Ник молча смотрел на стоящих перед ним трех человек. Потом сказал:
– Ховард, она же ничего не сделала. Она ничего не сделала. Ты не можешь так поступить…
– Так поступаешь ты, а не я. Когда-то ты усадил в инвалидную коляску Майру и мучил ее до конца ее дней, а теперь так же хочешь угробить и Салли. Ты этого добиваешься? У меня с ней была долгая беседа, во время которой Салли во всем созналась. Все это записано на пленку. Мы включим ее перед теми, кто будет выступать в роли свидетелей. Но, что ужаснее всего, эта глупая девчонка думает, что любит тебя. Ты хочешь отплатить ей за ее чувства тем, что засадишь ее за решетку?
– Ник, ты должен сам принять решение. Ты должен выбрать то, что будет лучше для тебя, для Салли и для ФБР.
– А также для твоей страны, – добавил Хью Мичам.
– И для вас, не так ли, Хью? И для тебя, Ховард?
– Ник, ты бы лучше…
Но Ник уже их не слушал. Он очень сожалел, что у него нет ничего, чем бы можно было заткнуть им всем глотки.
Всегда думай своей головой и сам принимай решения, говорил Боб. Ему стало трудно дышать. Все плыло и качалось.
– Ник, – услышал он голос Мичама, – нам надо получить от тебя согласие.
Позаботься о себе сам, вспомнилось Нику. Что ж, придется продать Боба. Все равно ему уже не поможешь. Его песенка спета. Жаль, но ничего не поделаешь. Так устроен этот жестокий мир. Такова жизнь.
– Подумай о ФБР, Ник, – прибавил Ховард. – Подумай о том, чтобы спасти честь Бюро.
Позаботься о себе сам, слышал Ник. Но когда он открыл рот, оттуда вырвалось совсем другое:
– Ховард, не тебе говорить о Бюро. Тебе всегда было на него наплевать. Ты и Бюро – не одно и то же. Ты просто обыкновенный лизоблюд и подхалим. Ты всегда всеми правдами и неправдами старался затащить наверх свою жирную ленивую задницу и уничтожишь любого, кто встанет на твоем пути. Вспомни, как ты нагадил мне в Талсе семь лет назад. Не я, а ты виноват в том, что Майра оказалась в инвалидном кресле, потому что там, в Талсе, ты обосрался от страха и никак не мог заткнуть свой вонючий рот! У меня же просто не хватило тогда смелости послать тебя на… – Он перевел дыхание. – Наконец-то я кое-что понял, Ховард. Клянусь, я наконец понял. Оказывается, ты тоже входишь в этот Комитет Лансера! Да?! Да!.. Это как раз подходящая помойка для такого политического подхалима, как ты, который все время кому-то лизал зад, заискивающе заглядывал в глаза. Все эти годы ты знал, что Рэм-Дайн выполняет все поручения ЦРУ! Вот почему ты притащил сюда этот старый высохший кусок дерьма, этого Хью, который благословил своего старого приятеля Рэя Шрека на ратный подвиг против женщин и детей, а потом помогал убивать одного-единственного человека в мире, у которого хватило смелости противостоять вам. А теперь вы решили еще раз сделать из величайшего героя Америки козла отпущения, потому что вам это очень удобно, потому что это прячет в воду все концы и помогает спасти вам ваши драгоценные задницы! Ведь если все это когда-нибудь всплывет, и вам, и вашему Комитету Лансера – крышка! – Ник в упор смотрел на них. Срываясь, он уже предчувствовал, что сейчас сделает. Набрав побольше воздуха, он выпалил: – Ну так вот, еще кое-что напоследок. На этом вы и сломаетесь. Здесь вам каюк. Знаете, что я вам скажу? Вы прете лбом на стену. Очень многие уже не раз думали, что им удалось укокошить Боба Ли Суэггера. Но, как только они заносили над ним оружие, он опережал их и спокойно отправлял на тот свет. То же самое будет и с вами, и я своими глазами увижу, как все это произойдет. И я, и Салли выйдем отсюда, а вы сядете. Ховард, для тебя это плохие новости, конечно, но вспомни, сколько раз ты уже считал себя победителем, а оказывался по уши в дерьме? Так будет и сейчас. Но только в последний раз. Пора платить по счету. Вы все ответите и за Майру, и за Салли, и за Ланцмана, и за Сампул, и за все остальное, что вы еще успели натворить. Я увижу, как все это случится. А пока нам не о чем больше говорить.
