– Невозможно. Все аварийные выходы спроектированы таким образом, что двери открываются только на лестницу и ниоткуда нельзя проникнуть внутрь. С лестницы невозможно попасть в коридор, сеньор Дронго, можно только выйти на первом этаже.

– Рядом есть аварийный выход, – напомнил Дронго. – Ваши люди проверили и его?

– Конечно, мы все проверили. Получается, что убийца ждал свою жертву в номере. А затем, совершив убийство, каким-то образом ушел отсюда, спустившись по аварийной лестнице.

– Тогда как он попал в номер? – спросил Дронго. – Ведь он все равно должен был каким-то образом попасть в номер. И где прятался? Сначала в номер поднялся Марк Лабунский и никого не заметил, а затем здесь были мы с Обозовым и убитая. И никто не видел предполагаемого убийцу. Получается, что убийца появился здесь невероятным образом. Убил свою жертву и растворился.

– Я бы не шутил на вашем месте, – мрачно посоветовал комиссар, – мне придется попросить вас никуда не уезжать из Рима еще несколько дней.

– У меня дела, – возразил Дронго.

– Но вы главный подозреваемый, – парировал комиссар. – Извините меня, но я не могу разрешить вам покинуть Рим. Пожалуйста, задержитесь на несколько дней.

– Хорошо, – кивнул Дронго, поняв, что спорить не стоит.

– Спасибо, сеньор Дронго, за понимание наших проблем, – устало сказал комиссар.

Дронго поднялся и, кивнув комиссару на прощание, вышел из гостиной. В коридоре он встретил Андреа и еще одного сотрудника полиции.

– Извините, Андреа, – сказал Дронго, – я хочу осмотреть аварийный выход.

– Он рядом с вами, сеньор, – показал Андреа на дверь, над которой была специальная табличка с надписью «Выход».

Дронго открыл дверь. Осмотрел лестницу. И закрыл дверь. Затем спросил у Андреа:

– Где участники нашего совместного ужина?

– В соседнем номере, – сообщил Андреа, – комиссар просил не расходиться. Вам нужно подождать вместе с ними.

– Хорошо, – сказал Дронго.

Он не стал ревновать к Уорду Хеккету. В конце концов комиссар Террачини имел право на свои пристрастия. Хеккету он разрешил остаться в апартаментах Лабунских, а Дронго удалил. Если учесть, что первого он знал много лет, а второй был в числе главных подозреваемых, то все было правильно.

Дронго вошел в соседний номер, где находились ошеломленные сегодняшним событием люди. Жураева сидела в кресле, а муж устроился рядом на стуле и держал ее руку в своих, словно пытаясь защитить жену от волнений. На диване устроились супруги Соренко. В другой комнате в полном одиночестве сидел Марк Лабунский. Он курил сигару, и никто не решался его потревожить.

Обозов сидел у стола и что-то сосредоточенно писал. Торчинский сидел в кресле на балконе. Все были в подавленном состоянии.

– Вас тоже попросили к нам присоединиться? – спросил Леонид Соренко. – Этот комиссар потратил все время на беседы вместо того, чтобы проверить соседние номера. Возможно, убийца прячется там.

– Они проверяют все вокруг, – возразил Дронго, усаживаясь на стул рядом с Обозовым, – но ему кажется, что убийцу нужно искать среди нас.

– Он идиот, этот ваш комиссар, – гневно заявил Жураев, – можно было догадаться, что здесь приличные люди.

– Да, – согласился Дронго, – но иногда приличные люди приходят в собор и там громко ссорятся.

Елена Жураева вздрогнула. Она взглянула на мужа и едва не расплакалась. Тот сжал ей руку.

– Что вы хотите этим сказать? – разозлился Дмитрий. – Почему вы позволяете себе подобные намеки?

– Потому что я люблю Рим и иногда хожу в соборы, – спокойно продолжал Дронго, – например, сегодня днем, хотя нет уже вчера, я был в соборе Сан Джованно ин Латерано...

– Хватит, – простонала Елена.

– Чего вы от нас хотите? – зло спросил Жураев.

– Ничего. Хотел с вами переговорить. Может, выйдем на балкон?

В отеле были просторные балконы, обвитые плющом. На каждом из них в специальных деревянных ящиках росли роскошные цветы. Жураев с Дронго вышли на балкон. Торчинский недовольно взглянул на них.

