За рулем каждого автомобиля сидел гангстер, а в машине еще по меньшей мере один его сотоварищ. В этих машинах прибывали сливки преступного мира. Все они приехали отдать последнюю дань Марти, сыну Лека. Все были одеты в черное. Часто вместе с ними были женщины: жены, дочери, любовницы. Некоторые из них, бросив взгляд в нашу сторону, узнавали меня. Но Чисс был прав: они могли испепелить меня только глазами, вокруг было слишком много полицейских.

Фрэнк Лека прибыл одним из последних. Он вышел из черного «кадиллака». Глаза у него были красными, вид мрачный, но это не очень сказывалось на его представительности.

Его сопровождала девушка лет двадцати, чуть выше его ростом и очень красивая. На ней был прекрасного покроя костюм, подчеркивающий ее юную цветущую фигуру. Чисс толкнул меня локтем.

— Джейн, жена Марти.

Девушка с серьезным видом шла под руку с Лека, но мне показалось, что мысли ее далеко от происходящей процедуры.

Заметив меня, Лека остановился. На Чисса он не посмотрел, только на меня. Думаю, никто в этот момент для него больше не существовал. Губы его сжались, в глазах загорелся гнев.

Джейн, вдова Марти, тоже посмотрела на меня, но на ее лице ничего, кроме любопытства, не отразилось.

Лека недолго смотрел на меня. Во всяком случае, мне так показалось. Он не сказал ничего — ни единого слова, и взгляд у него был какой-то неподвижный, как у человека, пораженного ударом.

С явным усилием он оторвал от меня взгляд и прошел в церковь.

Я глубоко вдохнул свежий воздух.

— Многие смотрели на меня с ненавистью, — сказал я Чиссу. — Но так, как смотрел он, я не припомню.

— На меня он смотрел таким же взглядом, — сказал Чисс. — Но когда его будут сажать на электрический стул, он будет думать только обо мне.

Мы продолжали наблюдать за подъезжающими «кадиллаками».

— Что вы скажете о молодой вдове? — после некоторой паузы спросил Чисс.

— Она делает все, чтобы казаться убитой горем, но не очень в этом преуспела.

Чисс улыбнулся.

— А зачем ей казаться убитой горем?

Приехавших было так много, что они наверняка битком забили помещение. Вот бы бросить туда бомбу — сразу бы была уничтожена верхушка преступного мира не только Нью-Йорка, но и соседних штатов.

Когда стало ясно, что все уже в сборе, я повернулся к Чиссу.

— А любовница Лека?

— Ее я не видел. Похоже, ее присутствие в данный момент посчитали лишним. Понимаете, все дамы подобного рода имеют один пунктик...

— Так может воспользоваться этим обстоятельством и пойти поболтать с ней, пока Лека со своими прихвостнями занимается похоронами?

— Неплохая мысль... Она живет в Манхэттене. — Он рассказал, как можно найти ее. — Я с вами не поеду, не хочу пропускать момент погребения. Я еще не видел Лека плачущим.

— Что ж, доставьте себе это удовольствие. А потом попытайтесь разузнать, кто является другом сердца вдовы Марти. Если преуспеете в этом, оставьте послание для моей телефонистки.

Чисс кивнул.

— Не забудьте о своих пистолетах!

— Я возьму только один, маленький оставлю вам. Если судить по поведению Рюннона, он может вам пригодиться.

Я вернулся к старому «форду» и, убедившись, что за мной никто не следит, вновь сунул «магнум» на привычное для него место — под пиджаком. Потом такси за десять долларов отвезло меня в Нью-Йорк.

Любовницы Лека дома не оказалось, и всю середину дня я провел в кинотеатре по соседству. Позванивая Эстелле Росс через каждый час по телефону-автомату... Когда наконец на другом конце провода сняли трубку, я, ничего не ответив, повесил свою и вышел из кинотеатра.

Эстелла Росс жила на пятом этаже шикарного дома. Я нажал на кнопку звонка, расположенного рядом с дверью, и поправил галстук, чтобы при необходимости было легче добраться до пистолета, если Эстелла была дома не одна.

Через некоторое время женский голос спросил:

— Кто там?

Даже через дверь голос ее казался суперсексуальным.

