встрече. Это касается того, что вы рассказывали мне о себе самом.

Какое-то время Обер глядел на собеседника, когда он заговорил, тон его голоса выдавал настороженность:

— О чем это вы говорите?

— Вы очень много распространялись о своей вере. Вы говорили мне о том, что наконец дали своей жене ребенка, о котором она так мечтала. Но после этого, из определенного источника я узнал, что вы давно уже подверглись вазектомии, что какое-то время назад вы добровольно позволили себя стерилизовать, чтобы уже тогда — и сейчас тоже — никогда не оплодотворить женщину.

По Оберу было видно, насколько он потрясен.

— Кто ваш источник, мсье? Кто сообщил вам это?

— Домине Мартин де Фроом, который, похоже, подверг близкому расследованию прошлое многих лиц, связанных с нашим проектом. Именно он бесплатно и сообщил эту информацию относительно вас.

— И вы ему поверили? Ведь перед тем, мсье, вы видели мою жену, Габриэль. Вы сами видели, что у нее уже приличный срок беременности.

Весь этот разговор становился для Ренделла чрезвычайно сложным и неприятным. Тем не менее, он решил идти до конца.

— Профессор Обер, я же не сказал, будто ваша жена не может иметь ребенка. Я сказал, что, по словам де Фроома, вы не могли дать ей его, хотя сообщили мне об этом сами. — Он помялся и прибавил:

— Я упомянул об этом лишь потому, что мы обсуждали вопрос доверия друг к другу.

Профессор кивнул, как бы самому себе, казалось, что он даже несколько успокоился.

— Ну хорошо. Вы правы. Если вам так уж важно мое слово, вы должны в него верить, без каких-либо исключений. Да, все это правда. То, что сообщил вам ваш информатор — все так. По собственной глупости, очень давно, я сделал эту операцию, вазектомию. Я стерилен. Я не способен оплодотворить женщину. Тем не менее, это такой вопрос, о котором обычно не говорят, и уж это никак не связано с тем, стоит ли верить моему слову. Главное — это то, что я сказал вам, как Петроний и Иаков воздействовали на возвращение моей собственной веры. В этом плане я говорил вам правду. Правда и то, что я сообщил Габриэли о желании иметь ребенка точно так же, как того хочет она, возможно — даже еще сильнее. Ну… и я попросил ее найти какой-нибудь способ забеременеть.

Ренделлу было стыдно за то, что он поднял весь этот вопрос, он ненавидел де Фроома за то, что тот настроил его не доверять собственным коллегам.

— Прошу прощения, профессор. Извините, что я, даже на мгновение, усомнился в вашем слове.

Французский ученый попытался улыбнуться, но это ему не удалось.

— В этих обстоятельствах такое можно понять. Но теперь вы удовлетворены?

— Я удовлетворен полностью, — сказал Ренделл, уже собираясь уходить. — Мне хотелось самому убедиться в том, что письмена на папирусе появились во времена Христа, и вы меня полностью убедили.

После этих слов Обер опять насторожился и превратился в профессионала.

— Pardon, мсье Ренделл, мне кажется, вы меня не правильно поняли. Я вовсе не давал вам гарантий того, что письмена на папирусе были сделаны во времена Христа, но только лишь в том, что сам папирус был создан в этот период. Наш метод радиоуглеродной датировки может доказать достоверность папируса, но не того, что на нем написано. Наши испытания показали, что материал, примененный для Евангелия от Иакова — включая сюда и ваш папирус номер девять — это именно то, чем он быть должен. Что же касается сообщений, написанных на папирусе — хотя, лично я сам полностью уверен в их подлинности — это уже не моя сфера, не моя научная дисциплина.

— Ну хорошо, чья же тогда эта сфера. Кто подтверждает подлинность написанного?

— Этот процесс требует участия ряда экспертов, но сюда обязательно необходимо включить двух специалистов. Один должен проверить папирус под ультрафиолетовой лампой, чтобы увидать, нет ли на нем следов более ранних надписей, чтобы узнать, а не приобрели вы древний образчик затертого папируса. Другой ученый — химик — должен провести химический анализ пигмента самого чернила. Например, для своего писания Иаков Юст пользовался срезанным по диагонали стеблем тростника, чтобы получить острый кончик самого пера. Он погружал это перо в чернила, изготовленные из noir de fumйe — ламповой сажи — которая смешивалась с каким-то старинным клеевым составом. Вот эти чернила и необходимо исследовать, чтобы узнать, принадлежат ли они тому самому периоду, 62 году нашей эры.

— А кто проверяет написанное, само письмо?

— Опытные исследователи текстов, теологи, текстуальные критики. Как раз последние могут сравнить эти написанные по-арамейски фрагменты с имеющимися арамейскими рукописями, подлинность которых подтверждена. Исследователи могут проследить за тем, чтобы текст был написан на нужной стороне папируса, а не на его обороте. Но самым важным критерием должны быть качество и стиль — или же применение — древнего языка, подтверждение подлинности самой арамейской речи. — Профессор Обер попытался улыбнуться. — Только ведь все это уже было сделано, все подтверждения подлинности Евангелия от Иакова. Группы экспертов проверяли текст. И я не вижу никакой причины, чтобы вы усомнились в них.