По правде говоря, Майка не слишком беспокоило происходящее в порту. Экономическая жизнь Си-Гейта уже не зависела от моря. Поговаривали, что в Си-Гейтс вообще нет никакой экономики. Пятнадцать лет назад морской порт Галлахера обслуживал всех — от местных рыбаков, кормившихся морем, до владельцев фрахтовых судов, доставлявших туристов на рыбную ловлю.
По обеим сторонам Оушен-авеню как грибы после дождя вырастали гостиницы, и места в них бронировались на год вперед. Туристические путеводители восхваляли Си-Гейт наравне с Кейп-Меем как отличное место для отдыха и приглашали туда всех — от молодоженов до стариков. Достаточно удаленный от Нью-Йорка и Филадельфии, чтобы привлекать своей тишиной, и в то же время достаточно близкий к Атлантик-Сити, чтобы не утратить светского лоска, Си-Гейт переживал тогда небывалый подъем, и даже самые неисправимые скептики верили: процветание никогда не кончится.
Но природа распорядилась по-своему. Задул чудовищный норд-ост, высокий прилив и штормовые ветры скоростью пятьдесят миль в час разрушили порт и большинство городских предприятий. Даже теперь, почти восемь лет спустя, городок еще не оправился после такого удара. Владельцы магазинов сворачивали торговлю и уезжали в места, где ярче светит солнце. Горожане, оставшиеся без работы, перебирались в Самерсет и Монмаус. В конце восьмидесятых загрязнение прибрежных вод сказалось на рыбном промысле. Теперь толпы отдыхающих устремлялись в Кейп-Мей, забыв про Си-Гейт, и порой Джон жалел, что проклятый шторм не сровнял городок с землей.
Забрызганные водой старые доски причала обледенели и стали скользкими, как каток. Эдди с трудом удерживался на ногах. Босые ноги старика разъезжались в разные стороны, и Джон дважды подхватывал его, не давая упасть.
Наконец он стащил с себя кроссовки и сунул их отцу.
— Вот, надень, — сказал он. — Мне неохота тащить твою старую задницу в больницу, когда ты сломаешь ногу.
Отец заворчал, но все же обулся.
— Где машина? — спросил он, когда они миновали стоянку.
— Дома.
— Черт возьми, что она там делает?
— Мне было легче искать тебя пешком.
— Искать? — с озадаченным видом переспросил Эдди. — Зачем ты меня искал? Я же не потерялся.
— Ты ушел из дома в пижаме в четыре часа утра, папа. Что еще я мог подумать?
— Проклятие! Человек имеет право ходить куда хочет и когда хочет.
— Да, но не в пижаме, — возразил Джон, с трудом сдерживая раздражение. — В следующий раз, когда тебе приспичит прогуляться, сначала оденься.
Эдди насупился и зашагал впереди. «Что с тобой, папа? Почему ты так сдал?» — думал Джон. Впрочем, Эдди всегда отличался сумасбродством и весьма своеобразными взглядами на жизнь. Но этот крепкий цветущий мужчина слишком быстро превратился в дряхлого старика.
Эдди торопливо семенил к кафе. Джон мог догнать его в два счета, но специально не делал этого, потому что не был настроен на разговоры. Он видел страх, мелькавший в глазах отца, и понимал: старик тоже чувствует, что с ним что-то не так, только не хочет в этом признаться. Любыми способами увиливать от правды — семейная черта Галлахеров.
Когда Джон вошел в кафе, его старик уже сидел за стойкой; он старался не встречаться глазами с сыном. Копить в своей душе обиды — еще одна семейная черта Галлахеров.
Из кухни выглянула Ди. Ее длинные темно-рыжие волосы были забраны в хвост. Она казалась слишком молодой для матери шестнадцатилетнего сына.
— Рановато пришли, ребята! Еще даже гриль не разогрелся.
— А кофе есть? — спросил Джон, усаживаясь чуть поодаль от отца.
— Кофе у нас всегда есть, — сказала Ди, задержавшись взглядом на пижаме Эдди. — У вас все в порядке?
Эдди ткнул большим пальцем в сторону Джона:
— Осел безмозглый.
— Ну, это для меня не новость. — Ди скрылась в кухне, чтобы принести кофе.
— Приятная женщина, — заявил Эдди с вызовом в голосе.
— Не спорю.
— Твой брат — идиот. Надо было на ней жениться!
— И с этим я тоже не буду спорить.
