Что-то ударило в гондолу, последовала яркая вспышка, взрывом его вышибло из кресла. Он ухватился за стойку, увидел, как бумаги, инструментальные панели, обрывки проводов, алтарь с фотографиями и лентами и недочитанная книга мисс Фанг вылетают через дыру в фюзеляже. Большие окна разлетелись вдребезги, засыпав рубку осколками стекла. Он изогнул шею, высунувшись в оконный проем, чтобы посмотреть, горит ли баллон. Не горел, зато Том увидел, как над «Дженни Ганивер» проплывает большой черный воздушный корабль. В лунном свете блестел бронированный баллон. «Лифт на 13-й этаж» неспешно направлялся к горам Шан Гуо, с тем чтобы развернуться и прикончить его.

Магнус Кроум наблюдает, как его гости выходят на площадь, где, задрав головы, следят за воздушным боем. Смотрит на часы.

— Доктор Чандра, доктор Чабб, доктор Сплей, пора включать МЕДУЗУ. Валентин, пойдем с нами. Я уверен, тебе хочется посмотреть, какую конфетку мы сделали из найденной тобой машины.

— Кроум, — Валентин заступает ему дорогу, — я должен тебе кое-что сказать…

Брови заинтригованного лорд-мэра поднимаются.

Валентин колеблется. Весь вечер он готовил себя к этой речи, зная, что сказала бы на его месте Кэтрин. Но теперь, под ледяным взглядом лорд-мэра, слова застревают в горле.

— А стоит ли, Кроум? — наконец выдавливает он из себя. — Уничтожение Щит-Стены не уничтожит Лигу. Придется штурмовать другие твердыни, сотни крепостей, тысячи жизней. Стоят ли того твои новые Охотничьи земли?

Стоящие вокруг изумленно шепчутся.

— Что-то поздновато для сомнений, Валентин, — спокойно отвечает лорд-мэр. — Напрасно ты волнуешься. Доктор Твикс может построить целые армии Сталкеров, их с лихвой хватит, чтобы сломить сопротивление дикарей Лиги.

Он пытается протиснуться мимо, но Валентин снова перед ним.

— Подумай, лорд-мэр. Как долго нас смогут кормить новые Охотничьи земли? Тысячу лет? Две тысячи? Но в один прекрасный день дичи не останется, и Лондону придется остановиться. Может, нам пора с этим смириться? Остановимся сейчас, до того как погибнут невинные люди. Возьмем все полезное, что мы узнали, восстанавливая МЕДУЗУ, и используем в мирных целях…

Кроум улыбается.

— Ты действительно думаешь, что я такой близорукий? — спрашивает он. — Планы Гильдии Инженеров не ограничиваются новыми Охотничьими землями. Лондон никогда не остановится. Движение — это жизнь. Когда мы съедим последний Движущийся мегаполис и уничтожим последнее неподвижное поселение, мы начнем зарываться в землю. Построим новые двигатели, которые будут питаться теплом земного ядра, и сдвинем нашу планету с орбиты. Мы съедим Марс, Венеру, астероиды. Съедим само Солнце, а потом поплывем через межзвездное пространство. Даже через миллион лет наш город будет двигаться, только его добычей будут уже не другие города, а целые звездные системы!

Валентин следует за ним к двери и, через площадь, к кафедральному собору Святого Павла. «Кэтрин права, — думает он. — Кроум — безумец! Почему я не остановил его, когда была такая возможность?»

Над облаками идет ракетная дуэль, а потом поднятые лица стоящих на площади освещает яркий взрыв воздушного корабля.

— О-о-о-о-о-о-х! — проносится по толпе.

Эстер Шоу сидит на корточках у края Верхней палубы, а мимо проходят Воскрешенные люди, их зеленые глаза обшаривают плиты палубы и стены, их стальные когти выдвигаются и подрагивают.

Кошкин лаз закончился маленькой сферической каморкой с какими-то цифрами на влажных стенах и единственной дверью. Бивис вставил ключ в замок, Кэтрин услышала, как он повернулся. В щели появилась полоска света, до них донеслись голоса и дружный, долгий выдох: «О-о-о-о-о-х».

— Мы в проулке рядом с Патерностер-сквер, — сообщает Бивис. — Интересно, что там у них происходит?

Кэтрин достает часы, подносит их к полоске света.

