А с тех пор, как громовая звезда пронеслась на север и упала с такой силой, что земля вздрогнула даже в Трясине, а небо вспыхнуло ярким светом, визиты Пискунов стали редкими. Взрослые теперь выглядели встревоженными, особенно после того, как проснулись огненные горы и начали выбрасывать в небо темные тучи, полные искр. На Ясенку все это не особенно подействовало, поскольку ничуть не уменьшило количество ежедневных дел.

Крышу приходилось латать постоянно, чтобы спать спокойно, не опасаясь вымокнуть ночью под частыми ливнями. А чтобы иметь запас еды хотя бы на несколько дней вперед, приходилось тратить почти все остальное время. В этом они мало отличались от жителей деревни, скрывавшейся за холмом, на котором стояла лачуга Зазар. Деревня расположилась возле у одного из омутов, составлявших большую часть Трясинной земли. Однако этот омут был не таким, как другие, потому что на его дне бил источник и вода всегда оставалась свежей. В других омутах стояла затхлая, вонючая, скользкая жижа, и люди, выходившие на поиски пропитания, обходили эти ямы с опаской. Поскольку рядом с жилищем Зазар омута со свежей водой не было, знахарка предпочитала собирать для питья, готовки и мытья дождевую воду, выставляя на улицу большой котел. Когда этот котел бывал ей нужен для других целей — например, чтобы варить вот этот мерзкий клей или какое-то снадобье или готовить очередную порцию рагу, бывшего их основной пищей, — им приходилось пользоваться деревенским омутом. Ясенка была рада, что эта обязанность не выпала на ее долю. Даже Казн не могла заставить ее одновременно мешать клей и носить воду.

Ясенка не любила ходить в деревню. Она знала, что не похожа на трясинных жителей и что деревенских ее вид смущает. Почему она не похожа на всех остальных, она не знала и не понимала. Это был просто факт, который приходилось признавать.

Но если уж на то пошло, то и Зазар была не похожа ни на деревенских, ни на Ясенку. Она однажды вкратце объяснила это Ясенке, когда пришла в хорошее настроение, хлебнув чуть больше обычного некоего снадобья, к которому Ясенке было строго запрещено даже прикасаться. Зазар утверждала, будто прожила намного дольше, чем живут трясинные люди, и что будет жить здесь даже тогда, когда их уже не станет. А еще Зазар заявила, что когда все-таки состарится и понадобится новая, энергичная знахарка, то она произведет ее на свет из собственного тела, одна, без посторонней помощи. А еще она говорила, будто трясинные люди об этом знают. Но Ясенка решила, что это настроило бы трясинный народ против Зазар, если бы, конечно (в чем она очень сомневалась), это было правдой. Но почему-то трясинный народ, отвергая Ясенку, знахарку все же принимал. Может, это объяснялось тем, что Зазар умела составлять снадобья: лечебные микстуры и травяные мази, отгонявшие гнус, который терзал всех жителей Трясины. Даже староста Джол называл Зазар великой знахаркой, и Ясенка слышала в его голосе невольное уважение.

— Ну, как? — спросила Кази у нее за спиной.

Ясенка от неожиданности подпрыгнула.

— Кажется, почти готов, — ответила она. — Ты в этом понимаешь больше меня. Теперь лучше тебе самой за ним присмотреть. — Она сладко улыбнулась, прекрасно зная, что вареву кипеть еще не меньше часа, но такую возможность улизнуть из дома грех было бы упустить. — Зазар будет недовольна, если клей испортится.

Кази нахмурилась, однако взяла мешалку. Теперь Ясенка могла заняться более приятными вещами.

Но сначала ей нужно было переодеться. Присматривая за котлом, она надевала излохматившуюся от старости рубаху, сшитую из остатков одеяла, — чтобы защититься от горячих брызг и не испортить одежду, которую с такой заботой сшила ей Зазар из шкурок лаппера.

