Она хотела испечь традиционный американский яблочный пирог и принести его с собой на праздничный ужин, но эта идея повергла Гриффина в ужас.

— Пусть стряпней занимается прислуга, милочка, — заявил он снисходительным тоном, точно разговаривал с неразумным ребенком. — Бутылка шампанского и цветы будут гораздо уместнее.

Она никогда не спорила с Гриффином по вопросам этикета. Он был старше, опытнее и знал, куда надо грести в кишевших акулами водах лондонского света. Случай с яблочным пирогом был не совсем типичным, но он наглядно продемонстрировал разницу их жизненных позиций. На протяжении последующих двенадцати месяцев Алекс часто вспоминала тот злополучный День благодарения и жалела, что ей не хватило смелости настоять на своем.

С тех пор прошел всего лишь год — а как все изменилось!

Прозвенел таймер. Она вскочила из-за обеденного стола и достала из духовки два яблочных пирога. Тесто, выложенное сверху решеточкой, запеклось до симпатичной золотисто-коричневой корочки, из-под которой весело булькал сахарный сироп. Два года занятий на кулинарных курсах не прошли даром, думала Алекс, любуясь своим изделием. Может быть, она не умеет готовить говяжьи бифштексы в грибном соусе, но уж эти пироги не стыдно подать где угодно.

Она могла держать пари на свой «фольксваген», что на праздничном столе у Галлахеров не будет ничего подобного. Конечно, при условии, что в их доме отсутствуют женщины. Но про женщин из семейства Галлахеров никто не упоминал. У Эдди был вид заброшенного старика, рядом с которым уже нет заботливой подруги жизни. А Джон… он окружил себя почти осязаемым барьером. Похоже, он однажды обжегся и не хотел повторения. Эти два холостяка наверняка живут в доме, который еще больше нуждается в ремонте, чем ее собственный, едят мороженые полуфабрикаты и забывают выносить мусор.

Алекс опустилась на стул и подперла кулаками подбородок. Она совсем не знала этих людей и пыталась анализировать их, точно психолог-самоучка.

«Позаботься лучше о собственной жизни, Алекс», — думала она, глядя на свои чудесные пироги.

Алекс говорила себе, что переодевается ради праздника, а вовсе не потому, что собралась в гости. Все-таки День благодарения заслуживает того, чтобы выглядеть нарядной. Она стащила с себя джинсы и футболку, наскоро ополоснулась под душем, а потом надела темно-серые брюки, кремовую шелковую блузку и вересково-розовый кардиган. Расчесав волосы до блеска, она тщательно заплела французскую косу и отбросила тяжелый золотистый жгут за спину.

Женщина вправе прихорашиваться, даже если ее никто не увидит, — просто ради самодисциплины. Все это хорошо, но кто объяснит, почему она дважды перекрашивала глаза и трижды меняла туфли, пытаясь подобрать к прямым брюкам подходящую пару на низком каблуке? Мочки ушей так и напрашивались на украшение, но у нее была только одна пара сережек — те, что припрятала на черный день. Александра взглянула на унылый пейзаж за окном. Что ж, сегодня, может, и не совсем черный день, но серый — это точно. К тому же она не собирается никуда идти. А если даже и пойдет, если даже ее серьги случайно заметят — кто поверит, что бриллианты настоящие?

Она слонялась по кухне, мыла раковину, вытирала пыль с холодильника, то и дело поглядывая на пироги. Как жаль, что пропадает такой шедевр! А может, отвезти их Джону и Эдди?

Брокер дал ей маленькую карту городка, на которой были обозначены все улицы и переулки. Алекс порылась в обувной коробке, служившей ей папкой для бумаг, и нашла карту под стопкой документов. Ее дом был отмечен желтым. Оушен-авеню, морской порт, сразу за ним — тройной перекресток… а вот и Лайтхаус. Странно. Оказывается, Галлахеры живут вдалеке от воды, в центре небольшого жилого квартала.

Минут пятнадцать по объездной дороге — и она будет там, поздравит Эдди и Джона с Днем благодарения, а потом вернется домой.