В кафе «Старлайт» было самое обычное утро — если не считать того факта, что Эдди сидел в пижаме. У Джона немного отлегло от сердца. Может быть, доктор Бенино прав, может, отец просто лунатик — гуляет во сне, вот и все. А ведь в последнее время Джону приходили в голову гораздо более неприятные мысли…
— Почему бы тебе за ней не приударить?
Джон метнул на отца сердитый взгляд:
— Ди — моя подруга. А с подругами не спят.
— Ты вообще ни с кем не спишь.
— Ну хватит, пап! Это не твое дело.
— Ты же не можешь всю жизнь оплакивать Либби и детей, Джонни. Рано или поздно тебе придется устраивать свою судьбу.
«И опять ты не прав, папа». Он может оплакивать их вечно. Либби и сыновья были для него всем. Ради них он вставал по утрам, ради них начинал новый день и стремился покорить мир. Говорят, мужчинам наплевать на семью: не получилось с одной женой — заведут другую, бросят одних детей — заведут других. Им, негодяям, без разницы. Но это не так. Прошло три года, а боль в его сердце все не стихала. Джон надеялся, что эта боль не покинет его никогда, ибо она — единственное, что осталось у него от семьи.
Александра подъехала к стоянке кафе в 6.33 утра. Кроме синего «шевроле», не видно было ни одной машины. Она припарковалась перед газетными автоматами и с облегчением вздохнула. Слава Богу, не опоздала! В окне еще висела табличка: «Требуются работники». Теперь осталось только войти и убедить хозяина в том, что она и есть мечта кафе «Старлайт».
«У тебя все получится! — мысленно уговаривала себя Алекс. — Ну же, давай… Надо подняться по ступенькам и открыть эту дверь!» Ну и что, что у нее нет опыта работы? Для официантки это не главное. Дома она придумала тысячи доводов в поддержку этого мнения и даже отрепетировала перед зеркалом уверенную улыбку.
Александра расправила плечи и преодолела шесть каменных ступенек. Она уже готова была решительным шагом войти в кафе, но тут заметила двоих мужчин, сидевших у стойки, и вся ее решительность улетучилась. Резко повернувшись, она выскочила на улицу.
«Может быть, я зря переехала в Си-Гейт?» — спрашивала себя Алекс, выруливая задним ходом со стоянки. Она ехала на предельной скорости, вернее, выжимала из своего двадцатилетнего «фольксвагена» максимум того, на что он был способен. Машина — это первое, что она купила, приехав в Штаты. Продавец из кожи вон лез, пытаясь уговорить ее выбрать автомобиль с меньшим пробегом, но она была неумолима. Этот потрепанный временем «фольксваген» понравился ей своей стойкостью. У них было много общего.
В тот день, уйдя от Гриффина, она сразу же поехала в Гэтвик и спустя десять часов уже сидела на заднем сиденье желтого такси, а злющий нью-йоркский таксист рассказывал ей, как иностранцы губят Америку. Когда Алекс объяснила, что она вовсе не англичанка и тоже родилась в Нью-Йорке, таксист принялся поносить либеральных законодателей и верховных судей, мимо офисов которых они проезжали.
На мгновение ее охватила паника, ей показалось, что она совершает самую большую ошибку в жизни. Но потом в зеркальце заднего вида мелькнуло ее лицо с синей опухшей челюстью, и Алекс решительно расправила плечи. Если уж начинать жить по-новому, то без колебаний!
С тех пор, казалось, на каждом шагу ее сопровождал невидимый ангел-хранитель. Она сняла довольно приличный номер в вест-сайдской гостинице средней руки, а затем отправилась на аукцион «Сотби». Три дня спустя Алекс продала все свои драгоценности, кроме одного браслета с бриллиантами и таких же сережек, которые она решила приберечь на черный день.
В одном Александра была уверена: ей нужен собственный дом — четыре стены и крыша, — дом, который у нее никто не отнимет, что бы ни случилось. Оставаться в Нью-Йорке она не собиралась — жизнь здесь была ей не по карману, да и Гриффин первым делом начнет искать ее именно в этом городе. В том случае, если вообще будет ее искать…
Алекс подошла к огромному книжному магазину рядом с цирком «Колумбус» и накупила кучу газет. Потом уселась за столик с чашкой кофе и начала изучать объявления по продаже недвижимости. Ее переполняло чувство пьянящего волнения, когда она сравнивала достоинства штатов Айова и Орегон, Южная Каролина и Мэн. Но чем дольше она читала, тем больше терялась. Места, которые были для нее всего лишь названиями на карте, вдруг становились реальными. Алекс закрывала глаза и пыталась представить, что живет где-нибудь в Альбукерке или в Атланте, в Эль-Кайоне или в Эффингаме.
