— Да, конечно, вы правы, — сказал на это Ренделл. — Тем не менее, скажем, что я не поддаюсь голосу разума и ужасно упрямый. Давайте представим, что какие-то мелкие сомнения у меня имеются. Как я могу эти сомнения разрешить?

— Очень просто. Проконсультируйтесь с ведущими специалистами по арамейскому языку. Большего вы все равно ничего сделать не сможете.

— А кто является самым лучшим в мире специалистом по арамейскому языку?

— Различные специалисты выделяют разных ученых. — сказал профессор Обер. — Есть много хороших, возьмем, к примеру, доктора Бернарда Джеффриса из Воскрешения Два, или же, с другой стороны, преподобного Мартина де Фроома. Но имеется один человек, который выше их на голову. Это настоятель Митрос Петропулос из монастыря Симопетра на Горе Афон.

— Настоятель Петропулос? — морща лоб, переспросил Ренделл. — Его имя мне незнакомо. Равно как и Гора Афон. Где это?

— О, это одно из последних по-настоящему необычных и привлекательных мест на земле, — смакуя свое сообщение, сказал профессор Обер. — Афон — это монашеское сообщество на отдаленном полуострове в Греции, где-то в ста пятидесяти милях севернее Афин через Эгейское Море. Это очень маленькая самоуправляемая территория, на которой располагается два десятка греко-православных монастырей, управляемых Священным Синодом в Кариесе, в состав которого входят по одному выборному монаху от каждого монастыря. Так было установлено более тысячи лет назад, скорее всего, в девятом веке нашей эры, Петром Атонитом, и этот христианский центр единственный, переживший исламское или же оттоманское правление. Где-то в начале нашего века, как мне кажется, на Афоне было почти восемь тысяч монахов, а сейчас — где-то около трех сотен.

Все это было для Ренделла в новинку и казалось совершенно необыкновенным.

— А эти монахи — что они там делают?

— А что делают монахи повсюду в мире? Молятся. Они ищут духовного экстаза, единства с Богом. Они ищут священных откровений. В настоящее время на Афоне имеются две секты. Одна секта — кенобиты — состоит из ортодоксальных, жестких людей, подчиняющихся обету бедности, послушания и целомудрия. Другая секта — идеоритмики — более гибкая, более демократичная, разрешающая деньги, личную собственность, удобства. Понятное дело, что настоятель Петропулос принадлежит к монахам-кенобитам. Правда, замечательная репутация в исследованиях арамейского языка сделала его более светским человеком. Он посвящает исследованиям столько же времени, сколько и молитвам, точно так же, как другие еще занимаются преподаванием, иконописью, садоводством, когда не посвящают себя служению Богу.

— Вы встречались с настоятелем? — спросил Ренделл.

— Нет, лично я его не встречал. Но однажды я разговаривал с ним по телефону — трудно поверить, но в некоторых монастырях имеется телефон — и вот так я общался с ним. Видите ли, Гора Афон — это хранилище древних рукописей — в их библиотеках не менее десяти тысяч манускриптов — и несколько раз, когда находились забытые средневековые пергаменты, настоятель Петропулос присылал их мне на испытания. Но я знаю, что он, насколько мне известно, окончательный авторитет в арамейском языке первого века.

Пока это говорилось, Ренделл провел поиски у себя в портфеле и нашел предназначенный для ограниченного круга список персонала, работающего или работавшего в отеле “Краснапольский” в Амстердаме. Он пробежался по списку языковых экспертов и переводчиков, принимавших участие в проекте. Только имени настоятеля Митроса Петропулоса среди них не было.

Ренделл поднял голову.

— Странно, если не сказать больше. Имя настоятеля не указано в качестве языкового консультанта Воскрешения Два ни в прошлом, ни в настоящее время. А ведь мы имеем самое значительное археологическое и религиозное открытие в истории. Оно написано на арамейском языке. А мы сейчас говорим о самом выдающемся знатоке арамейского языка, который имеется во всем мире. Но, тем не менее, этот человек никогда участия в проекте не принимал. Есть ли у вас хоть какая-нибудь идея, почему его услугами не воспользовались?

— Уверен, что, время от времени, он предоставлял консультации, — ответил на это профессор Обер. — Даже представить себе невозможно, чтобы такая находка, как папирусы Иакова, не попали ему на глаза. Этому должно быть какое-то объяснение.

— Интересно, какое же объяснение?

— Поговорите с вашими доктором Дейчхардтом или мсье Уилером. Ведь это они нанимают переводчиков. Они должны знать. Или же повстречайтесь с профессором Монти. Он тоже наверняка будет знать.

— Так, — весьма неуверенно ответил Ренделл. Но тут же до него дошло, что до Уилера, равно как и до других издателей в Майнце, добраться будет невозможно. Профессор Монти на пенсии в Риме, его точно так же трудно достать. Внезапно ему в голову пришла мысль. — Профессор, у меня появилась идея, каким образом выяснить дело с настоятелем Петрополусом. Можно воспользоваться вашим телефоном?

Обер поднялся с дивана и указал на телефон, стоящий на своем столе.

— Пожалуйста, и не стану вам мешать. Я как раз хочу отнести папку с протоколами, заодно проверю, как там в лаборатории. Вернусь минут через десять. Не желаете, чтобы моя секретарша заказала вам разговор?

— Если вам не трудно. Попросите ее связаться с нашей штаб-квартирой в Амстердаме. Я хочу переговорить с мисс Анжелой Монти.

ОН РАЗГОВАРИВАЛ С АНЖЕЛОЙ несколько минут. В ходе разговора он выяснял, как выполняются данные им задания, имеются ли какие-то дела, требующие его внимания. И потом уже, как бы случайно, он задал свой вопрос:

— Кстати, Анжела, хочу спросить тебя еще вот о чем. После того, как твой отец сделал свое открытие, передавал ли он папирусы Иакова кому-нибудь из ведущих специалистов по арамейскому языку — или этим уже занялись издатели, когда находка перешла в их руки?

— Ну почему, мой отец, конечно же, давал папирусы на проверку экспертам. Отец сам достаточно хорошо читает на арамейском, чтобы понять ценность того, что нашел, но он просто не мог поверить себе. Так что пришлось обратиться к ведущим специалистам по семитским языкам.