Ладно, времени у меня достаточно. Ещё три года до окончания школы, определюсь за это время. Что-то мысли о будущем весь сон отбили. Лег на спину и посмотрел на небо. Там сияли звезды, такие яркие и очень близкие. Ну да, это я тоже хотел когда-то. Вот самый яркий Сириус, а это Полярная, чуть выше Лысого горшка, и мерцает почему-то. А эта… блин, забыл… как её?

— Это «Вега» — подсказал мне, кто-то.

Не понял, кто это тут мысли читает?

Приподняв голову, посмотрел вокруг — никого. Послышалось что ли? Нет, я ясно и четко слышал голос. Тут с другой стороны костра хмыкнули. Сел, чтобы, наконец, выяснить, кто там со мной так шутит, и через пламя костра увидел… вот бляха муха, сплю я что ли? Тот, кого я увидел, сидел на валуне. Аккурат между спящими Женькой и Олегом, и походил на спецназовца. Но только походил. Странно, но на нем было намешано снаряжения чуть ли не со всех времен. Обряжен, почему-то, в устаревший бронежилет «Кора», под ним черная спецура, непонятного покроя — то ли времен Великой Отечественной, то ли ещё старее. Нет, не старее — петлицы видно, с одной шпалой, капитан, значит. Обалдеть! На голову надета современная балаклава и тактические очки. Глаз в них не видать, огонь от костра отражается. Завершает композицию каска тех же времен, что и петлицы. Хм, ещё виднеется открытая кобура, из которой торчит рукоятка… надо же — Глока!

Точно сплю! Не спецназовец, а клоун какой-то. Он бы ещё для большего колорита ботфорты натянул, времен Петра первого! Так как пламя костра закрывало его ноги, я вытянул шею, чтобы посмотреть — что там надето у этого ряженого. М-да, штаны точно галифе, но на ногах надеты обычные для этого времени яловые сапоги. Такие же, как у моего отца. Сюрреализм, однако!

Странные мне сны последнее время снятся. Даже немного напрягать начинают. Того гляди крыша поедет.

Этот «спецназовец» опять хмыкнул, протянул руку к сопящему Савину, и вытянул из-под его щеки пустую коньячную бутылку. Бляха муха, говорил же Олегу выкинуть её подальше!

Тем временем ряженый покрутил тару в руках, изучил этикетку, затем отвинтил крышку и понюхал.

— Хороший был коньячок, — он махнул рукой и стекляшка, блеснув отражением огня, улетела в темноту.

Я сразу голос узнал, только обалдел слегка.

— Валера? Ты что тут делаешь?

— Загораю я тут, — ответил Истомин и снял очки, каску и балаклаву.

Мне осталось только вернуть челюсть на привычное место. Изумительные моменты мне снятся.

— Глупый вопрос, глупый ответ, — улыбнулся Валера.

— А что это ты так вырядился?

— Вяз, не тупи, кто кому снится, я тебе, или ты мне.

— С ума сойти! — я закрыл глаза и представил нормальное снаряжение. Когда открыл, Валера сидел в привычном боевом прикиде.

— Вот! — Истомин наставил на меня палец. — Можешь, когда хочешь.

— Ты лучше скажи — почему ты мне снишься?

— А ты не знаешь? — Валера улыбнулся, повертел в руках шлем, взглянул хитро. — Я хотел спросить — ты действительно в бомонд собрался, музыкально-деловой?

— С чего такие выводы? Думаю пока. Выбираю — кем стать.

— А чего тут думать?

— Погоди, Валер, выбор пути, это…

— Тоже мне проблема! — перебил меня Истомин. — Ты же не перед камнем стоишь: «направо пойдешь — богатым будешь, налево пойдешь — женатым будешь, я прямо пойдешь — себя погубишь».

— Там не совсем так звучит, но аналогия подходит.

— Ну, так и сделай правильный выбор!

— Откуда нам знать — какой будет правильный. Налево-направо всяко женатым быть. Мне, Валер, этого не хватало. Семью создать, детишек… А ты мне прямо предлагаешь идти, туда, где себя погубишь? И всегда бывают моменты в жизни, когда жалеешь, что сделал именно так.

— Да. — Согласно кивнул Истомин, и вновь наставил на меня палец:

— Но ты подумай хорошенько, и реши — что тебе больше подходит. Ты же военным мечтал стать!

— И это говорит тот, кто сейчас живет в Кирове, кому одиннадцать лет, который мечтает стать знаменитым художником. Кто ещё сам и ведать не ведает, что будет большим специалистом по профессиональному мордобою!

