Ответил бы, да боюсь, что грубо получится. Просто буркнул:
— Не помню. — Пусть что хотят, то и думают.
Вновь загалдели, но Мокашов громко пресек все вопросы:
— Тихо, мужики!
Подтолкнул меня прочь от лавок.
— С Запашным беседовал? — спросил он тихо, когда мы отошли подальше.
— Да.
— И что?
Я пожал плечами:
— Ничего. Отдыхай, сказал, и ни о чем не беспокойся.
— Это хорошо, — кивнул Мокашов.
— Хорошо-то хорошо, но не понятно — почему меня не будут привлекать в качестве свидетеля?
— А что тут непонятно? — пожал плечами участковый. — Все как раз ясно. Просто Громины не по одному делу проходят, и у ОБХСС и у чекистов… а тут…
Вдруг Мокашов нервно оглянулся и, чертыхнувшись, закусил губу.
М-да, действительно — каша. Только заварил её вовсе не я. Так, приправа с горечью…
Настроение испортилось.
— Я пойду, дядь Юр. Устал.
— Конечно иди! А я… — он замялся и махнул рукой, — впрочем, все мы тут виноваты. Ты иди, отдыхай. И если что… мы все поможем, только скажи.
Кивнул и, пройдя мимо спорящих мужиков, вошел в подъезд. Следом за мной проскользнул Расулов, а Олега задержал у лавки отец.
— Слышал? — кивнул за спину Ильяс, когда мы начали подниматься по лестнице.
— Что?
— О чем мужики говорят.
— Слышал.
Своим появлением я возобновил начатый ими когда-то спор. Не мне их судить. И прав Мокашов — все виноваты…
На втором этаже Расулов остановился у двери Касена Ержановича.
— Ну что, до завтра?
— До завтра.
— Не забывай, в десять ждать буду, а может за тобой зайти?
— Не стоит. Сам приду. — Я, пожав руку, направился по лестнице дальше, а Расулов нажал на звонок…
Дома случился небольшой переполох. Как оказалось — родители уже собирались поехать ко мне в больницу, а тут я сам явился.
— Хоть бы позвонил. — Прижала меня к себе мама.
— Извини, совсем забыл. — Странно — я помню множество сотовых номеров, даже все служебные, а этот номер телефона, стыдно признаться, забыт.
— Не удивительно, — кивнул отец, — зато сюрприз вышел.
Первым делом я снял все повязки и пошел в ванную.
Перед тем как включить воду рассматривал себя в зеркало — китаец, но выздоравливающий. Немного построил сам себе рожи — жуть какая. Поскорее бы все сошло, а то гулять придется на балконе.
Включил воду, теплую пока, постоял немного под тугими струями, затем закрыл кран с горячей водой… чуть из ванны не выпрыгнул. Контрастный душ — это очень полезно, но к таким перепадам нужно привыкать постепенно, а то не дай бог заболею некстати.
Только вышел из ванной, как меня из кухни окликнула мама:
— Да, Сереж, час назад Гена Ким заходил, спрашивал — когда тебя выпишут.
— Хорошо, мам, я понял.
Это значит только одно. Генка предупреждал — скоро у него выход в горы, и он с собой всегда берет гитару. И прежде чем я отнесу её Генке, надо сделать одно дело. Зашел в свою комнату, из стола достал тетрадь и вырвал чистый листок. Сверху написал — «Сны войны», а ниже весь текст сочиненной песни. Потом, прихватив инструмент, вышел в коридор.
— Ты куда? — выглянула из кухни мама. — Сейчас есть будем.
— Я к Ким, ненадолго.
Двери наших квартир находились рядом. Протянул руку и нажал на звонок. Из-за двери слышались голоса и музыка. Магнитофон, наверное, слушает? Нет это не магнитофон — играли на гитаре. Мелодия была незнакома, я прислушался, но тут дверь распахнулась.
— Серега?! — удивился Ким.
— Привет, Ген, я к тебе, гитару вот несу.