– Вы должны разговаривать именно здесь? – спросил певец.

– Да, – невежливо ответил Дронго, – и будет неплохо, если вы вернетесь в комнату. Нам нужно поговорить.

Торчинский удивленно взглянул на него, но ни о чем не стал спрашивать. Он поднялся и вышел с балкона.

– Что вы плели насчет собора? – грубо спросил Жураев.

– Не так нагло, – посоветовал Дронго. – Я слышал, как вы обменивались комплиментами в адрес семьи Лабунских. Вы, кажется, не хотели, чтобы договор был подписан.

– Не так громко, – оглянулся Жураев. – Что вы делали в соборе? Следили за нами?

– Нет. Я оказался там случайно. И видел, как вы нервничаете. Ведь ваша жена даже не хотела сюда идти.

– Это непорядочно. Шантажировать нас подслушанным разговором...

– Вы не поняли, – сказал Дронго, – никто не собирается вас шантажировать. Мне нужно всего лишь разобраться в ситуации. Понять, что именно произошло. Поэтому я и позвал вас сюда. Иначе я задал бы свои вопросы при всех.

– Что вы хотите?

– Понять, почему не стоило подписывать этот договор.

– Я работаю на одну финансовую группу, а Марк Лабунский возглавляет другую. Наши интересы не всегда пересекаются.

– И он, зная это, пригласил вас к себе на ужин?

– Он думает, что в нашей группе его друзья, – вздохнул Жураев, – но это не совсем так. Когда речь идет об очень больших деньгах, все быстро забывают и про дружбу, и про порядочность. Как будто вы не знаете.

– Ясно, – нахмурился Дронго. – Чем больше сталкиваюсь с новыми капиталистами, тем больше вас ненавижу. Наверно, Лабунский мог подозревать нечто подобное.

– Не думаю, – торопливо сказал Жураев, оглядываясь на дверь, – скорее, не знаю. Но у него хорошие отношения с президентом нашего банка и с председателем совета директоров.

– Во время ужина вы вместе со своей супругой вышли из ресторана. Куда вы пошли?

– Ей нужно было в туалет, и я ее проводил.

– И потом никуда не отлучались?

– Нет. Хотя, да. Поднялся в холл и узнал, не было ли на мое имя факса. Потом спустился вниз и подождал жену.

– Ждали указаний из своего банка, – понял Дронго. – Вы, очевидно, уже успели им сообщить о готовящемся подписании.

– Я не стану отвечать на ваши оскорбления, – ответил Жураев.

В этот момент на балкон вышел Станислав Обозов. Взглянув на явно взволнованного Жураева и мрачного Дронго, он спросил:

– У вас проблемы?

– Нет, – ответил Дронго, – уже никаких проблем.

Они вернулись в гостиную. Торчинский взглянул на них, но ничего не сказал. Из соседней комнаты вышел Марк Лабунский.

– Очень хочется курить, – признался он, – и мне, кажется, нужно выпить.

– Нам всем нужно выпить, – поддержал его Леонид Соренко, – я закажу в ресторане бутылку виски. Эти маленькие бутылочки в мини-баре вмещают аптекарскую порцию.

– У нас в президентских апартаментах есть большие бутылки, – напомнил Марк, – может, нам разрешат вернуться в наш номер и взять мои сигары и две бутылки виски. Обозов, узнай у полицейских, можно ли забрать виски и сигары.

– Сейчас узнаю.

Обозов вышел из номера. Спустя некоторое время он вернулся с коробкой сигар и двумя бутылками виски, одна из которых была открыта. Он поставил бутылки на стол, положил коробку с сигарами. Торчинский недовольно покосился на сигары, но ничего не сказал.

Лабунский взял сигару, закурил и отошел в угол комнаты. Все смотрели на него, словно ожидая, что он сейчас может скажет.

– Вот такие дела, – наконец негромко произнес Марк, и все невольно посмотрели на него.

– Леонид, – сказал, словно вспоминая, Лабунский, – тебя ведь долго не было, а когда ты вернулся, придумал сказку про падение в туалете. Где ты был все это время?

– Я упал. Честное слово, я упал, – пробормотал Соренко, нервно оглядываясь по сторонам. – Я действительно упал.

– Ладно, – прервал его излияния Лабунский, – мне интересно другое. Кто мог подняться в наш номер и украсть Катины драгоценности? Ты не знаешь, Клавдия, кто это мог быть?