Шевалье взглянул офицеру прямо в глаза и увидел, что тот был совершенно чистосердечен. Он тотчас же вложил шпагу в ножны и, поклонившись, в свою очередь, человеку, который говорил с ним, сняв шляпу, тихо сказал:

– Простите меня, сударь... Я, очевидно, подхватил лихорадку... там, в этих коридорах.

– Это вполне вероятно, – ответил офицер, по-прежнему любезно улыбаясь.

И добавил с готовностью, идущей от сердца:

– Вы не желаете, чтобы я приказал послать за врачом Его Величества?

– Тысяча благодарностей, сударь, – отозвался Пардальян с той изысканной учтивостью, которая приобретала в его устах особую ценность. – Я уже чувствую себя лучше... Пустяки.

И прошептал в сторону – не громко, но и не тихо:

– Пусть собаки сожрут мои потроха, если я хоть что-нибудь понимаю в том, что со мной случилось! В этот момент спокойный голос, который шевалье сразу же узнал, сказал:

– Разве я не дал вам слово, что вы сможете выйти отсюда так же, как вы сюда вошли?

– Эспиноза! – закричал Пардальян. – Но откуда же он тут взялся?

И впрямь казалось, что великий инквизитор возник из-под земли.

Пардальян вплотную подошел к Эспинозе и с пылающим взором, но сохраняя ледяное спокойствие (что было у него верным признаком исступленной ярости, сдерживаемой силой воли), бросил инквизитору в лицо:

– Вы появились весьма кстати, сударь. По-моему, у нас с вами еще остались некоторые счеты!

Эспиноза не шелохнулся. Молнии, которые метал взор Пардальяна, не заставили его опустить глаза. С присущей ему невозмутимостью он бесстрастно продолжал:

– Если бы вы не нанесли мне оскорбление, усомнившись в моем слове, если бы вы доверчиво прошли сквозь отряды вооруженных людей, как вы это сделали только что, правда, с некоторым опозданием, вам не пришлось бы пережить несколько часов смертельных мук. Это урок, который я хотел вам преподать, сударь. Но одновременно это и предупреждение. Помните: что бы вы ни делали, как бы вы ни скрывались, в этом огромном городе вы всегда будете в моей власти и в моих руках, как то произошло в королевском дворце.

И тоном, в котором сквозил невольный интерес, он добавил:

– Поверьте, господин де Пардальян: вы – человек, созданный для героических битв при ярком солнечном свете, лицом к лицу, глаза в глаза. Но вы ничего не смыслите в битвах тайных, непонятных, которые свершаются в тени и во мраке. Возвращайтесь к себе домой, во Францию, господин де Пардальян; здесь вы будете раздавлены, и мне, право, будет вас жаль, ибо вы храбрый человек.

Пардальян собрался было резко возразить, но Эспиноза уже исчез – неведомо куда, неведомо как, а шевалье так и остался стоять, потрясенный этим внезапным исчезновением, равно как и всем, что с ним приключилось.