У нее перехватило дыхание. Ей хотелось остановиться, но память не позволила, перенесла в ту ночь, в ту комнату, к крови, брызнувшей на звездные карты матери, как новое созвездие.

— Потом он повернулся, увидел меня, метнулся вперед, но я отпрянула, и меч только полоснул меня по лицу. Я скатилась с лестницы. Должно быть, он решил, что убил меня. Я услышала, как он роется в бумагах матери, вскочила и побежала.

Отец лежал на полу в кухне. Тоже мертвый. Убили даже собак.

— Я выскочила из дома и увидела большой черный воздушный корабль Валентина, бросивший якорь в углу сада. Там же ждали его люди. Они бросились за мной, но я от них ускользнула. Добежала до пристани, прыгнула в скиф отца. Думаю, я хотела по воде добраться до Данроуминга. Я была совсем маленькой, наверное, надеялась, что врач сумеет помочь матери и отцу. Но от боли и потери крови сильно ослабела… Каким-то образом мне удалось отвязать скиф, а потом его подхватило течение. Я, должно быть, потеряла сознание и очнулась уже на берегу Охотничьих земель.

После этого я жила на Открытой территории. Поначалу практически ничего не помнила. Словно меч не только обезобразил мое лицо, но и отрезал часть памяти. Но постепенно начала вспоминать и в конце концов вспомнила и Валентина, и то, что он сделал. Вот тогда и решила, что найду его и убью, точно так же, как он убил моих отца и мать.

— А что это за машина? — после долгой паузы спросил Том. — Эта МЕДУЗА?

Эстер пожала плечами (в темноте Том этого не видел, но почувствовал, как двинулись плечи под грязным пальто).

— Ее нашла мать. Олд-тек, высокие технологии Древних. Вроде бы ничего особенного. Металлический футбольный мяч, только сильно помятый. Но из-за этой МЕДУЗЫ он ее убил.

— Семь лет назад, — прошептал Том. — Именно тогда Валентин возглавил Гильдию. Говорили, он что-то нашел на Открытой территории, и Кроум так обрадовался, что назначил его Гильденмейстером, через головы Чадли Помроя и многих других. Но я никогда не слышал о том, что именно он нашел. И никогда не слышал о МЕДУЗЕ.

Эстер не ответила. А несколько минут спустя уже похрапывала.

Том долго сидел без сна, обдумывая ее историю. Вспоминал свои мечты, которые помогали ему коротать долгие, нудные часы работы в Музее. Не раз и не два он представлял себе, как на Открытой территории вызволяет красавицу из западни, устроенной смертельно опасным преступником, но ему и в голову не приходило, что на этой самой Открытой территории так холодно и сыро, что от долгой ходьбы ужасно болят ноги, а преступник — величайший герой Лондона. Что же касается красавицы…

В слабом лунном свете он всмотрелся в изуродованное лицо Эстер Шоу которая хмурилась даже во сне. Теперь-то он лучше ее понимал. Да, она ненавидела Валентина, но еще больше ненавидела себя за то, что такая уродина, за то, что сама осталась жива, а родители погибли. Он помнил, что чувствовал, когда случился Большой крен и он, вернувшись домой, обнаружил, что дома нет, а мать и отец погибли. Тогда он подумал, что часть вины лежит на нем. И винил себя именно в том, что жив и не умер вместе с ними.

«Я должен ей помочь, — подумал он. — Я не могу позволить ей убить Валентина, но я найду способ сказать всем правду. Если, конечно, это правда. Может, завтра Лондон снизит скорость, а нога Эстер заживет. Мы вернемся в город, и кто-нибудь к нам прислушается…»

Но, проснувшись на рассвете, он обнаружил, что расстояние до мегаполиса заметно увеличилось, а нога Эстер не зажила, скорее наоборот. Теперь она стонала при каждом шаге, а лицо цветом напоминало старый снег. Кровь сочилась через повязки и сбегала в сапог. Том выругал себя за то, что выбросил лохмотья рубашки и его стараниями Эстер осталась без рюкзака и аптечки первой помощи.

Поздним утром сквозь пелену дождя они наконец увидели людей. В колее лежала гора шлака, сброшенная Лондоном накануне, а рядом с ней стоял очень маленький город. Люди копошились на горе, просеивали шлак, выискивая кусочки металла и несгоревшего топлива.

