Сбацать что ли ему «Чисгару»? Или приколоть насчет игры? Я хихикнул про себя и сказал:

— Спорим, что быстро научусь играть?

— Да ну тебя, Лоретти хренов…

— Нет, правда.

Савин смотрит на меня.

— Научиться играть на гитаре не так просто, — бормочет он, — если ты на английском заговорил, то можно подумать что просто озарило. Приёмы всякие — так и у меня, со временем, может получиться. А вот гитара… — чешет затылок и машет рукой, — черт с тобой, спорим. Только срок три дня тебе. Сам сказал, за язык не тянули.

— Хорошо, — говорю, — три так три.

Какая мне разница — сколько времени он запросит? Могу хоть сейчас сыграть и спеть.

— На что спорим?

Савин хищно улыбается:

— На поцелуй!

— Кого целовать? — испуганно спрашиваю.

— Ну не меня же! — отвечает Савин, и смеётся над моей реакцией, — Маринку Зеленину поцелуешь. Не слабо?

— Не слабо, — бурчу в ответ, а в голову лезут всякие мысли.

Блин, можно подумать тот розыгрыш продолжается, начавшийся ещё в том времени. Так и сводит меня с Маринкой судьба. Вздыхаю. Зеленина мне хоть и нравится, но что-то внутри протестует, и, почему-то, по спине холодок…

Блин, как бы крышу не снесло, точней гормоны не взбунтовались. Я же ещё как бы девственник пока. Стоит только поцеловаться… Вот попал! Опять за словами не слежу и не думаю наперед. Но слово не воробей, теперь никуда не денешься. Ладно, я ведь не проиграю. Сыграю что-нибудь, и не надо будет целоваться. А чего я собственно боюсь? Дразнилок — «жених и невеста, тили-тили-тесто»? Вот уж плевать. Хоть не в этой жизни, а в той, целовал много девушек и не заморачивался.

— Что, жалеешь уже? — почти правильно истолковывает мою хмурость Савин.

— Нет, — отвечаю, — через три дня посмотрим. А что будет, если выиграю я?

Улыбку с лица Олега сразу сдуло. Наверно представил, как он целует Маринку. От этой мысли меня даже чуть ревность уколола. С чего бы это?

— Ну… я не знаю… — и он растерянно оглянулся, — придумай сам.

Я хмыкнул и задумался — что сделать Олегу? Крикнуть что-нибудь? Нет, не то. Что-то сделать? А что? Может ему выучить что-то объемное, типа «Война и мир»? Чего там Савин не переваривал? Ага!

— Если я через три дня что-нибудь сыграю, — говорю ему с улыбкой, — то ты наизусть выучишь «Евгения Онегина».

— Че? — выпучил глаза Олег, — а чего проще нельзя?

— За язык тебя не тянули.

Савин начал ожесточенно тереть лоб. Видно, настраивал свою память на такой большой стихотворный объём. Понимаю его, сам не любил учить такие стихи.

— Мальчики, — заглянула в комнату мама Олега, — а вы уроки-то сделали?

— Мам, последний день учимся. Ничего не задали нам, — заканючил Савин, — мы гулять пойдём.

Мне стало смешно. Неужели и я такой был?

— Сначала в своей комнате приберись.

— Ну, мам…

— Пойдём, — я подтолкнул Олега в сторону комнаты, — помогу несчастному.

Как вошли в комнату, Савин прошептал:

— Ненавижу эту уборку. Вот вырасту, куплю квартиру, или лучше дом построю большой, и в нём будет специальная уборщица.

— Ага, не забудь, чтоб в доме был бассейн, зимний сад и огромный гараж.

— Точно! А машина будет «шестерка»!

Я покосился на друга и хмыкнул — посмотрим-посмотрим, «шестерка» у него будет, или «Лексус». Наконец прибрались. Савин облегченно выдохнул и, видно думая о строительстве своего дома, сказал:

— Пойдём, гульнём? На стройке потусуемся…

Наш микрорайон интенсивно расширялся. Постоянно строились новые дома. На стройку мы ходили часто. Бегали, играли, просто тусовались. Бывало, случались травмы, но это не останавливало. Я как-то нечаянно сиганул с третьего этажа. В тот день, как всегда, собралась большая компания. Решили играть в догонялки по этажам недостроенного дома. За мной гнался водящий и, убегая к балкону, я схватился за провода, висящие до самой земли, собираясь перелететь на соседнюю лоджию. Так мы делали часто, и у нас хорошо получалось, но, видно, не в этот раз. Я вдруг обнаружил, что на соседний балкон не попадаю, а лечу на этаж ниже, к третьему. Тут сверху раздался панический крик:

— Сварка сейчас упадёт!

