– Знаю, – быстро согласился Оливер. – Думаю, это все же была не принцесса.

Они помолчали, прислушиваясь в полумраке комнаты к мерному тиканью высоких напольных часов и уютному потрескиванию огня в камине.

– У тебя горят ноги, отец, – раздумчиво произнес Рэтбоун-младший.

Генри, поморщившись, отодвинулся от камина, сам уже почувствовав, как тлеют носки его шлепанцев.

– Что ж, в таком случае ты должен найти того, кто убил принца, – сказал он сыну.

– Если покушались на Гизелу, то это мог быть Рольф или даже Бригитта, а целью убийцы было предоставить Фридриху свободу и возможность вернуться домой. Также это мог сделать Клаус фон Зейдлиц. В этом случае жертвой должен был стать принц, ну а целью убийства было не позволить ему вернуться.

– Ты еще не доказал, что существует заговор, – напомнил сыну Генри. – Здесь предположениями не обойдешься. Присяжные не вынесут приговор без доказательств.

– Это уже не имеет значения, – грустно промолвил Оливер. – Ведь слушается дело о клевете, и присяжные вынесут лишь один вердикт: виновна. Потому что это так. Я могу попытаться убедить их в том, что Зора сделала это для того, чтобы привлечь внимание к факту убийства принца, и не могла обвинить никого другого, потому что сразу же подумала, что это могла сделать только Гизела. Но в это едва ли кто поверит. Если у графини фон Рюстов попросят объяснения, боюсь, она не скажет ничего вразумительного.

С этими словами младший Рэтбоун встал, подошел к горке, достал из нее бокал, налил себе портвейна и снова сел в кресло.

– Я опасаюсь, стоит ли допрашивать ее как свидетельницу. Она сама себя отправит на виселицу, – вздохнул он.

Генри с удивлением посмотрел на него.

– Прости, – извинился Оливер, поняв, что преувеличивает – он знал, что отец терпеть этого не может. – Хочешь еще вина? – предложил он, протягивая руку к графину.

– Пожалуй, она это сделает. – Старший Рэтбоун, думая о своем, оставил вопрос сына без ответа. – Она действительно способна навредить себе, Оливер. Так что ты должен быть осторожным. Если не сможешь доказать, что был заговор с целью вернуть принца домой, или, наоборот, докажешь существование такого заговора, на Зору все равно может пасть подозрение, что именно она убила принца. Скажи, у нее могла быть такая возможность?

– Да. – Несмотря на выпитое вино, адвокат чувствовал, как у него похолодело внутри.

– Она могла раздобыть кору тиса и приготовить настойку?

– Безусловно. Или достать ее где-нибудь. Собственно, все могли это сделать, кроме разве что Гизелы. Мы до сих пор не знаем, каким образом была раздобыта настойка, а это одна из главных улик, которые могут что-то прояснить. Прислуга уверена, что яд не мог быть приготовлен на кухне. Но, в принципе, Зора, как и любой другой человек, вполне могла приготовить настойку.

– У нее были мотивы?

– Не знаю. Но найти их нетрудно. Это могут быть личные причины, как, например, ревность. Ведь двенадцать лет назад Гизеле удалось женить на себе принца Фридриха, – ответил Оливер. – Или это было чувство ненависти уже по политическим мотивам, ибо Гизела была главной виновницей того, что Фридрих не мог вернуться в страну и возглавить борьбу за независимость. А может, Зора возненавидела ее за то, что она с самого начала помешала принцу исполнить свой долг. Ведь он должен был стать герцогом Фельцбургским.

– Итак, ответ один: у Зоры были мотивы, старые как мир и понятные каждому смертному. – Генри покачал головой. – Боюсь, Оливер, ты и твоя подзащитная сами создали для себя пренеприятнейшую из ситуаций. Тебе повезет, если ей удастся избежать виселицы.

Рэтбоун-младший молчал, понимая, что отец прав.

Как он и предвидел, Харвестер весь день допрашивал прислугу из поместья Уэллборо-холл. Видимо, Эшли давно подготовился к этому и послал за слугами еще накануне, как только кончилось вчерашнее заседание. Они приехали ночью, благо из Беркшира ходил ночной поезд.

