Боб, прищурившись, посмотрел на него.

– Это отличная винтовка, – сказал он. – И тот, кто делает для нее патроны, хорошо знает свое дело. Да, сэр.

Даже Пайн смотрел на него хоть и без особого удивления, но с любопытством, и в его глазах светился какой-то странный огонек.

– Неплохой выстрел, – признал он, и по его голосу можно было заключить, что он не раз видел или, может быть, даже сам делал такие безумно дальние выстрелы. Но Боб все еще чувствовал раздражение. Такое чувство обычно испытываешь после того, как проведешь ночь с продажной женщиной, а утром ненавидишь и презираешь себя за то, что заплатил за свое право обладать ее телом.

– Мистер Суэггер, с вами все в порядке? Если бы вы тогда служили в УБН, то имя Гарсиа Диего уже ушло бы в историю, а так он сейчас один из самых богатых людей в Колумбии.

Боб улыбнулся, пытаясь скрыть то странное чувство, которое он сейчас испытывал.

“Папочка, что же я наделал?” – вспомнил он свои слова, когда, первый раз выстрелив в оленя, попал ему в живот. Бедное животное умчалось, а он чуть не сгорел от стыда и ненависти к самому себе. Отец тогда сказал, что все в порядке, не стоит волноваться, а сам направился выслеживать раненого зверя, чтобы добить его. Тогда он блуждал по крутым склонам гор Уошито больше трех часов, разыскивая оленя по кровавым следам на земле. Отец говорил ему, что Господь всегда простит плохой выстрел, если будет знать, что вы охотитесь не для забавы, а для того, чтобы принести это мясо к своему семейному столу, когда он будет знать, что вы действительно любите то животное, на которое охотитесь, и чувствуете себя вместе с ним частичкой природы.

Ну а если Бог не хотел, чтобы человек охотился, то зачем же тогда он дал ему мозги и тот придумал порох для ружей и такую винтовку, как 70-я модель винчестера?

– А, наконец-то до меня дошло, где я нахожусь и что это за место, – сказал Боб, чувствуя, как внезапная догадка осенила его мозг. Теперь он знал, чего они хотели. – И знаете, что я понял? То, что вам надо как можно быстрее сбегать за вашим хреновым полковником и немедленно привести его сюда. Думаю, он сможет объяснить мне, зачем вы суете меня во все это дерьмо и стараетесь превратить в того желтомордого ублюдка, который охотился на меня во Вьетнаме! – Он повернулся и свирепо посмотрел на них: – Эй вы, ублюдки сопливые, вы засунули мою душу в шкуру того снайпера, который искалечил меня и убил моего лучшего друга!

Он чувствовал, что заводится, как перед дракой.

Повернувшись, Боб резко двинул прикладом винтовки Пайну в лицо. От такого удара тот сразу же свалился на землю и стал выплевывать зубы вместе с кровью. Во время удара звук был такой, как будто стальной линейкой ударили по куску говядины. И без того отвратительное плоское лицо Пайна оказалось совершенно изуродованным. В его маленьких свинячьих глазках засветился настоящий страх. Боб наклонился и вытащил у него из кобуры укороченный “Ремингтон 1100”, потом достал из магазина шесть красных патронов и бросил их в пыль. Ненужную винтовку он зашвырнул далеко назад.

– Мой пес не любит вас, мистер Пайн, и я – тоже. Мне не нравятся люди, которые таскают с собой семизарядный ремингтон с отпиленным стволом, к тому же заряженный двойными патронами 12-го калибра, потому что такие люди, если стреляют, то всегда попадают в цель. – Боб резко повернулся к Хатчеру и увидел застывшее на лице этого человека удивление. Тот был шокирован неожиданной грубостью и жестокостью Боба.

– Вы еще здесь? Бегом! Со скоростью кенгуру! Живо за своим уродом-полковником! И ведите его сюда, или я поджарю вашему старине Пайну задницу еще до того, как сядет солнце!

Боб стоял и смотрел вслед убегавшему Хатчеру.

Майра умерла во вторник в 11.43. Ему позвонили из госпиталя прямо в Управление. Это был доктор Хилтон. Ник просто сказал:

– Да, хорошо, я сейчас буду.

– Ник, она была без сознания. Ты ничего не мог сделать, поэтому не вини себя ни в чем.

– Да, но я должен быть там.