После того, как они вышли, Ник заметил, что никак не может унять бьющую его дрожь.
Во второй половине дня два судебных исполнителя доставили Нику повестку, в которой говорилось, что через два дня он обязан явиться в здание окружного суда Нового Орлеана на предварительное слушание дела номер 44-481 “Правительство против Боба Ли Суэггера”. Внизу была сухая лаконичная приписка, гласившая, что в случае отказа явиться в суд он будет подвергнут аресту. Через полчаса позвонили из прокуратуры и сообщили, что ему запрещается покидать город и что он, Ник Мемфис, будет обвинен в нарушении трех статей федерального законодательства. Уже в конце дня, как бы в довершение всех бед, ему пришло уведомление о том, что за неявку 8 августа 1992 года на слушание своего дела в комиссию по пересмотру дел он официально уволен из Федерального Бюро Расследований и обязан до следующей пятницы вернуть все выданное ему во время службы снаряжение, иначе ему будет предъявлено обвинение в хищении государственного имущества. Непонятно почему, но это известие оказалось для него самым неприятным. Пути назад уже не было. Ховард начал потихоньку закручивать гайки.
Ник вернулся в свой маленький домик в Метайри, подстриг газон и лужайку, которые уже порядком заросли, оплатил все счета, которые пришли за это время, и погрузился в невеселые мысли о будущем. Жалованье ему не выплачивали уже три месяца…
В какие-то моменты он уже был готов взяться за трубку и позвонить Ховарду. Это было так легко и так соблазнительно. “Э-э… Ховард, знаешь, я тут поразмыслил… Я был не прав пару дней назад… – слышал Ник собственный голос.
Но потом он думал о том, как будет рад этому Ховард, и понимал: нет, это выше его сил. Он просто не может себя заставить пойти на это.
Казалось, что надо сделать над собой всего одно усилие. Надо позвонить Салли. Ник набрал ее номер.
– Привет, – сразу отозвалась она.
– Привет, это я.
– Ник… – Салли плакала. – Ник, они сказали мне, что обвинят меня в шпионаже. О, Ник, как мне быть? Я же ничего такого не сделала. Как они могут…
– Послушай, Салли, они блефуют. Они пытаются таким образом завлечь меня в одно мероприятие, в котором они будут выглядеть, как герои. На Ховарда, наверное, очень сильно давят, чтобы получился именно такой вариант, поэтому он и пошел на это. Но ты не волнуйся. Я тебе обещаю, что все будет в порядке. Поверь мне. У них ничего нет.
Говоря это, Ник проклинал себя за то, что не может набраться мужества и сказать ей всю правду, что у них есть все, что они собираются казнить Боба, а их обоих упрятать за решетку и что уже никто ничего не сможет изменить.
– Но что же мне делать? – спросила она.
– Пока ничего. Посмотрим, что будет завтра на предварительном слушании. Там защита может потребовать, чтобы правительство предоставило все факты и улики, которые бы свидетельствовали об обоснованности вынесения наказания. Поэтому может быть назначено дополнительное расследование. По крайней мере, там мы увидим, к чему все клонится.
– Ник…
– Дорогая, я знаю, что это трудно, но надо немного потерпеть. Ты не хочешь пойти завтра в суд? Я бы с радостью за тобой зашел. Это не свидание, а…
– Хочу, хочу. Очень хочу. Заходи.
Эта ночь далась Нику тяжело. Это была худшая ночь в его жизни. Гораздо хуже, чем ночь после смерти Майры. Он не мог заснуть и ворочался до трех часов, беспрестанно думая о Салли, которая проведет двадцать лет в какой-нибудь дыре, о несчастном Бобе, которого посадят на электрический стул, о проклятом Ховарде, его любимчике Келсо и о старой мрази Мичаме, которые скоро будут праздновать свой триумф. Он представлял себе заголовки газет типа: “Сенатор Ховард Д. Ютей – человек, который расправился с Бобом Снайпером”. Сама мысль об этом приводила Ника в неописуемую ярость, и, когда он наконец заснул, ему приснилось самоуверенное лицо Ховарда, которое преследовало его всюду. Да, Ховард, ты охотился за мной с самой Талсы и вот теперь действительно загнал в угол. Какого черта ты тогда орал по рации?! Почему я тогда не попал?! Бедная Майра. Бедная Салли. Бедные женщины, которые, влюбляясь в Ника Мемфиса, делают большие ошибки.