Сварочный аппарат, обычно закреплённый к петлям плит, на этот раз оказался не закрыт на замок. Он катился на роликах по плоской крыше, грозя свалиться вслед за мной. Не знаю — чего я тогда испугался больше высоты или… но зажмурился и отпустил кабель. Высота третьего этажа… Полет был коротким, но я успел вспомнить всю свою недолгую жизнь.

Меня спасла кучу керамзита, насыпанную между бетонных плит, рядом с домом.

Какое-то время лежал без движения, приходя в себя. Сердце, от испуга чуть не пробившее дырку в груди, наконец успокоилось, и я встал. Вокруг собрались пацаны, восхищенно гомоня и обсуждая мой полёт. Мне было не до обсуждений. На предложение продолжить игру в «догонялки» я отказался. На ватных ногах пошел домой и больше на стройках я не играл.

Это было… блин, это же ещё не случилось! Теперь не случится. Я уже изменил себе судьбу, и кто знает, где сыграет «закон сохранения энергии»? Может как раз на этой стройке.

Лучше займусь полезным делом. На часах семь вечера. Время в принципе есть, но надо что-то ещё выучить.

— Нет, Олег, на стройку не пойду. Я лучше домой, делами займусь.

— В такую рань? — скривился Олег, — стих учить собрался?

— Нет, на гитаре играть.

— Только не на нашей, — сразу выпалил Савин.

— Я у Генки возьму, — улыбнулся я. — он не такой жмот.

— Я не жмот, — обиделся Олег, — сам знаешь моего отца.

Да, родители у него были страшными педантами. Порядок любили во всём. А дома у них чего только не было. Все стены и полы покрыты коврами. В сервантах, помимо книг и сервизов, стояли всякие сувениры, привезённые из разных мест. Причем всё стояло в определенном порядке, и никак по-другому. Тоже самое касалось самих вещей. Попользовался — поставь на место, как было. То есть — посмотрел кассету, перемотай. Прочитал книгу — поставь именно туда, где стояла. А гитара — особый случай. Её Савин старший из-за границы привез, и Генка Кам её хвалил, так что отец Олега точно ругаться будет.

— Ладно, я домой, — говорю Савину, — а ты начинай учить «Онегина». Хоть Елену Михайловну удивишь.

Я вышел из дверей подъезда, чуть взбаламутив сидящих на лавках старушек. Они встрепенулись, но увидев, что вышел только один мальчишка, успокоились и продолжили делиться нескончаемыми новостями. Это признак того, что Тихомиров успокоился и ушел домой, а то сидели бы все бабули сейчас по домам. Интересно, что они про мой разговор с дядей Мишей говорят? Я поздоровался и только успел пройти мимо лавок, как в подъезде громко хлопнули дверью. Бабок как ветром сдуло.

Обернулся — стало интересно, кто выйдет? Старушки решили, что сейчас выйдет пьяный Тихомиров. Дверь от удара распахнулась и, размахивая игрушечным автоматом и крича: «та-та-та-та», на улицу выскочил Сашка, внук дяди Миши. Это значит только одно — Аркадьич успокоился после разговора со мной и больше не буянил, раз его семья дома. Да и дверь на лоджии закрыта. Значит помочь хорошему человеку у меня получилось, а это радует. Настроение сразу поднялось, и я направился домой.

Перед своим подъездом появилось ощущение чужого взгляда. Скользнул глазами по окнам и обнаружил смотрящую на меня со второго этажа Маринку Зеленину. Она жила в нашем доме, только в соседнем подъезде.

Я улыбнулся и послал ей воздушный поцелуй.

Как я играл! Обалдеть! Зинчук нервно курит в стороне. Конечно, преувеличиваю, но гитара в моих руках жила своей жизнью. Она пела! Я понимал — это сон. Пусть. Жалко, что наяву так не смогу — на одной струне сыграть «Полет шмеля». Да и никто бы не смог, на акустической гитаре-то. А я играл. Да так, что вокруг меня начали собираться шмели и кружить, жужжа мотив по-своему. Один, особо наглый, пытался мне на нос сесть. Отмахнулся от него, но шмель не унимался. Так и лез, зараза. Не выдержал и замахнулся гитарой. Кто-то панически заорал: