День был солнечный. Пономарь сидел у себя в саду. Мать увезли в больницу на операцию шейки бедра. Он остался один, охранять пуделя. Пономарь баловал себя сигарой во дворике рядом с любимой «вонючкой», крупной, упругой брюнеткой по имени Фиона, которая писала стихи и читала их вслух после секса. Сейчас она листала журнал «Мэри Клэр». Заголовок на обложке гласил: «Женщины, которые поедают собственных детей».

Ее бесстыдные усталые титьки оттягивали шелковое кимоно. Пришел Зверюга, изможденный и мрачный в утреннем свете, его гигантские плечи обвисли под грузом последних событий. Небрежно повернувшись к проститутке, Пономарь сказал:

– Вали отсюда, шалава.

Фиона поглядела на Зверюгу так, будто с радостью бы его расчленила, но, не сказав ни слова, схватила журнал и бросилась прочь. Зверюга даже взглядом не удостоил ни женщину, ни ее титьки – и ту и другие он видел слишком часто.

– Осталось еще уйма тостов с джемом, – сказал Пономарь.

– Нет уж, – отозвался Зверюга.

– Нутро выворачивает, а? Зверюга попытался пошутить:

– Скорее уж наружу лезет, – и, похлопав себя по пузу, опустился на освобожденный Фионой стул. Стул был неприятно теплым.

– Ладно, – отозвался Пономарь. – Вчера я тебя не трогал, потому что знал, ты расстроен из-за Дока.

– Я больше расстроился из-за того, что случилось с его чертовым носом, – горько отозвался Зверюга.

– М-да, – протянул Пономарь. – Жалко. Знай я, что это нос Дока, проявил бы чуть больше уважения. Я даже не знал, что Док мертв, пока не позвонил приятель из уголовки.

– Как он умер? – спросил Зверюга.

– Тебе лучше не знать.

– Все равно скажи.

– Сердце подрезало.

– То есть инфаркт?

– То есть кто-то взял нож и вырезал ему сердце, мать его.

Зверюга спал с лица.

– Господи Иисусе!

– Значит, это не ты?

– Что, черт побери?!

– Тише, тише. Я тебя не обвиняю, но ты видел его последним, и мне нужно точно знать, что случилось после того, как вы в субботу отсюда уехали. Во всех гребаных подробностях.

Зверюга представил полный отчет. Когда он описывал, как Док избивал Билли, Пономарь его остановил:

– Повтори – как?

– Перед тем как мы его передали, Док его отделал.

– Сильно отделал?

– Ага. Разбил физиономию.

– Ты участвовал?

– Нет.

– Пытался его остановить?

– Нет.

– Почему, мать твою?

– А какой смысл, Малькольм? Засранцу все равно конец. Какая разница, помрет он со всеми зубами на месте или нет?

В обычных обстоятельствах Пономарь разорался бы, но сейчас сделал скидку на то, что Зверюга расстроен.

– А в том – я ведь тысячу раз пытался объяснить вам, недоумки вы эдакие! – что я не хочу, чтобы на руках моих людей была кровь. Или на их одежде. Ты про криминалистику, мать твою, слышал?

Зверюга тупо кивнул. Он словно бы вновь очутился в школе. Он даже был уверен, что рано или поздно Пономарь достанет трость и велит ему нагнуться.

– По-твоему, я ошибся, когда дал заказ? – спросил Пономарь.

От такого Зверюга поморщился: Пономарь словно прочел его мысли.

– Нет.

– Ах ты лживый рыжий гад!

– Нет, совсем нет. Я хочу сказать, лично я ничего против парнишки не имел. Я уверен, у вас были причины приказать его пришить.

– Вот спасибо.

– Я просто не знаю, каковы они. Нет, я предполагаю, что это из-за вопросов про Брайана. Но кончать его за расспросы про парня, которого мы еще не прикончили... Где тут логика? – Пономарь пробуравил Зверюгу пристальным взглядом. – То есть Брайана мы прикончим, когда поймаем, верно? Нам просто неизвестно, где он.

– Ты закончил, мать твою?

– Ох! Да.

– Хорошо. Теперь слушай и учись. Не ты, а я тут решаю, кто будет жить, кто нет.

Зверюга кивнул. —Да, босс.

– Что у нас тут, по-твоему? Демократия хренова?

– Не знаю.

– Не знаешь, что такое демократия, да? Кретин.

– Но вы не поняли, что я хотел сказать, – заелозил Зверюга. – Я не говорил, что вы должны передо мной отчитываться. Разумеется, нет. Я только говорил, что знаю людей похуже Билли Дайя.

Ноздри Пономаря вздулись.

– И кого же?

– Ну, автомехаников, например. Таксистов. А как насчет торговцев, которые ходят по домам? Им прямо шею хочется свернуть. Толкутся себе на скоростной полосе дороги в поганых «кавальерах» и «мондео», дорогу остальным застят и все ради каких-то сволочных комиссионных... – Сообразив, что городит чушь, Зверюга умолк.

Пономарь сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Давление у него и так повышенное, а болтовня Зверюги кого угодно доведет.

– Просто объясни, с чего это Док набросился на Дайя.

– Да так, мальчишка донимал его в пабе.

– Чем?

– Не помню. Сами знаете, каким язвительным он был гнусом.

– И что случилось потом? После паба? Мне нужно четко все себе представить.

Зверюга рассказал и про два предупредительных выстрела, которые дал Злыдень, и про дорогу назад до дома Пономаря.

– ... потом Док сел в свою тачку и сказал: «Увидимся в понедельник»...

Пономарь смачно сплюнул на плиты дворика.

– Умеешь ты байки травить.

Зверюга не заметил упрека.

– А потом он просто тронулся с места, как и всегда.

Пономарь на минуту задумался.

– Так кто же пришил Дока?

– Кроме Билли Дайя, никто в голову не идет, – сказал Зверюга.

На такой идиотизм Малькольм Пономарь раздраженно фыркнул.

– Ага. И Господь Бог существует!

– Просто подумалось.

– Ты всерьез предполагаешь, что этот гребаный писака, которому только что отбили все внутренности, смог скосить нашего лучшего жнеца? А ведь иначе ему не спастись. Ты когда-нибудь этого Злыдня видел?

– Нет.

– А я видел. Он здоровый и выглядит... ну сущее зло во плоти, даже в его дурацком колпаке. Тебе не захотелось бы с ним связываться, и даже я сперва крепко подумал бы. Поэтому у Билли Дайя не было ни шанса. Ни одного хренового шанса.

– Возможно, он мертв, – задумчиво протянул Зверюга. – Но это еще не значит, что он безвреден.

– Да? Почему же? – Пономарь усмехнулся, явно позабавленный мыслью, что кто-то может причинить ему вред.

Но Зверюга не сдавался.

– Дай, возможно, был мусором, но он был респектабельным мусором. У него есть семья. Его хватятся. Пойдут к нему домой, обнаружат, что его там нет, обратятся в полицию. А когда полиция узнает, что он связался с вами, что первое придет им в голову?

– Что если я окажусь в тюрьме, им самим придется оплачивать свои гребаные отпуска.

Злыдень вскипятил чайник и помылся. Потом приготовил им с Билли плотный завтрак. После еды Билли лег на койку читать, а Злыдень забрался в спальный мешок и уснул на полу. Возможно, он знал, какие мысли крутятся в голове у Билли, потому что лег головой к двери. Спал он так же, как делал все остальное: беззвучно и без лишних телодвижений.

Приблизительно через час Билли стало скучно. Нагнувшись с койки, он приблизил лицо к лицу Злыдня. И пока он изучал сильные угрюмые черты, Злыдень поднял веки. Меньше чем через секунду в левый глаз Билли уставилось дуло.

От удивления Билли едва не упал с койки.

– Я просто смотрел!

– Не надо.

Злыдень закрыл глаза и снова заснул, не выпуская из руки пушку.

Билли снял с полки «В зеркале отуманенном» и начал читать. По крыше барабанил дождь. Когда книга ему надоела, он стал смотреть в ближайшее окно.

Невзирая на непогоду, у калитки стоял мужчина – лицом к кибитке. Черт лица нельзя было разглядеть, но создавалось впечатление, что он тучный и что ему за пятьдесят. Одет он был в штормовку и какую-то закрывавшую уши черную шапку. Вид у него был расслабленный: подался вперед, облокотившись локтями о железную калитку. Прошло две минуты, но он не шелохнулся.

Тут Билли отвлек мягкий шлепок. «В зеркале отуманенном» упала с койки. Поскольку книга была ценным первоизданием, Билли не смог оставить ее на полу. Bepнуть томик на полку заняло не больше пары секунд, но когда Билли снова повернулся к окну, наблюдатель исчез.