Елена Михайловна берет ложку, наклоняется и черпает немного супа из миски Расулова. Сморщивается.

— Действительно пересолено.

— У нас так же, — показываю я на другие миски.

— Девочки? — оглядывается Щупко на Смольнякову и Раевскую.

— Мы ничего не солили! — возмущаются они. — Чего солить-то, если в пакетах все уже есть!

— И тут, — говорит Григорьев, попробовав варево из котла. — Жуть как солено!

И тут я понял — приправа!

— Кто пакеты в котел высыпал? — спрашиваю у девчонок.

— Я, — говорит Лариса, — только я соли не сыпала.

— Я знаю, что не сыпала, — усмехаюсь, — а на сами пакеты ты смотрела?

— Нет.

— А надо бы. Я же предупредил про приправу!

— Зачем ты вообще её взял? — спросил меня Витя.

Зачем? Похоже, это привет из прошлой жизни. Былая привычка. Бывая на рыбалке, я заметил, что ночью чай или кофе быстро надоедают, а немного бульончика взболтаешь, попьешь — согретый и сытый.

— Чтобы бульон сделать, — отвечаю я. — Так согреться быстрей можно.

— Разумно, — чуть помолчав, кивнул Григорьев. — Девочки, а как так вышло, что остался целый котел супа?

— Не все любят такой суп, — пояснила Раевская. — Некоторые девочки сказали, что свои продукты есть, а этот суп не будут.

— Хм… — Витя, развел руками, — дети.

— А вас теперь чем кормить?

— Ничего, Елена Михайловна, у нас консервы есть — и тушенка, и «братская могила»…

— Сергей! — вскрикнула Щупко. — Что ещё за могила?

— Лен, — взял классную за локоть Витя, — это так кильку в томатном соусе называют.

— Дурацкое название!

— Дурацкое, — согласился тот, — пойдем, парни уже взрослые, сами разберутся.

Они удалились, а Раевская и Смольнякова опустили головы.

— Мы песни послушать хотели, — сказала Верка, — вот и торопились.

— Сереж, Жень, Олег, Ильясик, — надула губы Лариса, — простите, мы нечаянно.

— За нечаянно… — продолжать, что там дальше делают, Расулов не стал. — Посуду помоете.

— Хорошо, — согласились они, — так прощаете?

— Прощаем, — отвечаю сразу за всех.

— Ой, — обрадовались девчонки, — а мы вам чаю можем заварить.

— Только без соли, — уточнил Ильяс.

Мы идем обратно.

— Теперь обопьемся, — ворчит Савин, — после соленого-то. И чай не поможет.

— А коньяк? — шепчет Женька, оглядываясь.

— Не, с него ещё больший сушняк бывает.

— Откуда знаешь? — изумляется Женька.

— Батя, — невозмутимо говорит Олег, — когда перепьет, а похмелиться нечем, так дует воду литрами.

Я в разговор не вмешивался, слушал и вспоминал. Наша компашка не раз грешила с алкоголем. Мы и пиво пили, и вино, один раз водку где-то надыбали, но все было чинно и разумно, а главное незаметно для родителей. Баловство, да и только. В первый раз мы напились на выпускном. Именно напились. На торжественном школьном собрании всем выпускникам вручили аттестаты, затем последовал не менее торжественный ужин, ну а потом была дискотека на которую, кстати, была приглашена группа «Палитра» (обалдеть, только сейчас вспомнил). Вот перед дискотекой мы, уединившись в одном из пустых классов, и употребили.

— Свобода! — счастье из нас плескалось как вино в полных стаканах. Причем вина было закуплено много. Кто-то из ребят целую операцию по добыче провернул. Вино не крепкое, пили без закуски, а зачем, ведь только что ели?!

И мы нализались!

Кто-то вырубился, кому-то плохо стало… В школьном туалете долго в себя приходили. Потом пришлось скрываться от надзирающих за порядком взрослых в толчее танцующих, и попробуй, определи — от вина ты качаешься, или под музыку колбасишься? А вообще, как потом выяснилось, тогда почти все ребята тайком выпили. Даже девчонки пригубили.

Но когда это ещё будет, или вообще будет ли? А пока мы влезаем в палатку, чтобы поужинать и принять коньячку под настроение.

— Так, — суетится Савин, — по банке тушенки на брата хватит?

— Хватит, — киваю, — а там посмотрим.

— Может, сразу все выпьем?