— Меня прислал Фрэнк Лека.

Послышался скрип в замочной скважине, и дверь отворилась.

На меня взглянули быстрые живые зеленые глаза.

Эстелла была невысокой женщиной немногим выше пяти футов, с гибким подвижным телом. На ней был прозрачный халатик, сквозь который просвечивали черные трусики и лифчик. Представьте себе маленькие твердые груди, красивой формы бедра, хитрые губы и массу светлых волос на голове — это и будет Эстелла Росс.

Я продолжал играть начатую роль.

— Можно войти? Мистер Лека хотел, чтобы...

— Фрэнк вас не присылал, — сказал она теплым глубоким голосом. — Вы — Джейк Барроу, я видела ваше фото.

Враждебности в ее голосе не чувствовалось, только любопытство.

— Что вам от меня нужно?

— Поговорить с вами о том, что произошло с Марти.

Я готов был поставить ногу на порог, чтобы помешать ей закрыть дверь, но она и не пыталась это сделать. Мгновение она смотрела на меня своими зелеными глазами, а потом сказала:

— Хорошо, проходите.

Я вошел, не делая никаких попыток скрыть, что моя рука сунута под пиджак.

Гостиная меня поразила: сплошной антиквариат викторианской эпохи.

Осмотрел я и другие комнаты: солнечную спальню с громадной кроватью и балдахином, ванную комнату с розовой мраморной ванной.

Эстелла ходила вслед за мной.

— В доме никого нет, — сказала она наконец. — Поэтому доставьте мне удовольствие — оставьте в покое ваш пистолет. У меня нет никаких мотивов помогать кому бы то ни было убивать вас.

— А ваша лояльность по отношению к Лека?

— Вы считаете, что я должна быть лояльна к нему? — Ее зеленые глазки были круглыми и невинными, как у девочки. Она добавила: — Лека только мешает мне...

Она удобно уселась на стульчик перед туалетным столиком и начала подводить брови, смотрясь в зеркало.

— Вы можете говорить, пока я буду приводить себя в порядок. А то я спешу на урок пения. Мой учитель не любит, когда я опаздываю.

— Вы певица?

— Нет... Просто умею хорошо петь и танцевать. Но в скором времени, наверняка, стану кинозвездой.

Она сказала об этом, как о чем-то само собой разумеющемся.

— А что вы имели в виду, когда говорили, что Фрэнк Лека вам только мешает?

— Фрэнк говорит, что не хочет, чтобы я делала карьеру. Он не хочет делить меня ни с кем. — Она наложила на губы немного помады. — А я уже прошла кинопробы и имела полный успех. Один из продюсеров предложил мне заключить контракт... И знаете, что сделал Фрэнк?

— Где похоронен ваш продюсер?

— О, нет! Фрэнк не убил его... Он просто сделал так, что тот отказался от намерения меня снимать, а все остальные продюсеры... В общем, это их тоже насторожило.

Она встала и скинула халат, нисколько не смущаясь, что осталась только в лифчике и трусиках.

— Вся надежда только на то, что я надоем Фрэнку, — сказала она, открывая шкаф, наполненный одеждой. — Тогда мы расстанемся, и я смогу сделать карьеру.

Я смотрел, как она натягивает черную комбинацию.

— Значит, вы не чувствуете обязательств ни по отношению к Лека, ни к кому другому?

— У вас немного шансов выкрутиться, — сказала она, глядя на меня. — Как все-таки несправедливо, что такой полный жизни человек, как вы, должен умереть. Но ничего не поделаешь...

Она стала одевать белую блузку.

— Вы можете мне помочь, если захотите.

— Каким образом?

— Я не убивал Марти и хочу докопаться до того, кто это сделал...

Если мои слова и произвели на нее впечатление, то внешне это никак не проявилось. Сейчас ее больше заботило то, как бы поскорее натянуть черную юбку. Сделав это, она сказала:

— Если вы утверждаете, что не убивали Марта, то тогда я не знаю, кто бы мог это сделать...

— Когда вы узнали о его смерти?

— Мне позвонил сюда и сообщил об этом Фрэнк. Ночь он провел со мной, как, впрочем, и все остальные ночи... Трудно поверить, что такие пожилые люди могут быть настолько... пылкими.