Как сообщили врачи, ухудшение произошло, скорее всего, где-то в конце недели. Она потеряла сознание и так и не вышла из коматозного состояния в течение этих десяти дней. В принципе, это не было неожиданностью, но когда в вашей жизни случается нечто подобное, то наступает такое огромное душевное опустошение, которое невозможно себе представить, если вы не пережили этого сами. Ник был оглушен тяжестью свалившегося на него горя и, сидя здесь, в Управлении, как бы издалека слышал доносящиеся до него бестолковые разговоры о повседневной жизни. Он вспомнил, что в последние дни, когда Майра еще была в сознании, она сама говорила ему, чтобы он крепился и был готов к тому, что ее дни уже сочтены.

Она все время просила его не расстраиваться, уверяя, что чувствует себя не так уж плохо, и он сделал все, что сделал бы на его месте настоящий мужчина, – выплатил свой долг сполна. И до конца. Она говорила, что то, что с ней случилось, было ценой, которую она заплатила за обретенное счастье, потому что, если бы этого не произошло, у нее никогда не было бы Ника, и она благодарила свою судьбу и была счастлива, что все случилось именно так.

Теперь ему надо было пойти и хоть как-то расслабиться. Такой была Майра. Она никогда не просила ничего лишнего, да ничего лишнего и не видела в своей жизни, спокойно переживая все выпавшие на ее долю трудности. Она никогда не жаловалась на жизнь, как это делали те, которые имели гораздо больше, чем она. Он очень хотел, чтобы она сейчас оказалась рядом с ним, потому что за долгие годы совместной жизни он привык полагаться на нее в трудных ситуациях, впрочем, так же, как и она на него. Боже, что за глупость: он хочет, чтобы его жена помогла ему пережить ее собственную смерть.

Ник встал и, подойдя к Хэпу Фенклу, сказал, что ему надо ненадолго отлучиться и, возможно, он немного задержится.

– Майра? – спросил тот.

– Да, наконец-то. Она отмучилась.

– Ник, старина, хочешь немного валиума или еще чего-нибудь, а?

– Нет, не надо, все нормально.

– Какие у тебя проблемы? Может, в твое отсутствие я смогу заменить тебя и выполнить какое-нибудь особое задание? Что-нибудь крутое? Арестовать одного или двух с поличным? Ты же меня знаешь, я люблю такие приключения. В духе спецназа.

Это была шутка. Хэп был ростом пять футов, весил всего около 150 фунтов, в то время как Ник был человеком крепким и сильным, к тому же являлся чемпионом по дзюдо – имел черный пояс и считался самым лучшим стрелком в Управлении. Но Ник даже не улыбнулся – в этот момент он как бы отключился на секунду. Он встряхнул головой, постарался прийти в себя.

– А? Нет, не надо. Все как обычно. Я слежу с Мики Сантагом за колумбийцами по всему городу, вот и все. Сегодня Мики на стрельбище, сдает зачет по программе СВИТ. Я просто собирался до его возвращения протолкнуть тут кое-какие бумаги.

Хэп был главный инспектирующий агент в Новоорлеанском управлении полиции, к тому же очень классный парень. С ним было легко найти общий язык по всем вопросам. Он специализировался по организованной преступности, а Ник отвечал за наркотики. Работа Хэпа всегда проходила бок о бок с деятельностью УБН. Он обладал редким умением дипломатично обращаться с людьми, плюс умел ладить с теми, кто работал в так называемом “суперкрутом Управлении”. В общем, на него можно было положиться. Поэтому у Ника не возникло никаких проблем с тем, чтобы оставить свое рабочее место и съездить в госпиталь.

Они ее еще не трогали.

– Если вы не против, я бы хотел на минутку остаться с ней наедине, – сказал он сестре.

– Да, конечно. Но нам скоро надо будет везти ее в морг.

– Да, я знаю.

Сестра вышла. Ник осмотрелся по сторонам, чувствуя, что ненавидит эту проклятую комнату. Она была такая же, как и все те комнаты, в которых он провел свою жизнь, – огромная и безликая. На стенах висело несколько репродукций, и в воздухе стоял сильный запах дезинфицирующих средств и пластика. Да, он ненавидел эту комнату, Майре же, насколько он помнил, все это было безразлично. Ее никогда не волновали вещи подобного рода.