— Я тоже не знаю, — ответил Джон. — Но если мы сейчас опустим руки, другой возможности у нас не будет. Мир жесток. Предприятия разоряются каждый день. Если вы уедете из Си-Гейта и откроете новое дело, нет никакой гарантии, что оно станет более успешным.

— А какая разница? — спросила Салли Уайттон. — «Игл менеджмент» предлагает нам хорошие деньги, и вопрос доходов нас уже не будет волновать.

— Легко вам говорить! — Маргарет О'Нил, учительница младших классов, смерила Салли испепеляющим взглядом. — Вы уже вырастили своих детей и теперь наслаждаетесь жизнью. Если вы все уедете, у нас с мужем не будет такой возможности. Мы живем не у воды. Никто не дает нам больших денег за наш дом, и, наверное, никогда никто не даст. Мы хотим устроить судьбы наших детей, а вы теперь говорите нам, что городок умирает. Это неправда.

Молодые семьи были для городка свежей кровью. Без них Си-Гейту не выжить. Но Алекс невольно спрашивала себя: не сражается ли Джон с ветряными мельницами? Чтобы уговорить молодую семью остаться, мало одних красивых картинок. Надо доказать, что у них есть будущее.

И Джону это удалось. Алекс слушала его и восхищалась.

— Жаль, что Эдди этого не слышит, — шепнул ей Винс Тройси, пока Джон сыпал фактами и цифрами. — Вот уж не думал, что снова увижу Джонни таким.

— Я в восторге, — шепнула она в ответ. — Он молодец, правда?

— Джон прекрасный юрист, — сказал Винс. — Если он доведет это дело до конца, успех гарантирован.

Да, Джон на короткой ноге с удачей, подумала Алекс. Вот только сознает ли он это сам?

Весь город ждет от него помощи. В его власти выправить жизнь трем сотням семей, дать старт хорошему, нужному делу, у которого может быть большое будущее. А может, Джон и не победит в этом длинном забеге, но если она продаст свой дом Брайану и «Игл менеджмент», то подведет всех в Си-Гейте.

Оставалось одно: рассказать Джону всю правду о ребенке и молиться, чтобы он ее понял.

— Жаль, что нет Эдди, — сказал Винс Тройси Джону после собрания коалиции «Спасем Си-Гейт». — Он как никто другой знает порт и его проблемы.

— Сегодня по телевизору его любимый фильм, — объяснил Джон. — Даже пушкой его не сгонишь с кресла.

Винс усмехнулся:

— Что-то я в последнее время не вижу твоего старика. Как он, не болеет?

— С отцом полный порядок, — солгал Джон. — Просто он редко выходит из дома.

— Хорошо бы он пришел на наше собрание и поговорил с теми, кто недавно приехал в городок, — сказал Винс. — Не так-то просто объяснить им, как замечательно здесь было раньше.

— У Алекс на этот счет есть кое-какие соображения, — заметил Джон. — Поговори с ней.

— Это идея! — Винс направился через весь зал к столу с закусками, за которым Апекс наливала кофе участникам собрания.

Она подняла глаза на Джона и улыбнулась. Такие улыбки следовало бы запретить законом, невольно подумал он. Увидев такую улыбку, мужчина забывает про несовершенство мира и чувствует себя способным на все. Ее волосы, зачесанные назад и заколотые на затылке парой черепаховых гребней, струились по спине каскадом мягких локонов, напоминавших расплавленное золото. На ней были черные шелковые брюки и свободная блузка ярко-изумрудного цвета.

Под складками блузки проступали округлая полная грудь и большой живот. Хотя точную дату родов могла определить только сонограмма, Алекс уже дважды отменяла процедуру. У нее всегда находился предлог для отказа: то она простыла, то не выспалась, то не смогла отпроситься с работы. И надуманность этих предлогов была столь же очевидной, как и тревожное выражение на ее милом личике. В последнее время Алекс стала очень молчаливой и скрытной. Порой Джону казалось, что он ее совсем не знает. Что она делает по ночам в своем маленьком коттедже? О чем думает, лежа в постели?

