— А разве нельзя побыстрей? — резко спросил Фабиан, который опять начал злиться.

Он уже оправился от того ужаса, что подмял его, подчинил себе в зале, и теперь испытывал чувство жгучего стыда из-за того, что обе девушки оказались куда сильнее его самого. Ему требовалось выместить на ком-то свою злость, и он рад был ухватиться за что угодно.

Зита прекрасно поняла это, но вида не показала, а попыталась спокойно объяснить ему все, что знала сама, надеясь, что, поняв, что к чему, и увидев, что никто его ни в чем не обвиняет и уж тем более не смеется над ним, он успокоится.

— Можно хоть сейчас убрать заклинание, но в этом случае мы рискуем умереть прежде, чем узнаем, кто наш враг.

Еще не дослушав ее объяснения, Фабиан собирался возразить, но слова застряли у него в горле, когда до него дошла суть сказанного Зитой: чего-чего, а помирать ему вовсе не хотелось!

Девушка спокойно смотрела на него, и в ее взгляде он не увидел ни намека на насмешку, а потому лишь проворчал, но уже примирительно:

— Так что же нам так и сидеть здесь до скончания века?

— Нет, почему же? — Зита обрадовалась, что ей удалось погасить злость Фабиана, но вида не подала. — Я рассчитываю, что мы выберемся отсюда целыми и невредимыми, но для этого нужно подготовиться, а на подготовку потребуется время.

— Мы можем помочь тебе, сестра?

Зита улыбнулась.

— Мне без вас просто не обойтись, а то, что необходимо сделать, потребует к тому же силы Фабиана.

Услышав, что говорят о нем, Фабиан нервно облизнул губы.

— Что я должен сделать?

В это время Эмерик поднял голову и, посмотрев на них пьяными глазами, глупо улыбнулся и произнес заплетающимся языком:

— Привет, друзья. Все развлекаетесь?

Лицо его сморщилось на ярком свету, сделавшись похожим на первый весенний гриб, взгляд был мутным, и он глупо хлопал глазами, словно силясь понять, как оказался здесь, а главное — зачем?

Фабиана разобрал нервный смех. Он смеялся и никак не мог остановиться. Что ни говори, а развлеклись они от души — это он верно заметил. Будет о чем вспомнить на досуге!

При виде мятой физиономии Эмерика Мелию передернуло от отвращения — и это ничтожество она хотела приблизить к себе!

— Ты сам-то чем тут занимался, пока нас не было? Неизвестно почему, но у него было прекрасное настроение, и он вновь хихикнул.

— Так, поколдовал немного.

Не сговариваясь, все трое обернулись к нему. Мелия выглядела удивленной и растерянной. Фабиан перестал хохотать, и лицо его налилось кровью. Казалось, что еще немного, и он убьет своего приятеля, и непонятно было, что его удерживает от того, чтобы не сделать этого прямо сейчас. Зита встала, и ее милое личико, искаженное гримасой гнева, казалось страшным.

— Что… ты… сказал?! — спросила она, тщательно выговаривая слова, делая ударение на каждом из них.

Эмерик вдруг почувствовал неладное, и лицо его приняло испуганное и вместе с тем потерянное выражение. Кровь прихлынула к лицу, он неловко взмахнул руками, подражая жестам Зиты, и когда до них дошло, что вслед за этим последует, было уже поздно — он испугано пролепетал два ничего не значащих, но страшных слова:

— Сатанаро удо!

— Не-е-ет!! ! — протяжно и обреченно, словно в последний раз перед смертью, закричала Зита. — Что ты наделал, безумец?! Ты впустил Незримого внутрь — теперь мы пропали!

Последние ее слова потонули в ужасающем грохоте. Стены дома заходили ходуном. Послышался сдавленный, далекий вой боли невообразимо мощного зверя, словно стадо слонов трубило в предсмертной тоске, заглушая торжествующий рев поедавшей их армии саблезубых тигров, и все, что происходило до сих пор, показалось людям детскими шутками.

Эмерик завизжал, закрыв голову руками. Казалось, что еще немного, и все это массивное, поразившее их при первом взгляде своей незыблемостью, сооружение вот-вот рассыплется грудой щебня, погребя под собой и четверку несчастных, так не вовремя оказавшихся внутри.