— Ты прав, — вздохнул Истомин, — я мечтал стать художником. Но стал военным, и не жалею об этом.

— И я тогда не жалел. А сейчас у меня есть выбор. — И тихо пробормотал:

— Мне ещё никогда во сне мораль не читали, наставляя на путь истинный.

— Просто не надо забывать о своём прошлом-будущем, — сказал Валера, голосом Белкина.

— Все моё прошлое еще не произошло. Вот такой каламбур получился.

— Вся наша жизнь сплошной каламбур, — подмигнул мне Истомин, затем водрузил «Сферу» на голову и приложил руку на американский манер к шлему.

— Честь имею, товарищ будущий капитан!

— И тебе расти здоровым, товарищ будущий капитан. — Но на валуне уже никого не было. Вот такой странный разговор получился. А ведь по сути я сам с собой разговаривал. Моё второе я во сне приняло облик Истомина и на совесть давила. Никогда не любил когда принуждали поступать, как не хочется. Всегда хотелось сделать все наоборот.

Я как-то смеялся над вопросами в психологических тестах, которые нам перед заступлением на службу давали. Мол, слышите ли вы чужие голоса в своей голове? Или, считаете ли вы, что вами кто-то управляет извне? И тому подобные…

М-да, сейчас не до смеха. Во-первых — в голове присутствуют две сущности — молодая и взрослая, во-вторых — такие сны снятся, хоть спать не ложись, а то до психушки недалеко.

И вообще, свет клином сошелся что ли, на принятии решения именно сейчас? Ещё без малого три года впереди. Все, больше никаких разговоров по этой теме! У меня такой шанс! Буду жить и наслаждаться! Учиться так, чтобы закончить школу если не с золотой медалью, то, по крайней мере, без троек. Ну и свою физическую культуру повышать.

Звезды блекли на светлеющем небе. Контура вершин из черных превратились в серые. Лицо начало пощипывать холодком. Я понял, что проснулся. Приподнялся и огляделся. Ребята спят, как не бывало. Огня в костре как такового нет, даже угли не переливаются. Над речкой стелился легкий туман, медленно стекая вдоль русла.

Не стоило мне подниматься, утренняя прохлада тут же затекла под одеяло. Свежо, однако. Несмотря на то, что я спал полностью одетый, сразу начал донимать озноб. На часах четыре пятнадцать. Вот блин, всего полтора часа прошло, как улеглись. Такая рань, спать бы еще и спать, только, как тут уснешь, если взбодрило не на шутку. Ребята всяко продрыхнут ещё часа три, если больше. По крайней мере пока солнце не выглянет из-за горы. Лечь и попытаться заснуть? Смогу ли согреться? От прогоревших углей в кострище еле-еле тянуло теплом. В палатках сейчас хорошо, тепло. Надышали за ночь. Олегу, Ильясу и Женьке тоже неплохо. Лежат и сопят в унисон. Лишь я как неприкаянный. Блин, если бы спал в спальнике, мне и костер бы не потребовался. Пробежаться что ли?

Поднялся, стараясь не ёжиться, чтобы не мерзнуть ещё больше. Потянулся, зевая, и… челюсть чуть не заклинило в положении «открыто», так как увидел злополучную бутылку из-под коньяка. Савин все-таки не выкинул её вчера, и сейчас сладко спал, прижавшись к ней щекой. Подошел и вытянул ёмкость из-под щеки Олега. Тот причмокнул губами и залез под одеяло с головой.

Повертел бутылку в руках. Куда бы её деть? Разбить об камни в реке? Нет, не стоит. Мы тут часто отдыхали. Зачем нам осколки, об которые пораниться можно? Закинуть в кусты? Закопать? Отошел пару метров. Вывернул из земли небольшой валун, затем из образовавшейся ямки еще пару мелких камней вынул, потом рукой углубил эту нишу, примостил бутылку, и водрузил валун на место. Даже травинки поправил. Сходил к речке, сполоснул руки, лицо, рот, заодно избавился от легкого сушняка, и… ещё больше продрог. Теперь нужно срочно согреться, только бегать неохота. От прогоревшего костра толку ноль, хоть задницей туда сядь, а дров нет. Мы вчера в костер сунули все, до последней веточки. Но я точно знаю — где они есть.

С тоской посмотрел на «Лысый горшок». Проклятие какое-то. Опять на гору лезть придется. В третий раз. А что делать? Хоть согреюсь, да и Савинский топор забрать надо.