— Рыба! — Тихомиров шибанул костью домино по столу, так что все фишки подпрыгнули, а приемник тихо зашипел. Пока мужики обсуждали кто кого сколько раз, отец Олега, мурлыча под нос слова из «Моря», принялся вращать ручку настройки. Я подошел и поздоровался. Мужики пожали мне руку, а Тихомиров вообще чуть из кисти сок не выдавил.

— Привет, Сергей! — отвлекся от поисков сбившейся волны Савин-старший. — Этот оболтус утверждает, что ты отлично на гитаре играешь, поэтому он проигнорировал мой запрет насчет инструмента. И я решил отложить наказание до выяснения. Так что скажешь?

Честно говоря, мне играть не хотелось. Хоть я и выспался, но состояние было каким-то… странным, что ли. Как-то тревожно на душе, будто что-то случиться должно. Надеясь, что удастся отделаться без демонстрации умения, отвечаю так:

— Он не совсем прав, Тимур Алексеевич, играю я очень даже посредственно.

Савин-старший вопросительно взглянул на сына. Олег покраснел и умоляюще посмотрел на меня.

— Давайте гитару, — вздыхаю.

Тимур Алексеевич обернулся, и достал из-за лавки инструмент в брезентовом чехле. Извлек шестиструнку и протянул мне. Мужики освободили место на лавке, а я, устроившись и проверив гитару на звук, вопросительно взглянул на Савина-старшего.

— Что сыграть? — И покосился на Олега. Но он благоразумно молчит в сторонке. Всегда бы так молчал.

Мужики загомонили, предлагая варианты. Я даже головой тряхнул. Ну и вкусы у них… пожелания такие, блин… а Шаляпина не спеть?

— Тихо, мужики, — прервал всех Тихомиров, — пусть сам решает.

Долго думать не стал, приемник Антонова транслировал, вот его и сыграем. Взяв аккорд, сразу начал:

— Есть улицы центральные.
Высокие и важные…
С витринами зеркальными,
С гирляндами огней.

Лица у мужиков посветлели. Антонов всегда был популярен.

— А мне милей не шумные,
Милей одноэтажные,
От их названий ласковых,
Становится светлей.

Около столика потихоньку начинает собираться народ. Сидящие у подъезда бабули замолчали и повернули головы в нашу сторону. Даже тетя Лида, развешивающая белье на балконе, замерла с простыней в руках.

— Пройдусь по Абрикосовой,
Сверну на Виноградную,
И на тенистой улице я постою в тени.
Вишневые, Грушовые,
Зеленые прохладные,
Как будто в детство давнее ведут меня они.

Недаром я выбрал эту песню. В ней ностальгия — грусть по хорошему прошлому, самые лучшие воспоминания о друзьях, приятные на слух названия улочек… кстати, недалеко Вишневая улица есть, и из-за того что на ней Травина живет мы её Черри-стрит называем.

— И может на Сиреневой,
А может на Каштановой.
А не на этих улочках,
Тогда на Луговой…

И тут вижу, как к лавке несется кокер-спаниель абрикосового цвета, а следом идет Марина. Мне очень приятно её видеть, особенно сейчас. Но как вовремя она подошла! Теперь я улыбаюсь только ей.

— С любовью встречусь первою,
Негаданно-нежданно я,
И вновь бродить по полночи,
Я буду сам не свой.

У меня даже игра изменилась, как-то живее стала. Последний куплет пропел в таком же тонусе, как тогда, на дискотеке. И опять смутился, когда захлопали.

— Отлично! — воскликнул Савин-старший.

— А я говорил, — хихикнул Олег и тут же увернулся от отцовского подзатыльника.

— А кто эту песню написал? — спросил Тихомиров.