— Всё сразу выпьем, — передразниваю я Женьку, — нет, пьем опять по чуть-чуть, а то окосеем и втюхаемся. Вам хорошо, а мне может ещё петь и играть придется. Олег доставай ещё кильку.

Подсвечивая себе фонариком, вскрываем консервные банки. Пока нарезаем хлеб, Переходников греет тушенку на костре. Приготовили кружки. Как только вернулся Женька, сразу наливаем коньяк. Немного, только-только на дне.

— Вздрогнули! — сдвигаем кружки.

Коньяк в отличие от прошлого раза проходит легко. Даже вкус ощутил. Сунул в рот кусок хлеба с наложенной сверху килькой. Сижу и жую. Хорошо!

— Мальчики, — слышим голос Раевской, — мы вам чаю принесли.

Женька, как раз только что выпивший свою порцию, поперхнулся и закашлялся. Савин выпить не успел, и теперь прятал кружку за рюкзаки.

— А чего вы тут делаете? — заглянула внутрь палатки Верка.

— Едим мы тут.

— Ой, — в палатку лезет Раевская, — а что вы тут пьёте?

— Ничего, — бурчит Расулов, и начинает ковыряться ложкой в банке.

— Сереж, а ты ещё играть будешь?

— Буду. — Навязчивость этой парочки начинает злить. — И петь буду, и играть буду, и с бубном вокруг костра скакать.

— Девочки, — Ильяс облизнул ложку и выразительно ею покачал, — дайте поесть спокойно.

Раевская и Смольнякова тут же исчезают.

— Вот редиски, — прошептал успокоившийся, наконец, Женька, — приперлись не вовремя.

— Ладно, давайте есть. Там вон уже пляски начались.

На поляне играл магнитофон. Ярко горел костер, а вокруг него танцевальная толкотня. Нам того и надо.

Нет, нас наверно кто-то сглазил, иного объяснения не находится. Или после того как попробовали супер-пересоленый суп, все наперекосяк идет.

Сначала коньяк нам боком вышел, хоть и выпили чуть-чуть. Несмотря на хорошую закуску, конкретно захмелели. Вылезли, качаясь, из палатки, будто моряки на корабле во время шторма. Тут пришлось с взрослыми в прятки играть. Ну, именно мы им понадобились! То бревна разрубить, как будто топоры только у нас имеются, то какой иной вопрос, который без меня не решить…

Какое-то время в толпе танцующих у костра прятались, или в темень леса утекали. Но дискотека на природе завершилась быстро — батарейки в магнитофоне сели. Пришлось мне макнуться в реку, чтобы немного в себя прийти. А куда деться, если народ опять возжелал живого исполнения? И вновь вместе с Григорьевым исполняем песни. Только приходится их тщательно отбирать, чтобы опять непоняток не вышло. Пели все, что на дискотеке играли. Мне пришлось повторить спетые мной новые песни, «Скучаю» и «Зурбаган». Витя больше на нашу эстраду налегал, а я зарубежную играл, что была уже известна. Под конец посиделок исполнил «Фантом», зная, что Чиж только перепел её. Приняли на ура. Витя сказал, что слышал другую трактовку песни. Ну да, вариантов имеется множество.

Сидели допоздна. Потихоньку ребята разбрелись. Взрослые сидели дольше, но наконец и они решили разойтись по палаткам. Елена Михайловна потянула Витю прочь, говоря, что спать ложиться пора.

— Завтра поговорим, — сказал мне Григорьев на прощание.

— Опять, наверно, будет в группу сватать, — улыбнулся Савин, когда они отошли. — Ты соглашайся, Серег.

— Ага, — поддакнул Женька, — у тебя хорошо выходит.

— Молчите, уж, советнички. Сам как-нибудь решу.

Идти спать я не торопился, холодная вода в реке взбодрила не на шутку. Сидел, смотря на огонь, а в голове крутилась мелодия. Медленный мотив, похожий на множество песен, но и одновременно от них отличающийся. Интересно, откуда он? Я начал проигрывать его на гитаре. Друзья сразу оживились.

— Новая песня?

Я пожал плечами.

— Просто мелодия.

— Красивая, — проронил Ильяс, — и печальная.

— Да, — соглашаюсь, и тут же понимаю, что это музыка на стихи к «Неизвестному солдату».

Вот так, неожиданно, я песню сочинил. Никогда не получалось, а тут на тебе. Может, были нужны подобные, как сейчас, условия? Костер, друзья вокруг, луна светит…