В детстве тоже редко болел, в основном простудой. Помнится, весь класс переболел желтухой, лишь я не поддался «недугу». Зато сейчас почти весь желтый, будто Боткин лично меня в желтый цвет разукрасил.
Вновь громыхнуло за окном, и я невольно посмотрел на улицу.
— Столица Анголы, — пробормотал врач, и почесал карандашом висок, — шесть букв. Третья буква…
— Луанда.
— Подходит! — почему-то удивился врач. — Точно, Луанда?
— Точнее некуда.
— Хорошо знаешь географию, парень.
Ну да, с чего бы не знать? Как много в жизни совпадений!
— Может, ты знаешь — какая самая большая в мире птица?
— Страус. — Удивительно и позорно не знать таких простых вещей. — Может, вы меня выпишите?
— Можно и выписать, только, как ты сейчас до дома доберешься? — и он кивнул на улицу.
Я поднялся и подошел к окну. Нет, это не просто ливень, это стихия. Водные струи били с таким напором, что можно подумать, будто наверху собрали триллионы брандспойтов и дали давление…
Наверно, таким образом, природа решила провести влажную уборку. Согнала со всех сторон тучи, подтолкнула к горам и они, вспоротые острыми вершинами, обрушили на город мощные водопады. По проспектам, будто цунами прошло. Затопило все. Арыки, каналы и улицы сразу превратились в бурные потоки. Одно слово — стихия.
Однако, после таких ливней воздух становился особенным, над городом надолго исчезает смог, вода в лужах прозрачная, а деревья сверкают изумрудной листвой. В такие минуты начинает казаться, что прошедшая стихия заказывалась обленившимися коммунальщиками.
Где-то далеко сверкнуло. Гром пришел с большим запозданием. Гроза отдалялась.
— Через полчаса кончится.
— Откуда такая точная информация? — удивился Виктор Евгеньевич. — Там на лужах пузыри были, а это к долгому дождю. Примета такая.
Врач сидел за столом справа от окна и не мог видеть край грозового фронта на западе, а гроза двигалась на восток. Да и напор дождя явно ослаб. Скоро вновь будет солнечная погода. И небо чудесной синевы…
— Приметы не всегда верны.
Виктор Евгеньевич пожал плечами и уткнулся в кроссворд, а я прислонился к прохладному стеклу.
Капли еще раз отбарабанили раз по отливу, возвращая к незаконченному стиху:
— Дерево семейства ильмовых, — опять отвлек меня врач. — Дуб? — предположил он и почесал лоб.
Сам ты дуб — беззлобно подумал я, — у Вязовых дубов сроду небывало. Интересно, он вообще какое-нибудь слово в кроссворде сам отгадал? Медик он хороший, но помимо медицины хоть чего-то он должен со школы помнить.
— Это дерево вяз, Виктор Евгеньевич, — сказал я, и шагнул было от окна, но задержался, глядя на крыльцо больничного корпуса — к нему бежал мужик, прикрываясь чем-то вроде кожаной папки или дипломата. Его узнал сразу, это был следователь, что приходил вместе с Зелениным.
— Да, Виктор Евгеньевич, через пять минут следователь придет. В ординаторскую для конфиденциального разговора не пустите?
Врач поднял на меня ошарашенные глаза.
— Его я только что в окно увидел, — на всякий случай пояснил я.
Врач поднялся и выглянул в окно. Следователя естественно не увидел, зато узрел ясное небо на западе. Посмотрел на часы и хмыкнул.
— Хм, и вправду… ладно, Мария Антоновна, — обратился он к медсестре, — проводите молодого человека в ординаторскую, а потом выписку подготовьте. А вам, — врач положил руку на моё плечо, — для скорейшего обретения нормального вида рекомендую контрастный душ и солнечные ванны, для тонуса кожи полезно, и для всего организма соответственно.
— Спасибо. — И мы попрощались.
Медсестра проводила меня в ординаторскую. Убрала посуду со стола, протерла столешницу и вышла.
Следователь запаздывал, похоже, я со временем немного ошибся. Ну, ничего, тогда пока закончу песню:
Но закончить песню не успел, дверь опять скрипнула, и в ординаторскую вошел мужик в сером костюме, держа в руках вовсе не дипломат, а старый тощий черный портфель из кожзаменителя.
— Здравствуйте, следователь Запашный Руслан Григорьевич, — представился он.
— Здравствуйте. — И улыбнулся про себя — хорошая фамилия для следователя. А что — ищет, ловит, укрощает и в клетку, то есть в тюрьму сажает.
Тем временем следователь снял пиджак, повесил его на спинку стула, сел, достал из портфеля пару листов с записями, ручку и картонную папку с надписью «Дело №». Раскрыл её, пролистал, что-то просматривая, а я напряг память, вспоминая УК РСФСР — что там мне по статьям светит? Кажется статья сто четвертая или сто пятая? Возможно, сто шестая, так как Громин был меня гораздо старше и сильнее, да еще с поддержкой пятнадцати молодых придурков. Правда, помнится, согласно десятой статье, уголовная ответственность мне не грозит, так как мне четырнадцать только через полтора месяца исполнится, так что лишь меры воспитательного характера.
— И так, — произнес следователь. Отложил папку и взял один из листов. — Поговорим?
— Поговорим, — согласился я.
Как-то странно и неправильно всё, но что именно, пока не понял. В больнице, и не допрос, а разговор, и у следака вид, точнее настрой доброжелательный.
Ладно, посмотрим.
Сам «разговор» начался с уточнения моих данных — имя, фамилия, отчество, год рождения…
Нет, это не допрос, а тест какой-то. С уточнением.
— Фамилия — Вязов?
— Вязов.
— Отлично! — следователь чиркнул на листочке, будто галочку поставил, — Имя — Сергей?
— Сергей.
— Прекрасно! — опять галочка…
Я смотрел на Запашного, и прикидывал — это такая форма подготовки к признательным показаниям, или уже укрощение началось? Оригинально. Ничего себе пустая формальность!
На каждый мой ответ у него находилось новое восклицание. Сейчас как гаркнет — Ап!
Но уточняющие мою личность вопросы закончились и Запашный перешел к делу:
— Ладно, с этим закончим, я задам несколько вопросов, просто для уточнения. Весь этот разговор пустая формальность, не более, но мне надо понять многие непонятные мне моменты. Вот такая тавтология. Например, причины лютой ненависти Громина к вам, и так далее.
— Задавайте.
Запашный убрал в портфель папку, оставив на столе только листочки, откинулся на стуле, сложил на груди руки и спросил:
— Вы давно знаете Громина Андрея Михайловича?
Вот блин, если честно, я его на уроке в первый раз увидел, и что теперь говорить?