Глава 13
Время тянулось медленно, в комнате было тихо. Кровь в пальцах еще неистово пульсировала. Сегодня во второй половине дня они должны прийти в норму, и можно будет работать. Обязаны прийти в норму, вот и все!
Рассвело. Я услышал, как Джоан пошла в свою маленькую совмещенную кухню-ванную, чистила там зубы и варила свежий кофе. Донесся аромат жареного.
Субботнее утро. День Зимнего Кубка. Я медленно перевернулся с живота на бок. Все мышцы от шеи до талии были поражены скованностью.
В комнату вошла Джоан.
– Кофе.
– Спасибо.
– Как ты себя чувствуешь? – прозвучало совсем уж по-больничному.
– Жив. (Молчание.) Ну продолжай же, – не выдержал я, – Или стукни меня разок, или улыбнись. Но не стой с таким трагическим видом, будто сгорел Альберт-холл.
– Ну черт с ним, с Альберт-холлом, Роб! – ее лицо осветила улыбка.
– Мир?
– Мир.
Она даже присела на краешек тахты. Морщась от боли, я принял сидячее положение. Руки мои напоминали связки говяжьих сосисок.
– Который час?
– Около восьми. А что?
Восемь. Скачки начнутся в два тридцать. Я начал обратный счет. Мне надо быть в Аскоте самое позднее в час тридцать. А поездка туда в такси займет примерно пятьдесят минут. С возможными задержками – час. Чтобы привести себя в готовность, у меня остается примерно четыре с половиной часа, А чувствовал я себя так...
К какому же способу прибегнуть? Турецкие бани с парилкой и массажем? Но у меня слишком ободрана кожа. Можно размяться в гимнастическом зале. Можно проехаться в парке верхом – это было бы наилучшим выходом в любой день, кроме субботы, когда парк набит ребятишками...
– В чем дело? – спросила Джоан. Я ей объяснил, -Ты это всерьез? Ты действительно собираешься? Сегодня?!
– Собираюсь, – Ну ты же не в форме!
– Об этом и идет речь, как побыстрее вернуть форму.
– Но тебе нужно хоть денек отлежаться в постели.
– Завтра полежу. А сегодня я скачу на Образце – участвую в борьбе за Зимний Кубок, Она пыталась настаивать, но я объяснил, почему мне это так нужно. Насчет ненависти Кемп-Лора к жокеям и про все, что случилось со мной накануне вечером. Это заняло много времени. Передавая ей эпизод в пустой кладовой, я прятал глаза. Мне почему-то ужасно неприятно было говорить об этом зверстве. Даже ей. А повторить это я уже не смогу никому.
– Все понятно, – сказала она. – Так с чего начнем?
– С горячей ванны и завтрака. И если можно, послушаем сводку погоды.
Она включила радио. Передавали какой-то модерновый концерт. Наконец истерическая музыка прекратилась и последовал прогноз погоды.
"Во многих частях страны прошлой ночью отмечались слабые заморозки, – настораживающе мягким голосом сообщил диктор. – Сегодня они ожидаются вновь, особенно на открытых местах. В большинстве районов в ближайшие несколько дней ожидается сохранение холодной погоды."
И далее:
"Прослушайте объявление:
Распорядители скачек в Аскоте обследовали скаковую дорожку в восемь утра и сделали следующее заявление: на ипподроме прошлой ночью была отмечена температура два или три градуса мороза. Но так как земля у барьеров защищена соломой, скачки состоятся обязательно."
Джоан выключила радио.
– Ты окончательно решил ехать?
– Бесповоротно, -Тогда, пожалуй... Я вчера смотрела эту передачу... "На скаковой дорожке"...
– Да ну!
– Если я дома, иногда смотрю ее с тех пор, как ты в ней начал участвовать.
– И что?
– Он, – теперь ей не надо было объяснять, кого она имеет в виду, – почти все время говорил о Зимнем Кубке: о лошадях и тренерах и т, д. Я все ожидала, что он тебя назовет, но он все насчет того, какая замечательная лошадь Образец, а о тебе – ни словечка. Он объявил: это такие важные скачки, что он сам лично будет комментировать финиш и возьмет интервью у победителя. И если тебе удастся выиграть – ему придется описывать, как ты это сделал. Что само по себе будет для него достаточно горькой пилюлей. А потом еще публично поздравлять тебя на виду у нескольких миллионов зрителей...
Я смотрел на нее пораженный.
– Грандиозная идея!
– Помнишь, как он интервьюировал тебя после той скачки на второй день Рождества?
– Это была та самая скачка, которая и решила мою судьбу, Слушай, но ты довольно старательно смотрела эти передачи!
Ее это немного озадачило.
– Ну... А разве не тебя я видела прошлым летом на своем концерте в Бирмингаме?
– А я-то думал, что прожекторы слепят вам глаза! – Я откинул одеяло. При свете дня черные брюки выглядели еще более несуразно, – Пожалуй, пора действовать. У тебя есть бинты и что-нибудь дезинфицирующее?
– Всего несколько обрывков эластичного пластыря.
– А бритва?
– Я снимаю ею с ног пушок, – извиняющимся голосом объявила она, – Я составлю список, что нужно, и сбегаю в аптеку. Я быстро.
Когда она ушла, я выбрался из постели и залез в ванну. Сказать это – просто, а сделать куда труднее. Ощущение такое, будто слишком старательная прачка пропустила меня лишний раз через отжимной пресс. Поразительно, что сотворил со мной Кемп-Лор при помощи столь примитивных средств. Я пустил воду, снял брюки и носки. Голубой свитер прилип к спине, а самодельные бинты – к запястьям. Пришлось улечься, не отдирая их, и ждать, пока они отмокнут.
Постепенно тепло сделало свое дело, и я смог шевелить плечами и поворачивать голову. Все добавлял и добавлял горячей воды, так что к возвращению Джоан лежал в кипятке по горло – даже пар от меня шел.
За ночь она высушила и отгладила мои трусы и брюки. Одеваясь, я наблюдал, как она раскладывает покупки на кухонном столе. Завиток темных волос свесился на глаза, лицо сосредоточенное, рот решительный. Что за девушка!
Она промыла мои ссадины дезинфицирующим раствором, Высушила и прикрыла салфетками, смазанными цинко-касторовой мазью. Ее прикосновения были легкими, и все она делала быстро и ловко.
– А у тебя внушительные мускулы. Ты, наверное, очень сильный...
– Ну, сейчас это какое-то желе, – вздохнул я и, натянув куртку поверх принесенного ею светло-зеленого джемпера, засучил рукава.
Джоан осторожно размотала кровавые повязки на запястьях. Кое-где они прилипли, хоть я их и отмачивал. А то, что находилось под повязками, представляло собой весьма тревожное зрелище – особенно теперь, когда мы смогли увидеть все при дневном свете.