Забрезжившая надежда на спасение заставила их прибавить шагу. К полудню они подошли к огромным колесам города, и Том в изумлении рассматривал его единственную палубу. Размерами город уступал многим лондонским домам, построен он был из дерева, причем плотники сочли излишним подгонять доски одну к другой. Приставили кое-как да прибили к стойкам гвоздями. В задней части этого города-сарая поднимались выхлопные трубы двигателей.

— Добро пожаловать! — прокричал им высокий седобородый старик, спускаясь с кучи шлака. Его латаную-перелатаную коричневую одежду трепал ветер. — Добро пожаловать в Веронику. Я — Орми Рейленд, мэр. Вы говорите на англицком?

Эстер недоверчиво отступила на шаг, но Тому старик показался вполне дружелюбным.

— Пожалуйста, сэр, мы очень голодны, и нам нужен доктор, чтобы перевязать ногу моей подруги…

— Я тебе не подруга, — прошипела Эстер. — И с моей ногой все в порядке. — Но ее всю трясло, а побледневшее лицо блестело от пота.

— Врача на Веронике все равно нет, — рассмеялся Рейленд. — Ни одного. Что же до еды… Времена нынче тяжелые. Есть у вас что-нибудь на продажу?

Том похлопал по карманам туники. Какие-то деньги у него были, но он сомневался, что лондонские деньги могут представлять ценность для Орми Рейленда. И тут его рука наткнулась на что-то твердое. Компакт-диск, найденный им в Брюхе. Он вытащил металлическую коробочку из кармана, задумчиво посмотрел на нее, прежде чем протянуть старику. Конечно, он собирался подарить этот диск Кэтрин Валентин, но сейчас на первый план вышла еда.

— Красивая штучка! Очень красивая! — признал Орми Рейленд, открыв коробочку и любуясь переливами радуги на посеребренной поверхности диска. — Пользы, конечно, немного, но, думаю, стоит нескольких ночевок с кормежкой. Еда у нас, само собой, не очень, но все лучше, чем ничего…

Он не обманул: еда была не очень, но Том и Эстер с жадностью набросились на нее, а потом протянули миски за добавкой.

— Готовим мы в основном из водорослей, — объяснил Орми Рейленд, когда его жена положила им по второй порции синеватой каши. — Выращиваем их в чанах под машинным отделением. Вкус так себе, но зато душа остается в теле, если больше есть нечего. А по правде говоря, такое случается все чаще и чаще. Вот почему мы так обрадовались, наткнувшись на эту кучу отходов.

Том кивнул, откинувшись на спинку стула и оглядывая жилище Рейлендов. Крошечная комнатенка, ничем не похожая на резиденцию мэра. Но, с другой стороны, Орми Рейленд тоже не тянул на мэра. Одетый разве что не в лохмотья старик, управляющий городом, население которого состояло по большей части из его семьи: сыновья и дочери, внуки, племянницы, племянники, их мужья и жены, которых они нашли в других городах.

Судя по голосу, такая жизнь несла с собой больше печали, чем радости.

— Тяжелое это дело — управлять движущимся городом, — говорил Рейленд. — Очень тяжелое.

Было время, когда такой город, как Вероника, спокойно занимался своими делами, слишком маленький, чтобы другие города позарились на него. Теперь все иначе. Нынче добыча встречается редко. Все, кого мы видим, хотят нас съесть. На днях нам даже пришлось убегать от мегаполиса. Одного из этих больших франкоговорящих Villes mobiles[2].

Я спрашиваю вас, какая польза такому монстру от городка вроде Вероники? Ему не удастся даже заморить червячка. Но они все равно преследовали нас.

— Должно быть, у вас очень быстрый город, — заметил Том.

— О, да, — просияв, согласился Рейленд.

— Максимальная скорость — сто километров в час, — вставила его жена. — В этом целиком заслуга Рейленда. Когда дело касается больших двигателей, он — маг и чародей.

— Сможете вы нам помочь? — Том наклонился вперед. — Нам нужно как можно быстрее попасть в Лондон. Я уверен, что вы его догоните, а по пути могут встретиться новые кучи отходов.