Огненный вихрь ворвался в комнату, опалив лица людей, заставив их поспешно зажмуриться, окрасив все зловещим багрянцем.

Рев набирал силу, достигнув оглушающей громкости, когда казалось, еще немного, и люди не выдержат, либо оглохнув, либо сойдя с ума. Фабиан затравленно озирался, словно разум уже покинул его.

Зита стояла, не в силах пошевелиться, и лишь одна мысль болью пульсировала в голове — это конец. Не только крушение всех надежд, но и конец жизни.

Мелия схватила ее за руку и встряхнула.

— Делай что-нибудь, пока жива!

В первый момент она непонимающе посмотрела на сестру — что ей надо? Сейчас, за мгновение до смерти? — и вдруг засуетилась. Трясущимися руками она перевернула несколько страниц и, отыскав нужную, облегченно вздохнула.

Того, что произнесла юная колдунья, в грохоте, доносившемся снаружи, никто не расслышал, но едва она опустила руки, шум стих, а стены высветились белесоватой дымкой, поначалу почти незаметной, которая на глазах густела, оплетая стены комнаты защитным коконом.

Едва это произошло, Конан ощутил мощную силу, отбросившую его от двери, сопротивляться которой не было сил, но он и не собирался делать этого, а наоборот — мгновением раньше сам отпрыгнул прочь, так что прыжок оказался настолько стремителен, что он врезался в противоположную стену.

Кром! Безмозглые идиоты! Собрались в гости к Нергалу?! Скатертью дорога! Путь на Серые Равнины прост и не долог, жаль, обратной дороги не знает никто, и здесь он им не попутчик — пусть заботятся о себе сами!

Конан бросился прочь, но было уже поздно. Едва он сделал первый шаг, как почувствовал, что воздух вокруг стал вязким, и он уже не бежит, а словно идет под водой, которая стремительно густеет, превращаясь в липкий кисель. Каждый шаг давался со все большим трудом, но киммериец не сдавался, стремясь уйти как можно дальше от двери. Облепивший его кисель начал твердеть, и идти становилось все труднее, но он успел добраться до зала, прежде чем воздух застыл окончательно и двигаться дальше стало невозможно. Тогда он остановился, тревожно глядя по сторонам, готовясь к худшему и гадая, в каком обличье оно явится.

Грохот стих так же внезапно, как и возник. Люди боялись смотреть друг на друга, боялись поверить в то, что самое плохое позади. Им казалось, что это лишь минутная передышка перед смертью, которую им дали лишь для того, чтобы они успели осознать неизбежность трагического финала, чтобы боль расставания с жизнью была как можно сильнее.

Наконец Мелия не выдержала.

— Что случилась, сестра?

Зита стояла молча, словно громом пораженная страшной догадкой. Она невидящим взглядом обвела своих друзей и прошептала:

— Эмерик вызвал Незримого — одного из древних демонов, могучего и злобного, и он прорвался внутрь пента граммы.

Эмерик нервно облизал губы. Опьянение мигом слетело с него, и хотя он все еще плохо соображал, а камни, перекатывающиеся в голове, по-прежнему мешали сосредоточиться, он почувствовал страх.

— Но ты говорила, что ничто не сможет проникнуть внутрь.

— Да, но заклинание было прочитано дважды. Первое заклинание вырвало его из тысячелетнего заточения, но он не смог прорваться внутрь пентаграммы, хотя и приложил к этому немало усилий. Он явился в наш мир бесплотным духом, ему необходимо облечься в плоть, и он должен явиться на зов заклинателя. — При этих словах Эмерик почувствовал, что у него вновь пересохло в горле. — Он не смог сделать ни того, ни другого и не уйдет, пока не добьется своего, но мы нашли бы выход, если бы не второе заклинание, позволившее ему прорваться в дом.

Фабиан побледнел, Эмерик от страха не мог вымолвить ни слова, Мелия прошептала:

— Что же теперь будет?

— Не знаю, но уверена, что он сильно ослаб за века заточения, а с потерей плоти потерял и большую часть еще остававшейся силы. Надеюсь, что насильный проход пентаграммы если не искалечил, то изрядно ободрал его. Но все-таки он демон… и я не знаю, сколько сил у него осталось — сумеет он прорваться сюда или нет, и если сумеет, то что сделает с нами.