Мечтает о нем? Строит планы на будущее? Тревожится за здоровье их ребенка, думая о волчьей пасти, легочных заболеваниях и пьяных водителях? Когда была беременна Либби, они с ней все время разговаривали. Иногда он думал, что они создали своих чудесных мальчиков не только из плоти и крови, но и из слов.

Однако этот ребенок рос в тишине, в тайне.

Джон ясно дал понять, что желает находиться рядом с Алекс, и одно время полагал, что она рада его поддержке. Теперь же он в этом сомневался. Вокруг нее вырастали какие-то невидимые барьеры, и как знать — сумеет ли Джон до нее достучаться, когда родится ребенок?

В такие ночи Марк обычно сидел на пристани, но сегодня почему-то забрался на борт «Пустельги». В детстве он проводил много времени в лодке Эдди — плавал к Чесапикскому заливу или на север, к мысу Монток, чтобы посмотреть на маяк, который был старше даже Олд-Барни, маяка на острове Барнегат.

Во время таких путешествий Эдди не давал Марку спуску — заставлял его работать по-настоящему. На рыбацкой лодке всегда хватает дел: не успеешь покончить с одним, как тебя уже дожидается новое. В Си-Гейт мальчик возвращался усталым, но это была приятная усталость.

Марк скучал по тем временам. Мог ли он знать тогда, что все так быстро закончится? Все вокруг менялось с поразительной быстротой, как на картинках в комиксах, которые он читал в детстве. Ему хотелось задержать мгновение, остановиться и подумать…

Марк прошел всю лодку от носа до кормы, радуясь, что ночь выдалась безлунная. Ему нравилась темнота, создававшая впечатление, что в мире есть только он, лодка и океан. Но даже в темноте были отчетливо видны те места, которые залатал Джон. Свежая краска выделялась на поцарапанных, облупившихся бортах старого суденышка, точно лейкопластырь на израненном теле. Порой Марк жалел о том, что застал тогда Эдди в порту и видел, как тот крушил топором свою «Пустельгу». Закрывая глаза, он видел лицо старика, видел слезы, катившиеся по его морщинистым щекам, видел тяжело вздымавшуюся грудь. Потом Эдди ничего не помнил. Старик на чем свет стоит ругал местных мальчишек и грозился сдать их фараонам, если только они посмеют приблизиться к порту.

Это и пугало Марка, и печалило. Неужели в целом мире нет ничего неизменного, надежного?

Марк устроился под брезентом, наброшенным на корму. С океана дул резкий пронизывающий ветер. Вот и на маму уже нельзя положиться, особенно после того, что он видел сегодня вечером в окне гостиной. Брайан Галлахер — отпетый подонок. Как она могла позволить ему к себе прикоснуться? При одной мысли об этом у Марка все внутри переворачивалось.

Ветер скрипел швартовами и раскачивал стоявшую на якоре «Пустельгу». Сегодня вечером было очередное собрание коалиции «Спасем Си-Гейт», которую создал Джон Галлахер. Неужели они в самом деле думают, что могут победить? Через год-другой этого порта не станет, а к тому времени, когда Марк окончит колледж, снесут и дома. От Си-Гейта останется лишь маленькая черная точка на старой географической карте.

Интересно, найдется ли тогда хоть один человек, который об этом пожалеет?

Эдди опаздывал. Солнце еще не встало, но на горизонте уже забрезжил рассвет. Ему надо было прийти на «Пустельгу» к четырем утра и подготовиться к отплытию на банку Стеллуэйген с группой рыболовов.

Капитан задает тон всему плаванию. Если он опаздывает, то стоит ли рассчитывать на беспрекословное подчинение экипажа? Надо подавать пример молодежи — так же как и собственным детям. Они должны знать правила и границы дозволенного. Должны понимать, чего вы от них хотите. Он относился к своим матросам, как к собственным сыновьям, — был строг, но любил их.

Да, любил, однако это вовсе не значило, что он готов был мириться с разгильдяйством.

Эдди взошел на «Пустельгу» и осмотрелся. Вокруг — ни души, никаких признаков жизни, тихо как в гробнице.

Вскоре они отплывают, и предстоит еще многое сделать, прежде чем поднять якорь.

— Ну и убирайтесь все к дьяволу, — проворчал Эдди. Зачем ему помощники? Он и сам поведет «Пустельгу».