Ясенка знала, что одета лучше, чем большинство жителей деревни: знахарка пустила на ее костюм только шкурки молодых лапперов, которые благодаря искусной выделке стали мягче, чем ткани, привозимые торговцами. Ясенка сбросила рабочую рубаху и натянула на себя узкие штаны. Оставаясь по пояс голой, она закрепила поножи, сделанные из небольших пластинок черепахового панциря и закрывавшие ноги от щиколоток до колен. В нескольких местах на поножах остались следы зубов змей, пытавшихся ее ужалить. Потом девочка надела сандалии на высокой подошве и тщательно завязала их шнурки, чтобы сандалии сидели прочно, а бечевки не мешали движениям. При этом она обратила внимание на то, что поножи уже не доходят ей до колен: значит, она снова выросла. Им с Зазар скоро придется закрепить сверху еще ряд кусочков панциря.

Потом Ясенка просунула голову в горловину рубашки — и с переодеванием было покончено. Зазар постоянно говорила ей, чтобы она надевала поверх рубашки еще и жилет, но Ясенка, как всегда, решила этого не делать. Погода пока стояла теплая, так что в верхней одежде нужды не было. Однако девочка засунула под поножи черепаховый нож. Потом сняла с полки деревянную коробочку с мазью, отгоняющей самый злобный гнус Трясины, и натерла им открытые участки кожи. Один раз она забыла про мазь, и ее так искусали, что она потом несколько дней болела. Встряхнув другую коробку, она обнаружила, что там осталась всего одна обменная жемчужина. Теперь стало понятно, куда отправилась Зазар. Когда она уходила на встречу с торговцами, то всегда забирала все жемчужины, кроме одной — на счастье, чтобы та принесла им новые.

Ясенка знала, как лучше всего обставить побег. Она взяла плетеную корзинку и вышла из дома. Никто не станет ругать ее за то, что она отправилась искать жемчуг. К тому же ей может попасться что-нибудь съедобное. И никто не догадается, что на самом деле она просто убежала от бесконечной работы — и, конечно, от Кази.

Ясенке не разрешалось слоняться без дела. Это она усвоила (порой не без страданий) за прошедшие годы: ведь она считалась подмастерьем Зазар. Впрочем, Ясенка и сама стремилась к учению, стремилась, как изголодавшийся к пиршественному столу.

Учеба разбудила ее любознательность. Но больше всего Ясенке хотелось знать, почему Зазар всегда ходила в Трясину одна — и куда именно она уходила. Знахарка отправлялась в глубь болот, в самые дикие места Трясинной земли, словно имела какую-то тайную цель. Далеко не все ее отлучки означали встречу с торговцами.

— Есть такие места, к которым тебе пока нельзя приближаться, — много раз повторяла ей Зазар. — Когда станешь старше, я сама поведу тебя туда, чтобы ты узнала о том, кто ты такая, что собой представляешь и чем должна стать. А пока наберись терпения.

Голос знахарки звучал непререкаемо, а на кончике пальца иной раз даже вспыхивала искра, так что Ясенка склонна была повиноваться. Однако Зазар не появлялась дома уже несколько дней, и Ясенка ощутила вкус свободы. Она решила использовать подвернувшуюся возможность и, с легким сердцем оставив Кази дома, нырнула в кусты на краю поляны, на которой стояла лачуга Зазар.

В столице Рендела, Ренделшаме, стоял Великий Собор Света, самый большой и важный храм, посвященный Главному Правителю Неба и Земли. Собор был воплощением не только веры, но и чувства прекрасного, созданием лучших мастеров страны. Величественный свод поддерживали высокие белые колонны, выточенные в форме четырех Великих Деревьев, служивших символами четырех правящих Домов Рендела.

Собор также славился окнами, большими и малыми, украшенными картинами из кусочков цветного стекла. Самый большой из витражей был установлен над главным входом. Этот витраж был круглым и представлял собой только украшение, ничего больше, — и он сиял даже при самом слабом свете. Цветы и листья, изображенные на нем, переливались драгоценными камнями; здесь были рубины и гранаты, розовый кварц и сапфир, шпинель и аквамарин, золотой топаз, цитрин, изумруд, хризопраз и турмалин… Символизируя четыре Дома, витраж бросал радужные блики на каждого, кто решал войти в Собор. А внутри другие окна, огромные и совсем маленькие, являли взгляду поучительные сцены, которые должны были наставить посетителя в его повседневной жизни. Вполне естественно, что на многих стеклянных картинах изображались патроны, платившие честным труженикам за работу.