Подтвердились наихудшие опасения Оливера. На свидетельскую трибуну, один за другим, поднимались горничные, лакеи и другая прислуга. Все были очень серьезны, очень напуганы и облачены в свою лучшую одежду – в ту, в которой по воскресеньям ходят в церковь. Все свидетели были безукоризненно честны в своих показаниях, нервно сжимали руки и смущались.

Гизела никогда не покидала апартаментов, отведенных ей с принцем, говорили они. Никто никогда не видел принцессу за пределами ее комнат. Она никогда не появлялась в кухне. Кухарка, горничная, работающая на кухне, кладовщицы, кондитер, мальчик на побегушках, три лакея, дворецкий и несколько кухонных служанок подтвердили это под присягой, а горничная леди Уэллборо дала показания также за трех других горничных, камердинера и трех прачек. Никто не видел принцессу в коридоре, а там то и дело находился кто-то из прислуги.

Но, с другой стороны, в парке поместья росли тисовые деревья…

– Каждый, кто выходил в сад, мог видеть их и даже трогать руками? – поинтересовался адвокат Харвестер, обращаясь к занявшей свидетельское место экономке по имени миссис Хейнс, приятной и словоохотливой особе с седыми волосами.

– Да, сэр. Аллея тисовых деревьев – любимое место прогулок, когда хочется отдохнуть и побыть одному. За ней открывается прекрасный вид на поля.

– Следовательно, никто не удивился бы, увидев кого-нибудь прогуливающимся в одиночку по тисовой аллее? – осторожно спросил Эшли.

– Да, сэр, не удивился бы.

– Вы когда-нибудь сами видели, как кто-то там прогуливался? Или, возможно, вы слышали об этом?

– Я слишком занята по дому, где всегда бывают гости, сэр, чтобы глядеть в окна и интересоваться, не гуляет ли кто там. Но в погожую солнечную погоду, да еще весной, гости были не прочь погулять в саду.

– Все, кроме принцессы Гизелы?

– Да, сэр, кроме бедной леди.

– Ну а, например, графиня фон Рюстов там гуляла?

– Да, сэр, – осторожно ответила экономка. – Она любила прогулки и никогда не оставалась в доме в хороший день.

– После несчастного случая еду принцу всегда приносили в его спальню?

– Да, сэр, всегда. Он совсем не покидал своих комнат. Иногда просил принести ему только говяжий бульон.

– Кто приносил ему еду, лакей или горничная?

– Лакей, сэр. Подносы тяжелые, это работа лакея.

– Случалось ли так, что, неся поднос в комнату принца, лакей встречал на лестнице или на лестничной площадке кого-нибудь из гостей?

– Да, сэр, такое бывало.

– Когда они встречались, то оказывались близко друг от друга?

– Да, сэр.

– В таких случаях лакей с подносом отходил в сторону, пропуская гостя?

– Конечно, сэр.

– Они могли оказаться так близко друг от друга, что было бы возможным незаметно подсыпать или влить что-нибудь в блюдо на подносе?

– Не знаю, сэр. Но все блюда на подносе накрыты крышками, а сверху еще накинута салфетка.

– И все же такое, по-вашему, возможно, миссис Хейнс?

– Может быть, сэр.

– Благодарю вас. – Харвестер повернулся к Рэтбоуну. – Сэр Оливер?..

Но его оппоненту нечего было сказать, да и возражать он не мог. Ведь Оливер сам доказал, что Фридрих был отравлен, а Эшли удалось убедить всех в том, что принцесса Гизела не могла этого сделать. Рэтбоун был пока не в состоянии назвать убийцу, а назвать имена подозреваемых было бы актом отчаяния. Кинув взгляд на присяжных, Оливер благоразумно решил, что, сделай он это, все могло бы повернуться против него. Он не мог безоговорочно утверждать, что существовал заговор с целью восстановить Фридриха на троне, а это был бы настоящий заговор, так как в этом случае брат Фридриха, принц Вальдо, автоматически мог лишиться права на трон. Но никто в данной ситуации не посмел бы признаться в заговоре, ибо это было бы политическим убийством. Кто-то из горячих приверженцев данной идеи готов был бы пойти на жертву ради самой идеи, но не ради спасения Зоры.

Харвестер улыбался. Ему удалось доказать невиновность Гизелы и таким образом обвинить Зору в клевете. Теперь он предвкушал обвинение графини фон Рюстов в убийстве – пока еще лишь в глазах общественного мнения. Если же Рэтбоуну не удалось бы доказать ее невиновность, то ее ждало наказание и по закону.