Несколько минут мы лежали, приходя в себя, грязные, потные, облепленные комарами.

Я вспомнил об ударе палкой и посмотрел на Люси. Она лежала на спине, закрыв лицо руками. Я сел и повернулся к Тимотео. Тот протирал глаза, залепленные грязью.

– Мало того, что ты – безвольный мозгляк, ты еще уводишь чужих жен.

Люси вскочила.

– Я его люблю! – крикнула она. – Он не мозгляк. Он – чудесный человек. Ты не…

– Заткнись! – рявкнул я.

Она отпрянула, а я продолжал сверлить взглядом Тимотео.

– Мы с Люси любим друг друга, – ровным голосом ответил он.

– И ты заткнись!

Осторожно я сполз с берега в воду. Начал переворачивать лодку. Тимотео тут же оказался рядом. Вдвоем нам это удалось. Я влез в лодку, он вернулся на берег, к Люси.

Я посмотрел на них.

– Мы можем уйти морем. Вы поплывете со мной или будете изображать чертовых Ромео и Джульетту?

Они спустились в лодку. Я наблюдал, как Тимотео полунес, полувел Люси. Тут я понял, что мне недоступна нежность его рук.

Она села на нос, подальше от меня. Я не мог без боли в сердце смотреть на ее обстриженную головку, несчастное личико.

Тимотео занял среднюю скамью.

Я взялся за шест и начал проталкивать лодку сквозь сплошной ковер водорослей. Тем же самым я занимался целый час до того, как нашел их. С дополнительным весом лодка шла тяжелее.

Я старался изо всех сил, пот лился ручьями, сердце колотилось, как паровой молот, воздух со свистом вырывался сквозь стиснутые зубы. Хватило меня ненадолго. Я оперся на шест, тяжело дыша.

– Давайте я, – Тимотео поднялся и взял у меня шест.

Мне не хотелось признавать себя побежденным, но ничего другого не оставалось. Я рухнул на скамью, обхватив голову мокрыми от пота, покрывшимися мозолями руками.

То ли он был сильнее, то ли сноровистей, но гнал лодку с недоступной мне скоростью. Еще через час мы вырвались из водорослей в соленую воду. Я уже пришел в себя и взял шест из уставших рук Тимотео. Теперь уже он тяжело опустился на скамью.

Вскоре над нами перестали виться комары, джунгли раздались в стороны, впереди показалось море. Десять минут спустя мы увидели заходящее солнце: красный шар, закатывающийся за горизонт. Я уже не отталкивался от дна: течение несло нас в открытое море. Когда лодка выплыла из-под полога мангровых зарослей, я положил шест на дно и сел напротив Тимотео.

Наконец нос лодки ткнулся в песок, ее развернуло и прибило боком к берегу.

Не обращая внимания на Люси и Тимотео, я снял потную, грязную рубашку и нырнул в воду. Плавал я медленно, чувствуя, как кровь, грязь и пот смываются с тела.

Я люблю его!

Женщина не выкрикнет этих слов в лицо мужу, с которым прожила только шесть месяцев, если не верит в это. Истерикой тут и не пахло. Я понял, что потерял Люси.

Потом я поплыл к лодке. Люси с Тимотео тоже купались. Издалека я наблюдал за ними. Но вот они вышли из воды и сели у песчаной дюны.

Выйдя на берег, я направился к ним.

Тимотео поднялся, а Люси словно окаменела, ее глаза округлились от страха.

Я остановился в паре шагов от него.

– Что ж, недотепа, возможно, ты не умеешь стрелять, но мою жену ты увел. Скажи мне, ты уже успел с ней переспать?

Он отреагировал не так, как я ожидал. Я надеялся, что он попытается ударить меня, чтобы в драке показать ему, кто есть кто.

– Это сделал мой отец? – хрипло прошептал он.

Он смотрел на клеймо «Красного дракона».

– Тебя это волнует? Ты украл мою жену, твой отец заклеймил меня. Он не имеет права жить. Я собираюсь убить его, – я шагнул к Люси.

Она вскочила, подалась назад.

– Посмотри, Люси, – я указал на клеймо. – Его отец обещал, что такое же клеймо украсит твое лицо, если я не убью человека, убить которого не хватает духу этому мозгляку. Он заклеймил меня, чтобы показать, что настроен серьезно. Неужели ты хочешь уйти с этим мозгляком, не способным плюнуть в лицо животному, которое называет себя его отцом? Неужели хочешь?

В ужасе уставилась она на клеймо, затем поднесла руку ко рту.

