Пардальян ничего не заметил. Он продолжал свой путы пожимая плечами и бормоча про себя:

– Ба! Все нищие здесь похожи друг на друга!

Что до Бюсси-Леклерка, то он в ярости выругался и пробурчал:

– Скотина!.. Упустил его!

И он возобновил свое преследование (трое охранников, как и прежде, молча сопровождали его), исполненный решимости отплатить за только что испытанное им горчайшее разочарование: Бюсси-Леклерк намеревался хорошенько отколотить на редкость неуклюжего нищего.

Но тщетно он вглядывался в темноту, тщетно смотрел по сторонам – нищий как сквозь землю провалился.

Тем временем Пардальян уже прошел мимо Золотой башни и зашагал по узкой и темной улочке, где находился трактир «Башня»; впереди уже виднелось крыльцо, слабо освещенное льющимся изнутри светом.

– Надо с ним кончать! – прорычал Бюсси-Леклерк в пароксизме ярости.

Пардальян беззаботно шел вперед. За ним той бесшумной и мягкой поступью, что присуща крупным хищникам, шел Бюсси с зажатым в кулаке кинжалом. От человека, которого он ненавидел, его отделяло лишь несколько шагов; он весь подобрался и, высоко занеся кинжал, одним прыжком преодолел это расстояние, взревев:

– Наконец-то! Я поймал его!

Но тут чей-то молодой и звонкий голос крикнул в ночной тишине:

– Осторожнее, господин де Пардальян! Берегитесь! В тот же миг Бюсси-Леклерк получил увесистый тумак, отчего споткнулся при разбеге, а Пардальян молниеносно отпрянул в сторону, так что кинжал не вонзился ему между лопаток, а лишь слегка оцарапал плечо.

Тотчас же рядом с шевалье встал какой-то юноша и прикрыл его своей шпагой. Пардальян сразу же узнал своего бесстрашного защитника. Он полуумиленно-полунасмешливо улыбнулся и прошептал, неторопливо вынимая шпагу из ножен:

– Дон Сезар!

Эль Тореро? – а именно он подоспел так кстати, чтобы отвести удар кинжала, – спросил с тревогой, глубоко тронувшей шевалье:

– Вы не ранены, сударь?

– Нет, дитя мое, не волнуйтесь, – тихо ответил тот.

– Клянусь Святой Троицей, я испугался за вас! – признался дон Сезар. И он от души расхохотался.

За время этого короткого диалога прибежали, изготовив оружие к бою, Монсери, Шалабр и Сен-Малин, которые слегка отстали от Бюсси. Да и сам Бюсси-Леклерк, с разгона упавший и покатившийся по камням мостовой, уже поднялся, чертыхаясь, как безбожник, и тоже ринулся в атаку.

Как только Пардальян оказался перед лицом опасности со шпагой в руке, он тотчас же вновь обрел всю свою мощь и, разумеется, то спокойствие и хладнокровие, что делали его столь грозным в бою.

С первого же взгляда он узнал тех, с кем имел дело, и видя, что все четверо переходят в нападение, спокойно сказал дону Сезару:

– Встанем спиной к этому дому... Тогда этих храбрецов не посетит коварная мысль напасть на нас сзади.

Сей маневр был выполнен решительно и споро, и когда все четверо устремились вперед, они обнаружили перед собой два длинных и острых лезвия, готовых дать им отпор.

Положение изменилось, и притом не в пользу трех охранников и кипящего от ярости Бюсси. Внезапное и непредвиденное вмешательство дона Сезара привело их замысел к постыдному краху. Теперь уже и речи быть не могло о том, чтобы обрушиться на Пардальяна, и хотя их было четверо против двоих, они чувствовали себя в меньшинстве.

В самом деле: наемники Фаусты отлично знали, что Пардальян и в одиночку мог победить сразу всех четверых. Они знали, что смогут сокрушить его, лишь прибегнув к вероломству.

Теперь же Пардальян, который минуту назад находился почти что в их руках, не только был начеку и противостоял им как всегда уверенно и спокойно, но еще и обрел друга и помощника в лице какого-то незнакомца, который с готовностью принялся сражаться плечом к плечу с шевалье.

Однако хуже всего было то, что проклятый незнакомец, судя по всему, владел шпагой с замечательным мастерством. Это уж действительно было полным невезением.

Пардальян, понимали они, останется в живых, а вот им придется спасать свою шкуру, ибо было совершенно очевидно, что шевалье не собирается щадить их. Они считали, что загонят его в ловушку, но оказались в ней сами.

Эти грустные размышления вихрем пронеслись в головах четырех соратников. И однако, поскольку они были, бесспорно, людьми храбрыми да к тому же чувствовали себя оскорбленными (ведь Пардальян понял, что его намеревались убить в спину, и им было не по себе оттого, что в их замыслы проникли), они немедленно ринулись в атаку, решив с честью выйти из этого испытания или же найти возле трактира «Башня» свой конец.

А Пардальян между тем произнес своим насмешливым голосом:

– Добрый вечер, господа!.. Вы, стало быть, хотите меня убить?

– Сударь, – откликнулся Сен-Малин, нанося ему прямой удар, впрочем тут же парированный с замечательной легкостью, – сударь, не далее как сегодня утром мы вас об этом предупредили.

– Это справедливо, – продолжал шевалье на сей раз без малейшей насмешки, – я помню... И помню так хорошо, что, как видите, никак не могу решиться задеть шпагой дворян, которые сегодня утром повели себя по отношению ко мне на удивление галантно.

Действительно – вещь неслыханная, изумившая дона Сезара и заставившая красного от стыда Бюсси задыхаться и рычать от ярости – Пардальян вовсе не отвечал на удары! Он был начеку, окружающим казалось, что его шпага наделена разумом, – она оказывалась в нужное время в нужном месте, но лишь для того, чтобы играючи парировать удары, а не наносить их. Мало того, осознав, что дон Сезар – секундант, достойный его самого, шевалье сказал ему язвительно:

– Делайте как я, дорогой друг, щадите этих господ, они храбрые дворяне.

И тореадор тоже забавлялся и поступал, как Пардальян, довольствуясь тем, что лишь парировал удары; к тому же его прикрывала сверкающая волшебная шпага шевалье, который умудрялся отражать даже удары предназначенные его секунданту; если бы не он, Эль Тореро был бы уже дважды ранен.

При этом Пардальян ни разу не обратился к Бюсси. Казалось, он его даже не видел.

Они находились рядом с внутренним двориком трактира. На шум дверь отворилась, и в проеме появился Сервантес. Он тотчас же схватил шпагу и уже хотел было встать рядом с двумя своими друзьями, но шевалье остановил его, сказав спокойно: