Эверсли жизнь била ключом. Хотя до свадеб оставалось еще три месяца, моя мать и Клодина занялись подготовкой с таким самозабвением, какого мне никогда не доводилось у них видеть. Эта свадьба должна была стать двойной. В прошлом мы всегда праздновали двойные дни рождения, но разве их можно было сравнить с двойной свадьбой! Все решили, что это очень удачно — я и Амарилис, выросшие бок о бок, выходим замуж в один и тот же день.

Однако за веселым возбуждением матери я ощущала некоторое беспокойство. Я думала, что она еще не может забыть о том, как неожиданно я объявила о своей помолвке. Полагаю, она понимала, что дело было не только в желании не отставать от Амарилис, и не упускала ни одной возможности подчеркнуть достоинства Эдварда.

— Он такой милый молодой человек! Сегодня утром отец снова говорил, как: он доволен тем, что ты выбрала именно Эдварда! В конце концов, его семью мы знаем уже достаточно. Это очень достойные люди, как и мы, в то время как…— и, нахмурившись, добавила:

— Ну, неважно…— но я понимала, что она хотела сказать, как мало мы знаем Питера Лэнсдона.

В другой раз она заметила:

— Дэвид настолько доверчив: он не похож на твоего отца! Он склонен думать, что все столь же простодушны, как он сам!

— Дэвид мудр, — обронила я.

— Он просто начитан и далек от реальности: знает классиков и может найти цитату к любому случаю! Он идеалист и плохо разбираетря в человеческой натуре. И Клодина с каждым годом становится все более похожа на него.

— Дэвид — очень добрый человек.

— Да, и я рада, что Клодина вышла замуж за него, а не за его брата. В свое время я думала… но это было давным-давно… Да, так о чем я говорила? Твое платье: нужно все-таки решать с рукавами…

Я задумалась над сказанным. Мать сравнивала Эдварда с Питером Лэнсдоном и радовалась тому, что я избрала Эдварда?

Действительно, по поводу моего брака столько было радости и у моих родителей, и у родителей Эдварда, что мне начало казаться, что, в конце концов, все складывается удачно. Был лишь один человек, у которого я заметила неприязненное отношение к происходящему, да и то едва уловимое: это Клер.. Для меня было очевидно, что она влюблена в Эдварда. Я представляла, как она появилась в доме и как Эдвард-кузен был добр к ней. Но есть люди, которые чувствуют себя в такой ситуации неполноценными и обижаются на судьбу, так обошедшуюся с ними. Такой была тетушка Софи, похоже, такой была и Клер.

Но, признаться, я не слишком думала о ней, тем более к моим попыткам наладить дружеские отношения, Клер отнеслась холодно, и я стала избегать ее.

Было решено, что в марте я съезжу в Ноттингем. Нас с Эдвардом должна была сопровождать моя мать, ведь мы не могли ехать вдвоем, кроме того, она заявила, что если я собираюсь изменить что-нибудь в ноттингемском доме, то лучше заранее обсудить их с ней.

По пути мы с матерью провели два дня в Лондоне, сделав кое-какие покупки, а оттуда уже отправились в дальнее путешествие на север, в Ноттингем. Мы ехали в экипаже и останавливались на самых удобных постоялых дворах, где Эдварда, часто ездившего этим маршрутом, прекрасно знали.

С удовольствием я въезжала в город, очень красивый, расположившийся на берегу реки Трент. Высоко на утесе нависли над рекой стены Ноттингемского замка, полуразрушенного людьми Кромвеля во время гражданской войны. Эдвард очень гордился Ноттингемом и рассказывал об исторических местах, которые мы проезжали. Здесь разыгрывалась первая битва короля Карла I с парламентом. Кроме того, Эдвард был хорошо знаком и с давней историей города, с теми временами, когда он был захвачен датчанами.

Дом был, и в самом деле, очень привлекательным. Он был расположен недалеко от города, в весьма живописном месте. Он был выстроен в стиле, ставшем популярным в начале предыдущего столетия, в годы правления королевы Анны. В этом доме было, как, впрочем, почти во всех домах, выстроенных в тот период, какое-то сдержанное достоинство. Его нельзя было назвать дворцом или роскошным особняком: это был просто дом достойных людей, достаточно состоятельных и обладающих хорошим вкусом. Выстроен он был из камня, который добывали в этих же местах.

Мать назвала дом очаровательным. Она сказала, что такие усадьбы, как Эверсли и Эндерби, выглядят по сравнению с ним излишне кричащими. К радости Эдварда, я согласилась с ней, и было ясно, что он гордится своим домом и с удовольствием его показывает. Ну а больше всего он хотел, чтобы я побывала на фабрике. Из-за сложившейся ситуации он решил, что лучше будет посетить ее по окончании рабочего дня, а поскольку мы приехали в субботу, он предложил сходить туда на следующий день.

Это оказалось действительно интересно. Мать заинтересовалась не меньше, чем я, а Эдвард с большим знанием дела и энтузиазмом рассказывал о кружевах, истории их производства, о том, какие бывают виды кружев и как они менялись с течением веков.

Он показал нам особо ценные образцы: венецианская, итальянская и английская работа иглой и фламандская, русская и немецкая работа крючком. Мы увидели старинные коклюшки, которыми когда-то работали, а затем прошли в помещение, где устанавливались новые машины.

Там находился дежурный, вместе с которым был мальчик. Когда мы вошли, дежурный приветствовал нас.

— Все в порядке, Феллоуз? — спросил Эдвард.

— Да, сэр, — ответил мужчина.

Эдвард представил нам их: Феллоуз и его сын Том, только что начавший работать. Эдвард объяснил, что необходимо охранять машины днем и ночью: если сюда ворвутся луддиты, Феллоуз сможет поднять тревогу.

Я вздрогнула. Теперь я прекрасно понимала озабоченность Эдварда: почему он вынужден устанавливать эти машины и почему они вызывают такое недовольство рабочих. Эдвард объяснил:

— Это кружевная машина Ливерса. Количество нитей, из которых плетется кружево, зависит от образца, в соответствии с которым оно делается. Вот смотрите: здесь нити двух видов — или основа, и уток.

— Очень уж все сложно!

— Нет, работать совсем просто! С машиной управляется один человек, а она одновременно изготавливает шестьдесят отрезков кружева!