— Как кто? — опешил я. — Антонов написал, Юрий… который… «Море»…

Вопрос был написан на всех лицах. И тут до меня дошло — опять, блин, получилось как с «Зурбаганом». Ведь знаю много текстов песен, но спроси дату выхода любой из них… не скажу, только год, разве что. И ошибиться легко — все эти песни были для меня хитами восьмидесятых, и я никогда не задумывался о точной дате их появления. Нет, надо завязывать с эстрадным энтузиазмом, или просто петь то, что просят, того же Шаляпина…

Ещё стоит посидеть и тщательно вспомнить года выхода хитов, чтобы потом опять в такие ситуации не попадать. Насчет песни пояснил, что первым в голову пришло:

— Как-то по радио транслировали, вот и запомнил. А вы разве не слышали?

Ясень пень — не слышали. Она, может, уже написана, только не озвучена. Надо линять, пока вопросами не завалили. Передал гитару Савину-старшему, но тот качает головой:

— Э нет, парень, ты так просто не отделаешься.

— Да-да, — вторят остальные, — ещё давай.

С тоской посмотрел на гитару, с угрозой на Олега, затем умоляюще на Марину…

Меня спас дядя Миша.

— Так, мужики, — сказал он, и подмигнул мне, — отстаньте от парня, не видите, не до того ему. Кто там у нас последний остался? Месите домино, а Алексеич пока волну поищет.

Мужики заворчали и начали переворачивать фишки, а я шагнул к Марине.

— Здравствуй.

— Здравствуй, Сереж.

Кокер-спаниель выскочил из-за лавки, остановился напротив меня и отчаянно завилял своим маленьким хвостиком. Я присел и протянул руку.

— Привет, Чарли! Дай пять.

Тот тяфкнул и выполнил команду.

— Молодец! — Я пожал протянутую лапу, а затем почесал кокера за ушами. Пес замер от удовольствия, а потом, когда мы вместе с Мариной пошли к ее подъезду, Чарли принялся нарезать вокруг круги.

— Хорошая песня, красивая, — сказала Марина. — А сам сочинять не пробовал?

— Пробовал, но ничего не выходит. Пока получается вольный перевод зарубежных.

— Я думаю, у тебя получится. Обязательно. Только учиться надо. В музыкальной школе.

Ага, только консерваторий мне не хватало. Оглянулся назад. Мужики вновь домино дробят. Олега не видно, наверно инструмент домой понес. На нас никто не смотрит. Надо пользоваться моментом.

— Погуляем? — предложил я.

Марина задумалась только на мгновение.

— Погуляем, только Чарли домой заведу. Ему есть пора. Я на минутку. — И скрылась в подъезде.

По опыту знаю, что минуты у женщин понятие растяжимое, но даже и минуты не прошло, как она вернулась.

— Пошли? — Выпорхнула она из подъезда. — Давай к школе прогуляемся?

— Давай.

Когда мы вышли из двора, Марина взяла меня под руку. Немного прошли молча. Свернули на дорогу идущую вдоль сквера.

— Ну как, отдохнул от лихого покорения вершин?

— Какого покорения? — от такого неожиданного вопроса Марины я чуть не споткнулся.

— Например — Лысого горшка. — И смотрит так хитро, видно что все знает, или почти все. И только теперь стало понятно — почему Савин плечо потирал.

— Олег рассказал? Вот ведь гусь! Бери такого в разведку!

— Ты правильно догадался, — засмеялась Марина, — только не обижайся на него, я с пристрастием допрашивала.

— Знаю я это пристрастие — руку за спину, кисть довернуть, лампу в лицо?

— Без лампы обошлась, но все выложил, как миленький.

— И что он рассказал?

— Как ты на гору взобрался, как от медведя бежали… — Марина улыбнулась, но тут же сделала строгое лицо, и сильно сжала мой локоть, — и как в твоём спальнике Раевская и Смольнякова спали.

— Не виноватый я, они сами…

— Пришли, — закончила за меня Марина. — Вот и расскажи. В деталях.

Мы шли по дороге в сторону школы. Под щебетание птиц в сквере я рассказывал наши приключения на горе, сглаживая некоторые подробности. О том, как я штурмовал стену Марина уже знала со слов Олега (вот ведь гад такой, мог бы про это промолчать). Поведал о соленом ужине, про концерт у костра.