Дом 10 по Лайтхаус оказался небольшим коттеджем с высокими мансардными окнами, цепочной оградой вокруг заднего дворика и ярко-красным почтовым ящиком, расписанным веточками клевера. Клевер озадачил Александру. При всем желании она не могла представить Джона или его отца рисующими зеленые листики на своем почтовом ящике. Может быть, у Эдди все-таки есть жена?

На подъездной дорожке стоял грузовичок Джона в окружении полудюжины машин разной степени ветхости. Либо Джон являлся владельцем аукциона подержанных автомобилей, либо, кроме нее, он пригласил на индейку еще кучу гостей. Отлично, подумала Александра, выключая зажигание и собирая свои вещи. Тем проще будет отказаться от обеда.

Она побежала под дождем к парадной двери, с трудом удерживая в руках два пирога, зонтик и маленькую черную сумочку.

— Четвертая минута второго тайма… — раздался со стороны дома голос телевизионного комментатора. — Мяч на штрафной линии…

В ответ послышался громкий хор мужских голосов. Алекс надавила локтем на кнопку звонка и подождала немного. Наверное, звонка не слышно из-за телевизора и смеха. Алекс дала еще два коротких звонка. «Ну все, считаю до трех. Если никто не откроет, уезжаю домой».

Она уже хотела уйти, но тут дверь распахнулась.

— Ди? — Вот уж кого она меньше всего ожидала здесь увидеть, так это официантку из кафе «Старлайт». Алекс тут же взяла себя в руки. — Ди, с праздником тебя!

— Спасибо. И тебя тоже, — сказала Ди. — Вешай свой плащ в шкаф и проходи. Располагайся как дома.

Располагаться как дома? Проще было бы стукнуть три раза каблучками и улететь в страну Оз.

— Я принесла пироги, — сказала она. — Я хотела просто оставить их…

— Отлично! — Ди откинула со лба густые рыжие волосы. — Чем больше, тем лучше. Эта орава сметает со стола все подряд. — Ди прислушалась. — Телефон! — воскликнула она. — Я сейчас. — И помчалась по коридору.

Заглянув в платяной шкаф у входа, Алекс глазам своим не поверила. Эдди сказал, что Джон не женат, но это вовсе не означало, что он живет один. На верхней полке стояли в ряд пластиковые коробки с аккуратными надписями «шляпы», «перчатки», «шарфы». Ни один мужчина на свете не додумался бы до такого. И это еще не все. Над запахами трубочного табака и мужского одеколона витал аромат духов «Шалимар». Александре не составило труда догадаться, чьи это духи.

Она направилась в заднюю часть дома — туда, где, по ее понятиям, находилась кухня. Коридор был оклеен бледно-голубыми обоями с рисунком «ракушечка» и освещен парой электрических подсвечников, висевших по обеим сторонам овального зеркала. Кто-то очень заботился о внешнем виде этого маленького жилища, и этот «кто-то» явно носит юбку, а не брюки.

— Вам помочь? — спросил Джон Галлахер, внезапно появившийся откуда-то сбоку.

— О Господи, откуда вы взялись? — Алекс так увлеклась разглядыванием обоев, что не услышала шагов. Она даже не почувствовала его присутствия, и это ее удивило.

Джон указал большим пальцем за свое правое плечо. Алекс посмотрела в указанную сторону и увидела тускло освещенную комнату, окутанную густым сигарным дымом.

— Тайм-аут, — объяснил он. — Меня отрядили сбегать за пивом.

— Понятно.

Он взял пироги у нее из рук.

— Сами пекли?

— Да. — Александра, как ни старалась, не смогла подавить ноток гордости в голосе.

Джон заглянул под алюминиевую фольгу:

— Ого, чудесно! Моя мама делала такие же и с такими же штучками сверху.

— Это называется «решеточка», — пояснила Алекс.

— На вид — непростая работа.

— Да нет, это очень легко.

— Вы должны были сказать, что это самая трудная вещь на свете после расщепления атома.

Взгляды их встретились.

— Это самая трудная вещь на свете после расщепления атома.

Он усмехнулся:

— Я так и думал.

Ди сидела на кухонном столе, прижимая к уху телефонную трубку. Казалось, она готова была говорить целую вечность.

— Сэм? — шепотом спросил Джон.

Ди метнула на него яростный взгляд, густо покраснела и отвернулась.