– Люси! Ты хочешь остаться со мной или уйдешь к нему?

По выражению ее глаз я все понял.

– Извини, Джей… Мы любим друг друга.

Я отвесил ей оплеуху. Она отлетела назад, я заметил, что Тимотео двинулся на меня, повернулся – и удар кулака поднял меня в воздух и швырнул на песок.

Этого я и добивался. Я знал наверняка, что справлюсь с ним. Я хотел как следует отделать его, чтобы бросить, беспомощного и окровавленного, к ногам Люси. Я хотел доказать Люси, что она ошиблась в выборе.

В армии мне не раз приходилось драться. То и дело кто-нибудь хотел показать, что он лучше тебя, и тогда приходилось ставить его на место. Случалось, что парень был недалек от истины, и драка затягивалась, жестокая и кровавая. Я проиграл лишь однажды, здоровяку с широченной грудью. Он выдержал все. Его лицо превратилось в сплошной синяк, выбитый зуб остался у меня в кулаке, я сломал об его челюсть два пальца на левой руке. Он, однако, остался на ногах. А когда я окончательно выдохся, набросился на меня. Что ж, он дрался лучше, чем я, и мне пришлось это признать, когда я, весь в крови, распростерся на земле и больше не смог подняться.

Но я нисколько не сомневался, что возьму верх над Тимотео, хотя он и умел махать кулаками. Осторожно двинулся я на него. Мне требовалось нанести только один удар, а уж потом я бы отделал его как бог – черепаху.

Я наклонил голову, прижал подбородок к груди, дразня его левой рукой, готовя удар правой. Но, когда моя правая выпрямилась, она встретила пустоту. С легкостью профессионала Тимотео ушел в сторону и коротким правым в челюсть вновь уложил меня на песок.

Мне приходилось держать удар и посильнее, но быстрота Тимотео ошеломила меня. Тут уж я понял, что могу и проиграть.

По подбородку побежала струйка крови. Я вытер ее тыльной стороной ладони, потряс головой и встал.

Тимотео ждал, его руки висели, как плети, лицо оставалось бесстрастным.

Я двинулся на него. Он позволил мне подойти, затем махнул правой, и я опять оказался на спине. Удар этой орясины был что надо.

Я смотрел на него. Он – на меня. Люси наблюдала за нашей борьбой, широко раскрыв глаза, прижав руки к груди.

– Значит, ты умеешь драться, сукин ты сын, – я поднялся. – Я тоже.

Махать кулаками – одно, держать удар – совсем другое. Я мог выдержать и две дюжины хороших тумаков, а он, сможет ли он устоять после одного?

Я снова приблизился к нему, он отступал, длинной левой не подпуская меня к себе.

Давай, недотепа, давай, думал я, а его левая впивалась мне то в лицо, то в ребра. Я же еще ни разу не коснулся его. Но я терпел, выжидая удобного момента. И дождался. Его левая пошла вперед, но я нырком ушел от нее, сблизился с ним и, что есть силы, ударил в живот. Воздух со свистом вырвался из него, как из спущенной шины. Он начал сгибаться пополам, и тут правой рукой я с размаху вмазал ему в челюсть. Тимотео рухнул, как подпиленный телеграфный столб. Я стоял над ним, тяжело дыша. Кровь из ссадин капала мне на грудь.

Люси протиснулась между нами, опустилась на колени, подняла его голову, прижала к себе.

Я долго смотрел на нее, затем повернулся и вошел в воду.

Луна поднялась из-за пальм, когда я вышел на берег у дома Джека Декстера. Пока я плыл, я наметил себе три первостепенных дела: переодеться, взять свою машину и поехать к маленькому белому домику, чтобы забрать «Уэстон и Лиис».

В доме не светилось ни огонька, но я приближался к нему с предельной осторожностью. Перебегая от клумбы к клумбе, оказался перед парадной дверью. Прислушался. Ни звука ни шороха. В лунном свете я различил мой «фольксваген», стоящий там, где его оставил Раймондо.

В доме жили Ник и другие охранники. Там я наверняка мог найти одежду. Подавив искушение немедленно прыгнуть в машину и уехать, я поднялся по ступенькам.

Дверь подалась назад. В темноте я нашел лестницу, остановился на площадке второго этажа, прислушался. Первая дверь привела меня в ванную. Вторая – в спальню. Там, в лунном свете, я нашел то, что искал: темные брюки и черную футболку. Натянул их на себя. Затем, порывшись в ящиках, отыскал сандалии на толстой подошве.