— Без десяти девять. Они ждут выстрела МЕДУЗЫ.

Он обнимает ее последний раз, быстро, смущенно шепчет: «Я тебя люблю». Затем выталкивает ее в дверь и выходит следом, стараясь выглядеть, как конвоир, а не друг, и гадая: произносил ли еще какой-нибудь Инженер слова, только что сорвавшиеся с его губ, испытывал ли те чувства, которые испытывает он, находясь рядом с Кэтрин.

Том пробирается к носовой части гондолы «Дженни Ганивер». Свет погас, кровь из пореза на лбу стекает на глаза, слепит. Боль в сломанных ребрах отдается во всем теле, и больше всего ему сейчас хочется лечь, закрыть глаза и замереть, но он знает, что такая роскошь не для него. Он ищет пульт управления ракетами, молит всех богов, о которых когда-либо слышал, чтобы его не разворотило взрывом. Мольбы его, похоже, услышаны, потому что при нажатии на нужную клавишу из главного пульта управления поднимается перископ. Том вытирает кровь с глаз, приникает к окуляру и видит в перекрестье силуэт «Лифта на 13-й этаж», с каждой минутой увеличивающийся в размерах.

Жмет на гашетку и чувствует, как содрогается под ним гондола: закрепленные под ней ракеты покидают гнезда. Яркие вспышки говорят о том, что ракеты попадают в цель, но, когда глаза вновь привыкают к темноте, он видит лишь помятую броню правого баллона, и понимает, что его смерть близка.

Но он выиграл какие-то мгновения, потому что направляющие ракет правого борта «Лифта» повреждены, и черный корабль проплывает мимо него, чтобы развернуться левым бортом. Том пытается успокоиться. Пытается думать о Кэтрин, чтобы ее образ остался с ним, когда он отправится в Страну без солнца, но он давно уже не видел ее даже во сне и забыл, как она выглядит. Единственное лицо, которое может всплыть перед его мысленным взором, — Эстер, он думает о ней, о том, что им пришлось вместе пережить, о чувствах, которые испытывал, прижимая ее к себе на Щит-Стене, о запахе ее волос, о теплоте ее крепкого, худого тела, пробивающейся через пальто. И тут из какого-то уголка памяти доносится грохот разрывов ракет, выпущенных по «Лифту на 13-й этаж», когда тот спешил покинуть Батманкх-Гомпу звон разбившегося стекла.

«Баллон бронирован, но окна можно разбить».

Он вновь приникает к перископу, ловит в перекрестье прицела уже не бронированные баллоны «Лифта», а окна гондолы. Датчик у перископа подсказывает, что у него только три ракеты; он стреляет всеми, поврежденная гондола дрожит и стонет, когда они сходят с направляющих.

На долю секунды он видит Пьюси и Генча, они в рубке, смотрят на него, их лица застыли масками ужаса. А потом они исчезают в яркой вспышке: ракеты пробивают окна, и гондола наполняется огнем. Гейзер пламени поднимается вверх, пожирает сходные трапы между двумя баллонами и вырывает верхнюю часть баллонов. К тому времени, когда к Тому возвращается способность видеть, «Лифт на 13-й этаж» валится вниз, объятый пламенем. Горят и гондола, и мощные двигатели, и оснастка, и бронированные баллоны. И этот гигантский факел пикирует на залитую огнями Верхнюю палубу Лондона.

Кэтрин вышла из проулка на запруженную толпой площадь. Все смотрели вверх, с широко открытыми ртами и глазами, некоторые со стаканами и тарелками в руках. Она бросила взгляд на собор Святого Павла. Купол еще не раскрылся, следовательно, они смотрели на что-то еще. И что это за свет, оранжевое сияние, от которого меркли аргоновые лампы и плясали тени?

В этот самый момент объятый пламенем воздушный корабль рухнул на фасад Инженериума. Во все стороны полетели осколки стекла и куски почерневшего металла. Обломилась консоль двигателя, и он, через площадь, покатился на Кэтрин, раскаленный докрасна, разбрызгивающий горящее топливо. Бивис оттолкнул ее, она упала, он устоял на ногах, закрывая ее собой. Она видела, как шевелятся его губы, он что-то кричал, видела синий глаз на корпусе двигателя, а мгновением позже двигатель подмял Бивиса под себя, его крик растворился в грохоте удара двигателя о лифтовую станцию Верхней палубы.