— А что, наигрался уже? — и, спохватившись, отступил. — Ты проходи-проходи. Вот ребята обрадуются!
Что за ребята гостят у Генки, стало ясно в комнате. У Ким собрался почти весь состав «Палитры», не хватало только Андрея-ударника. Кроме того на диване рядом с Григорьевым сидела Елена Михайловна.
— Смотрите, кто пришел! — сказал Ким из-за моей спины и подтолкнул меня:
— Проходи, Серег.
— Здрасть! — поздоровался я.
— О-о-о! — Все разом встали, но Витя, отложив гитару, шагнул ко мне первым.
— Здорово, боец! — он схватил мою руку, но увидев на ней ссадины, сильно жать не стал.
Елена Михайловна подошла следом и коснулась моей желтоватой щеки.
— Как же так, Сергей? Неужели так необходимо драться?
— Так было надо, Елена Михайловна.
— Эх, мужчины… — и Щупко со вздохом села на диван.
— Здравствуй, Сережа, — кивнула Надя, — а что у тебя с голосом?
— Горло. Болит немного.
— Это пройдет, — уверенно сказала Надя, — у меня уже прошло.
— Конечно, — согласился я, однако подумал — вряд ли я «Скучаю» по-прежнему спою, того голоса уже не будет.
Поздоровался с Алексеем и, наконец, протянул инструмент Ким.
— Спасибо.
Генка взял гитару и переглянулся с Витей.
— Мы… — начали было разом Ким и Григорьев, вновь переглянулись, затем Витя сказал, — я вот решил свою гитару тебе подарить, и вдруг узнаю, что Гена свою тебе уже дал…
— Ненадолго, — уточнил я.
— Ну, дружище! — укоризненно посмотрел на Ким Витя.
Генка виновато пожал плечами, а Григорьев поднялся, взял у меня инструмент Ким и вручил хозяину.
— Так как у тебя она в единственном экземпляре, то поход пойдешь со своей, а у Сергея будет вот эта. — И Витя протянул свою гитару мне.
— Спасибо, — я от неожиданности выставил руки перед собой, — не стоит…
— Бери, пока дают, — строго сказал Григорьев.
— Не волнуйся, Сережа, — улыбнулась Елена Михайловна, — у Витюши еще две есть.
Я взял гитару, взял пару аккордов. Гитара звучала изумительно. Кстати!
— А что тут за мелодию вы тут играли?
— Да так… — вдруг смутился Григорьев, — вариации на свободную тему.
— Засмущался-то! — улыбнулась Надя, затем повернулась ко мне. — Это мы песню сочиняем. Витя играет, а мы стихи пытаемся сложить.
— И как, выходит? — спросил я.
— С середины-наполовину, — поморщился Григорьев. — Трудно писать стихи на готовую мелодию.
«Ага — подумал я — обычно наоборот, сначала стихи, потом мелодия». И попросил:
— Наиграй-ка.
Витя взял гитару у Ким и начал играть.
Слушал, чуть прикрыв глаза. Очень красивая мелодия…
— Стой, — остановил я Григорьева, — Начни-ка сначала.
Витя удивленно поднял брови, но вопросов задавать не стал. Остальные тоже промолчали, заинтересовавшись. Дело в том, что есть у меня стих, который написан давно, даже на музыку когда-то наложить пытался, но не получалось, и я оставил это дело, зато сейчас…
Вновь звучит музыка, а я отбиваю такт, про себя пропевая куплет. А что, нормально получится!
Опять попросил начать заново, и сам приготовил гитару. Витя проиграл маленькое вступление, я подхватил мелодию своей гитарой и, чтобы не захрипеть, тихо запел:
Все вокруг оживленно задвигались. У Нади в руках появилась нотная тетрадь, в которую она начала быстро записывать слова песни.
Мне играть было больно, пальцы плохо слушались, но я терпел.
Боль в пальцах стала невыносимой и, видя, что мне играть трудно, Ким отобрал у меня гитару.